У меня закружилась голова, когда я попыталась вспомнить, как дышать. Огромный глаз вращался в глазнице. Я смутно ощутила еще одно движение, чего-то более крупного. Что-то почти непостижимо огромное шевельнулось в пустой черноте пещеры. Тусклое красное свечение исходило откуда-то издалека, надо мной.

— И ты пришла остановить меня, Карен, дочь Элизабет, внучка Клэр, из рода Орлеанских?

Красный свет пульсировал и плавал вокруг меня. На мгновение мне показалось, что я почти вижу их: свою маму, ее мать и ее бабушку, шеренгу женщин, уходящих в темную даль пещеры. Я покачала головой и впилась ногтями в ладони, острая боль прояснила зрение.

— Нет, — ответила я. Мой голос звучал очень тихо. — Я пришла не для того, чтобы кого-то останавливать.

Существо пошевелилось, и его массивное тело издало звук, очень похожий на вздох.

— Тогда уходи. — Огромный глаз начал закрываться.

— Подожди! Нидхёгг!

Глаз широко раскрылся, снова сосредоточившись на мне. Воздух потеплел, когда огромная тварь уставилась на меня.

— Я здесь из-за… то есть я ищу… — пробормотала я.

Где-то далеко за моей спиной послышался скребущий, царапающий звук.

— Да. Я знаю, почему ты здесь.

Он замолчал. Пульс стучал в ушах.

— А он… Вали еще жив?

Снова этот прерывистый вздох. Его глаза сузились.

— Я не могу убить хранителя Хротти, как бы это не было приятно.

Облегчение затопило мое измученное тело. Вали был жив. Слава всем Богам, Вали был жив.

— А где он сейчас? — прошептала я.

— О, от него почти ничего не осталось, Карен из рода Орлеан.

Мой желудок сжался.

— Где он? — спросила я.

Глаз откатился назад, чтобы сфокусироваться на мне, и воздух между нами стал еще теплее.

— А тебя, — сказал Нидхёгг. — Тебя я, конечно, могу убить.

Ну и черт с ним. Я вспомнила, как Зак предлагал мне лыжную палку, а потом представила, как я размахиваю своей маленькой, обмотанной клейкой лентой лыжной палкой над головой перед этим огромным огненным глазом. Это была такая глупая идея, что я даже рассмеялась.

Его глаза сузились. Воздух в пещере становился невыносимо горячим. Я вспомнила, как Колин предлагал мне медвежий спрей, и снова фыркнула от смеха. Карен Макдональд отправилась убивать дракона лыжной палкой и спреем, отпугивающим медведя гризли.

Я умру, жалея, что у меня нет гребаной лыжной палки и баллончика с медвежьим спреем.

Я сорвалась. Я начала истерически хохотать, безудержно, отчаянным лающим, кашляющим смехом, который звучал почти как боль. Я смеялась так громко, как не смеялась уже много лет, пока слезы не покатились по щекам, а бока не заболели.

— Большинство людей кричат, — проскрипел голос, как только мой безумный смех утих настолько, что я смогла перевести дыхание. — Они молят меня о пощаде. И все же ты смеешься. Ты странное маленькое создание, Карен из Орлеана.

Я вытерла слезы со щек, ребра болели.

— О, меня называли гораздо хуже, — сказала я. — Теперь, разве ты не собираешься убить меня?

Глаз переместился, и воздух стал немного прохладнее.

— Возможно, — сказал Нидхёгг.

Темнота внезапно вспыхнула, превратившись в красно-оранжевое пламя, и я зажмурилась, подняв руки, чтобы прикрыть лицо. Но ничего не произошло. Сделав несколько медленных вдохов, я открыла глаза.

Кто-то стоял передо мной, человеческая фигура, одетая в темные джинсы и обтягивающую красную рубашку. Сначала я подумала, что это женщина, но потом он повернулся ко мне лицом, и я поняла, что совершила ошибку. У него была плоская мускулистая грудь и узкие бедра.

— Или, может быть, мы заключим сделку, — сказал Нидхёгг.

Я кивнула, во рту у меня пересохло.

Нидхёгг приложил палец к губам, и от этого жеста у меня по спине пробежала странная дрожь.

— Полагаю, я могу дать тебе то, что ты хочешь. Но… — он одарил меня хищной улыбкой, полной зубов.

