Когда мы вошли на кухню, Соня уже разбивала яйца поверх подрумянившейся колбасы, а директор с грустным видом сидел за столом. На противоположном от него конце стоял открытый пакет из-под продуктов, а рядом валялась тысячная купюра. Мужчина же грустно вещал:
— Вот почему женщины такие моралистки? Ну какая разница из какой двери кто с утра вышел? Но нет же! Нормы, приличия, нравы… Вот ни один! Ни один мужчина за то время, пока я здесь работаю, ни разу не высказал своего неодобрения. Почему женщинам-то вечно что-то не нравится?!
— Потому что мужика нет, — философски заметила я и присела рядом с пакетом. Тысячу тут же по-хозяйски прибрала — потом Соне отдам, нечего деньгам на столе валяться — и спросила: — У нас нынче яичница такая дорогая?
— Это за неделю, — хихикнула напарница.
М-да, компания оголодавших начинает разрастаться. Как бы к концу следующего месяца мы не организовывали тут дежурства всем преподавательским составом.
— Я, может, так кадры удерживаю? — продолжал бушевать директор. — Вот не встречался бы Ваня со старшеклассницами, глядишь, давно бы подался в Иркутск, закрутил бы роман с одной из дочерей Зеленских — там, говорят, красавицы на любой вкус и цвет — и работал бы уже на своей фабрике замдиректора.
У меня мурашки пробежали по спине, Соня заинтригованно посмотрела на нашу компанию. Мой парень нахмурился и твёрдо ответил:
— Я уже много раз тебе повторял, я не хочу получать работу таким способом. Мне не нравится ни идея жениться ради должности, ни возможность получить работу по блату, а не из-за собственных заслуг.
— В общем, взбесила прямо с утра! — подытожил Валерий Валерьевич, игнорируя последнее высказывание, и решил: — Надо чайка хлебнуть нашего, успокоительного. Вам налить?
Гробовая тишина грозила выдать нас с головой перед стенами, у которых, скорее всего, и тут уши. Что Соня, что Ваня посмотрели на меня, поэтому я поняла: помощи ждать неоткуда. Пришлось экстренно импровизировать:
— Мы термос в номере забыли. А вы принесли?
— Да зачем термос? — искренне удивился директор. — Кто-то из знахарей каждый день заваривает чайничек здесь — вдруг кому захочется. Я потом просто кипяточком разбавляю, и всё.
— В каком чайничке? — заинтересовалась я. Надо будет завтра нейтрализатор кинуть, чтоб не только мы эту дрянь пить перестали.
— Да вон в том. В синем, с подсолнухами, — указал Валерий Валерьевич, а остальные уставились на несчастную посудину как на врага народа. — Разольёшь, Лид?
С обречённой покорностью я встала. Соня посмотрела на меня, вздёрнув бровь — я на всякий случай отрицательно помотала головой. Ваня попытался было заикнуться, что лучше компот, но я категорично поставила перед ним чашку, заверяя в полезности. Нет, нет, нет! Пусть думают, что мы пьём. Наверняка здесь тоже целая цветочная поляна.
К счастью, директор ел с таким аппетитом, что манёвра Сони с внезапно исчезнувшим из кружки чаем, не заметил. Ваня, приободрившись, начал тем же способом постепенно убирать своё. И я одна сидела как дура, потому что не знала этих чар.
— Софья Гавриловна, вы божественно готовите! — внезапно обернулся к моей напарнице Валерий Валерьевич, чем я и воспользовалась, нагло вылив свой чай в горшок с геранью.
— Это же всего лишь яичница, — опешила Соня, не понимая, чем вызван бурный восторг.
Зато мы с Ваней сразу смекнули, на кого решил переключить своё внимание директор с учениц. Только вот не знаю, получится ли у него что-то. Сашка ведь буквально недавно умер.
Дальше были дифирамбы насчёт самой вкусной яичницы на свете, а у меня почему-то резко испортилось настроение, стоило вспомнить о покойном. На уроки я шла хмурая, да и на самих занятиях витала в облаках, рассуждая о жизни и смерти. И только когда увидела в коридоре хищно стреляющую в меня глазами Катю, немного оживилась. Она явно искала предлог, чтоб подойти, но ничего толкового не находила. А просто так, по-дружески, подлететь при всех опасалась.
