Игнатиус вглядывался в девушку так пристально, что она, видимо, почувствовала это, и поспешила к ближайшему подъезду, но, прежде чем она скрылась, в глазах его на мгновение вспыхнуло пламя. Игнатиус взмахнул рукой, срывая невидимый покров, и в тот же миг вокруг девушки засиял бело-голубой свет. Но дверь подъезда захлопнулась, и улицу снова затопила полутьма.

Верховный Хранитель не верил своим глазам. Уже несколько веков он не видел душу седьмой ступени.

Воздух вокруг Игнатиуса взметнулся вихрем, и только тут он заметил посреди детской площадки с единственными сломанными качелями дворника в грязной спецовке и с метлой. Несмотря на поздний час и дождь, дворник усердно мел вытоптанный пятачок земли. И чем сильнее были взмахи метлой, тем яростнее становились порывы ветра, бьющие Игнатиуса в лицо.

— Этот вечер преподносит сюрпризы, — проворчал Хранитель.

Он попытался мысленно коснуться дворника, понять, что это за человек, увидеть его свечение. Но наткнулся на сплошную, монолитную бесцветную силу, нерасщепляемую, без желаний и мыслей, сгусток энергии — древней, грубой и бездумной.

Метла, чиркая, сделала еще несколько взмахов, а потом дворник с силой стукнул ею о землю, и ветер начал закручиваться вокруг Игнатиуса, грозя задушить сыростью, лез в ноздри и рот, мешал дышать.

Сжав тонкие губы, Игнатиус взмахнул рукой, призывая пламя, которое должно было разметать невидимые стены, но они оказались прочнее камня.

Если бы кто-то в эту минуту проходил мимо, он стал бы свидетелем того, как вокруг черного силуэта бушует пламя, пытаясь вырваться из прозрачных, ограничивающих его, стен. Но никого, кроме дворника с остекленевшим взглядом и мужчины в огненных клубах, не было. Исчезла даже одинокая женщина с букетом цветов.

Пламя опало, не причинив ни малейшего вреда ни хозяину, ни преграде. Неожиданно дворник оказался совсем рядом — до него было несколько шагов, и он, волоча за собой по асфальту метлу левой рукой, уже поднимал правую с широко растопыренными грязными и заскорузлыми пальцами. Казалось, он сожмет кулак и…

Но Хранитель уже таял в воздухе, не особо заботясь о том, какое впечатление производит его бегство. Его соперник простоял пару минут с не до конца поднятой рукой, глядя на пустое место, а потом развернулся и медленно поплелся в темноту.

Как только за Игнатиусом захлопнулся люк, Дионий снова ступил из огненного портала на крышу. Пока он разговаривал с Хранителем, кольцо на его левой руке остыло, от золотых нитей потянуло сквозняком.

Вот уже две сотни лет не было этого знака. Как измельчали люди! Кольцо просыпается только в присутствии сильной души, яркой как звезда. Но почему-то Дионий не видел ее, а ведь свечение такой силы должно было залить весь квартал.

Дионий снова взглянул на улицы, где шары оранжевых фонарей и бледные фары машин сливались с повседневной человеческой суетой. Это все был хлам, шлак, посредственность.

Неожиданно Дионий вспомнил, что он уже очень давно голоден. Если ты бессмертен, это не значит, что ты не хочешь есть и пить. Но в Пустынных Землях ничего нет, а человеческая пища не утоляет голода. Только души, яркие, чистые, светлые души. Раньше их было много, праведников. Ах, как было прекрасно дразнить их богатством, властью, бессмертием, любовью, побеждать — и хватать тонкую испуганную душу…

От воспоминаний Диония отвлекли. За спиной раздался вздох, а потом кто-то сладким голосом произнес:

— Мой господин, все громче слышен ропот,

В чертогах ваших зреет недовольство,

Вассалы непослушны и угрюмы,

И не сегодня-завтра вспыхнет бунт…

— Довольно, Велиор! Заканчивай нести… — Дионий обернулся, сделал паузу, но не смог подобрать достойного этого случая слова и махнул рукой. — Твоя лесть меня не проведет. Говори прямо.