Затем Нидхёгг резко повернулся, сделал шаг назад и снова повернулся ко мне лицом. Я моргнула, голова у меня шла кругом. Я пристально смотрел на женщину. Как я могла подумать, что она мужчина? Лицо у нее было круглое, а грудь безошибочно выпуклой.

— Ты должна попытаться остановить меня, — сказала она ровным, как мед, голосом.

— Ладно, — пробормотала я. — А как же я…?

Она улыбнулась, и мир погрузился во тьму.

Я ахнула. Воздух рвал мне горло, заставляя кашлять. Паника захлестнула меня изнутри, и я задохнулась, когда что-то твердое прижалось к моему носу.

— Теперь полегче, — произнес низкий мужской голос. — Легче.

Сильные руки схватили меня за плечи, и кто-то перевернул мое тело на спину. Больница, подумала я, и паника пронзила мое тело подобно электрическому току. Неужели я снова в больнице?

Мне потребовалось гораздо больше усилий, чем я ожидала, чтобы заставить себя открыть глаза. Я сделала еще один тяжелый вдох, мое бешеное сердцебиение стихло, когда я наполнила легкие. Я смотрела на бледно-бирюзовое небо, испещренное высокими нежными перистыми облаками. Рев и грохот волн эхом отдавались в моих ушах. Воздух был холодным и тяжелым, с резким соленым привкусом.

Неужели я умерла? Был ли в загробной жизни океан?

— Вот. С тобой все будет хорошо.

Я повернулась на голос и увидела раскинувшийся внизу каменистый пляж. Рядом со мной сидел мужчина и смотрел на волны. Старик. Нет, погодите, может быть, и не старик. Возможно, он был моего возраста, плавая в том странном лимбе среднего возраста, который может быть где-то от конца двадцатых до начала пятидесятых.

— Где… — голос царапнул горло, и я начала сильно кашлять. Мужчина не обращал на меня внимания, пока я не перестала кашлять, и я, дрожа, лежала на камнях.

— Ну вот, — сказал он. — Полагаю, ты пойдешь за ним.

Я с трудом заставила себя сесть.

— Что?

Мужчина повернулся ко мне лицом. С неприятным потрясением я заметила, что его правая глазница пуста.

— Он пошел вон туда, — сказал он, указывая через плечо. — Думаю, он будет держаться поближе к воде. Делай все, что можешь. Я не жду многого, но если ты сумеешь отобрать у него этот меч, то будешь вознаграждена.

— Вали. — Мое сердце заколотилось, как волна. — Так он здесь? Он все еще жив?

Мужчина ухмыльнулся мне, и его одинокий бледно-голубой глаз сверкнул. А потом он исчез. Только что я смотрела в его пустую глазницу, а в следующее мгновение осталась одна на каменистом пляже, прислушиваясь к грохоту волн о берег и одиноким крикам чаек далеко наверху. Я вздрогнула. Я замерзла, проголодалась и очень, очень устала.

Чувство голода убедило меня, что я не умерла. Я могла бы понять, что устала или замерзла, если бы была мертва. Но это была слишком большая натяжка, чтобы думать, что мертвые будут голодны. Сделав несколько глубоких вдохов, я с трудом поднялась на ноги. Передо мной предстал океан, мягкие волны которого зеленого и сланцево-серого цвета простирались до самого туманного горизонта. В облаках, плывущих над волнами, мерцала слабая радуга. Я обернулась и увидела яркие зеленые холмы, поднимающиеся навстречу темному сосновому лесу.

Там было… что-то. Я прищурилась и поднесла руку ко лбу, чтобы прикрыть глаза. Да, вот оно опять. Быстрая, отражающая вспышка света где-то на склоне холма. Мое сердце сжалось в груди.

— Вали? — прошептала я.

Я покачала головой и уставилась на пляж. «Он пошел туда», — сказал мужчина, и это почему-то казалось правдой. Казалось, что Вали был там, между грохочущим прибоем и зубчатыми скалами.

— Вали, — произнесла я волнам и густому соленому воздуху. — Держись. Я уже иду.

Мои ноги болели, пока я хромала по каменистому пляжу. Каждый мускул тела ныл от тупой, всепроникающей боли, будто я пыталась пробежать марафон накануне. Вдали вырисовывался огромный утес, отделяя океан от изумрудно-зеленых холмов. Я, молча, разглядывала его в течение нескольких минут, прежде чем решила остаться на пляже. Солнце клонилось к далекому лесу, и с каждым шагом в моей груди крепко сжимался узел дурного предчувствия. Слова Нидхёгга эхом отозвались в моей голове.