— Привет! — сама подошла я к ней. — Ты же хороша в оборонке? У меня одно заклинание не выходит. Наверное, косячу с интонацией. Поможешь?
— Конечно! — обрадовалась Катя. — На следующей перемене возле входа?
— Договорились!
Урок, как ни странно, закончился быстро, никто меня не задерживал, но Катя уже ждала. Она собиралась выдать мне всё, как только увидела, но я жестом попросила её пока помолчать, отвела за угол, но подальше от стен и деревьев, и, наконец, наложила заглушающие чары.
— Рассказывай! — велела я, и из Кати полилось:
— Короче, этот любовник дурит нашей Яне Владимировне голову. Автомобиль принадлежит службе проката, в аренду его брал вообще левый тип — нам фотографию с прав показывали. Я вот только не могу понять, зачем всё это, она ведь давно не богатая наследница.
Затем, чтоб я не лезла к этой мадаме, спихнув её серёжки на подставного любовника. Только дёшево это всё выглядит. Лучше бы они ничего не делали, а так только след подбрасывают.
— А контакты арендатора не вычислили?
— Лид, ты прямо как участковый мыслишь! — восхитилась Катя, а я прикусила губу. — Он тоже сказал, что контакты пробить надо, но это дело не быстрое. Просил через пару дней забежать. Ты же не против, если опять мы пойдём?
От азарта и нетерпения она аж подпрыгивала. В такой ситуации я бы, конечно, отправила кого другого — слишком много эмоций делу вредят, — но вмешивать других людей не имело смысла. Конечно, я теперь могла выходить сама или отправить Соню… Но к Кате, по-моему, внимания меньше.
— Не против, только, пожалуйста, даже с Альбертом не обсуждайте на территории школы то, что узнаете.
— Оу, — протянула гусыня, оглядываясь по сторонам.
— Сейчас вокруг нас чары. Я надеюсь, никто не слышит.
Но не исключаю, что здесь кто-то мог подснежники прямо закопать.
— Ох, настоящее расследование, — чуть не захлопала от восторга Катя. Правда, судя по энтузиазму, она явно не догадывалась, что именно мы расследуем. — Я всегда хотела стать следователем, но даже представить себе не могла, что ввяжусь во что-то серьёзное до выпуска.
Я не стала говорить, что ей повезло. Что работа следователя, к тому же ежедневная, довольно скучна и отличается от всех тех детективных историй про британских авроров или польских ведьмаков. Я просто мило улыбнулась и свернула беседу.
Остаток учебного дня я просидела, постукивая ручкой по столу. Макс, кажется, сходил от этого с ума, но претензий не высказывал. Мне вообще никто никаких претензий последнее время не высказывал — все только здоровались и мило улыбались.
Каким боком в этом замешана Яна, и зачем средненькая вещунья нужна людям, которые варят зелье, я не знала. Как вариант, конечно, убрать отсюда более сильных учительниц по этому предмету, но какой-то слабоватый повод для стоимости бриллиантовых серёжек. Да и… сколько расчётами не занимайся, а не стоит столько ни одно из найденных мной зелий, если делить сумму хотя бы на пару человек. Может быть, я зря на этом зациклилась? Может, пробить этот самый странный мистический фон?
Так я и решила сделать, отправившись в библиотеку. Но до читального зала не дошла, остановленная странной картиной. На директора орало, размахивая руками, нечто среднее между мужчиной и женщиной. Не сразу до меня дошло, что это один из травников-хозяев лавки — очевидно мой мозг попытался забыть о них как о ночном кошмаре.
— Вы волшебник или как? — возмущался травник. — Почему у вас весь день работают люди с чномсовскими перфораторами?!
— Буду я ещё тратить волшебные силы на ремонт, — спокойно ответил Валерий Валерьевич. — Так и нервный тик недолго заработать. И вообще в могилу слечь.
— Да от одного звука этой вашей бормашины для ремонта можно психом стать! Жу-жу-жу! Весь день, с утра до ночи! Того и гляди, станете психом, как ваш предшественник! Тоже будете на людей бросаться с криком: «Отдай мне своё сердце!»
Надо же, как в детской пугалке. Ничего смешнее придумать-то это чудо не могло?