Демон лжи согнулся в почтительном поклоне. На вид он был молод и хорош собой — и мог бы без подготовки, не посещая гримерной и костюмерной, сыграть Дон Жуана в любом театре.

— Голод, мой повелитель, — кротко ответил Велиор и поклонился еще ниже, — к тому же Башаар хочет спустить свою свору. Он говорит, что теперь людей много, очень много…

Жестом Дионий прервал помощника. Он и сам думал об этом. А что если души людей утратили яркость не только из-за образа мыслей, а потому, что их стало слишком много? А что если сумма светимости душ — величина постоянная? Как площадь планеты. Как объем атмосферы. Как запасы мирового золота…

— Ступай, Велиор. И скажи всем, что скоро у нас будет славная трапеза.

Демон расплылся чернильным пятном, а затем исчез.

Голод. Он был вечной проблемой в Пустынных Землях. Если бы демоны могли пожирать друг друга, их давно бы уже не осталось. Но они реяли над холодной пустыней, безумные от голода, обреченные до конца времен испытывать эту муку. Вечность назад один человек проник в Пустынный край. Что с ним случилось потом, Дионию неизвестно, но по следам человека в мир смертных прошли несколько мелких бесов, которые попали в лапы более сильных демонов и под пытками, невыносимыми даже для бессмертных духов рассказали о тропе Человека.

Легионы проклятых ворвались в мир людей. Дионий был первый среди них, жестокий, сильный, не знающий пощады. Но он же первый и, возможно, единственный понял, что, если не обуздать кровожадный сброд, людей не останется. И тогда земной цветущий мир станет вторыми Пустынными Землями, выжженными и холодными.

В помощники он выбрал себе двух могущественных демонов — Велиора и Башаара. Они изгнали демонов за пределы мира людей и сделали так, что только им была открыта дорога между мирами. Велиор и Башаар были поставлены надсмотрщиками над полчищами бесов, и только они могли похищать души, чтобы кормить обитателей Пустынных Земель. Дионий ждал (он знал, что когда-нибудь это обязательно случится!): однажды людей станет так много, что он сможет выпустить всех бесов на свободу. Они поселятся в этом мире и никогда больше не испытают голода. Забудут Пустынные Земли. Но пока людей было мало… Их нужно было охранять.

Дионию иногда казалось, что он похож на садовника: он бродил по земле, как по саду, внимательно вглядываясь в души каждого из живущих на ней, словно это были ростки. Именно тогда он заметил, что сияние вокруг людей может быть разным. Чем ярче была душа, тем лучше она утоляла голод — достаточно было протянуть руку.

Люди оказались интересными существами. Дионий вспоминал скучный серый мир Пустынных Земель и вечные стоны демонов — как это было не похоже на яркую, полную радостей и разочарований человеческую жизнь. Страсть, азарт, охота привлекали Диония. Он видел, как люди рискуют жизнью, видел, какая тонкая грань отделяет их от смерти, и невольно восхищался ими.

Но ему было не с кем состязаться в этом мире, кроме себя. И тогда он придумал игру, интереснее, чем шахматы, острее, чем охота на крупного зверя. Он дал людям правила и, назвавшись Властелином, запретил их нарушать. Пожалуй, это было наилучшей шуткой, на все времена. Никто, даже сам Дионий не мог предположить, чем все это обернется. Неразумный садовник случайно нашел чудесное средство для своего сада. Если человек следовал правилам, душа его сияла ярче. Если же нет — тускнела.

Никогда еще кот не играл так с добычей, как играл Дионий с человечеством. Ничего не было слаще, чем душа праведника, который оступился: нарушил заповедь или был подкуплен демоном…

Кольцо неожиданно дрогнуло на пальце Диония. По тонким нитям побежал иней. Это означало одно — добыча была рядом. Хищным взглядом Дионий вгляделся в перекрытия и этажи… вот оно! На балконе между девятым и восьмым этажом Дионий чувствовал движение, но почему-то ни малейшего проблеска, даже наитусклейшего, невозможно было разглядеть. Но именно туда тянуло Диония кольцо, и арктический холод, идущий от камня, покалывал его в том месте, где у человека находится сердце.

Не поднимая руки, Дионий резко распрямил пальцы, и тяжелый замок сорвался с решетки и грянулся о бетон ступенек.