Пожала плечами и виновато улыбнулась.
— До Великой смуты крестьяне и горожане стонали под тяжестью налогов, так как на военные компании необходимы были деньги, а шаткий мир достигался путем взаимовыгодных браков с соседями, которые впрочем, не спешили помогать новообретенным родственникам. Нашей стране приходилось не раз и не два участвовать в войнах, тогда и сложилась слава васконцев как непримиримых и отважных воинов.
— Одна из королев прошлого — княжна из Руссы, — радостно вставила я, припомнив интересный урок.
— Да, вы правы. Она привнесла весьма многое в нашу страну. Но были и другие династические браки: со Швейлой, с Варварикой и даже Спанией. Мать Луи Первого была спанкой и сестрой тогдашнего короля. Собственно, когда муж королевы Изабеллы умер, не оставив завещания, между его детьми и разгорелась настоящая борьба за власть. Старшая дочь королевской четы, Анна-Мария, если вы вспомните, весьма похожа статью на мать и всю спанскую родню, как раз готовилась к браку с королем Швейлы Эриком. Но судьба стать женой престарелого короля не прельщала Анну-Марию и она, при поддержки матери и спанцев, решила устроить переворот. Началась гражданская война. Чужая королева, мадемуазель Эвон, никогда не поставит интересы Франкии превыше свой родины, а Изабелла-спанская пеклась только о нашем соседе.
Я кивнула. Выдай меня сейчас замуж в чужую страну, я тоже думала бы только о Франкии. Как можно вычеркнуть родину из памяти? Даже при том, что получается королева была врагом (она же хотела спанского господства на нашей земле), я не могла ее осуждать.
— Спанцы заявили, что имеют серьезные притязания на трон и даже предложили Анне-Марии жениха из своих. Принц-консорт при правящей королеве! И всего-то нужно было устранить остальных конкурентов на трон. Двух братьев: Луи и Жана. Луи, наш будущий король, будучи младшим сыном, по обычаям того времени готовился к принятию сана. Он обладал даром-говорящего-с-книгами, как и вы, мадемуазель, а потому серьезно не рассматривался отцом как будущий король. Во главе государства должен был стоять сильный маг, который бы мог вести за собой войска и служить примером для солдат. Вот Жан весьма подходил на эту роль — у него был дар огневика и армия его боготворила.
Я с интересом следила за месье де Грамоном, который во время рассказа отошел к окну и сел на подоконник. В отличие от нашего учителя, менталист рассказывал куда более живо и интересно. Я на минутку представила, как «Цепной пес» ведет у нас урок и едва не рассмеялась. Конечно, всеобщее внимание ему было бы обеспечено, но боюсь ответить домашнее задание перед де Грамоном мне смог бы даже самый лучший ученик. Отчего-то, когда речь заходила о менталисте, все предпочитали переходить на шепот.
— Не отвлекайтесь, мадемуазель, — строго оборвал мои мечтания мужчина. — Уже в те времена Спания активно сжигала на кострах почти всех, кто обладал даром, хотя это правило не касалось детей до десяти лет, когда талант едва успел проявиться. Такие маги, воспитанные в определенном ключе, становятся грозной силой, фанатично преданной своей стране. И когда отряды Инквизиции вступили на территорию Франкии…
Продолжения не требовалось, уж очень выразительная мимика была у менталиста. Определено ничего хорошего это Франкии не принесло. Мне сразу вспомнились витражи на стенах балкончика — не очень веселое было время видимо.
— Гражданская война основательно опустошила не только казну, но и кошельки крестьян: нас ждал голод, болезни и мор скота. Люди устали от бессмысленных сражений и некоторые добровольно присягали Анне-Марии, признавая права Спании. В стане оппозиции завелись предатели. Итог был печален — спустя пять лет противостояния спанцам удалось загнать в угол и убить дофина. Смерть принца Жана, как казалось, знаменовала полную победу Анны-Марии — принцесса заняла главный дворец и уже почти готовилась к коронации, оставалось только одно препятствие.
— Луи Первый, — сказала я шепотом, зябко поежившись.
Мне было жутко: картинки событий прошлого вырисовывались в цельную картину, словно я сама была там. Затянутые в плащи фигуры в ночи, сборы уставших, измученных крестьян, сговор о предательстве, сверкнувший в пламени кинжал, оборвавший жизнь принца Жана…
— Вы правы, мадемуазель. Будущий король как раз находился в летней резиденции, в горах. Именно там была самая большая библиотека, где принц изучал теологические труды. А что у нас в горах?
— Васконцы, — ответила, начиная что-то припоминать из старых горских сказок.
Наша повариха частенько рассказывала их в общей зале. Меня до определенного возраста никто не гнал от слуг, отец не считал это чем-то страшным, а дед и подавно не был против. Уже позже, когда появилась нянюшка, мне сказали, что не дело это будущей виконтессе проводить вечера среди черни. Меня это впрочем не останавливало и я, забросив вышивание, пробиралась в общую залу, чтобы послушать захватывающие истории старины. Нянюшки самой никогда не было на месте, а потому поутру она лишь сокрушалось тому, как мало я успела вышить перед сном.
«— … и собралось горцев бесчисленно, так что глянь вокруг, каждый холм, каждый склон горы усеян васконцами. Пришли все, от мала до велика, послушать, что скажет принц. Был юноша неказист и бледен, но взгляд его был твердый…»
Теперь все вставало на свои места.
Горцев, до Великой смуты, мягко говоря, не жаловали, хотя васконцы и славились как превосходные воины — считалось, что мои соотечественники шумные и драчливые. А кому нужен солдат, постоянно нарывающийся на драку? Дедушка всегда говорил, что васконцев начали уважать именно при Луи Первом, и что честь эту мы заслужили потом и кровью.
— Васконцы недолюбливали королевскую семью, хотя и всегда участвовали в военных походах Франкии. Горы скудны на урожай и очень часто единственный заработок горцев был военные трофеи. Война была прибыльным делом, мадемуазель.
Я сжала губы в полоску и распрямила плечи. Словно месье де Грамон осуждал моих предков за это! Но разве подобный подход не был вызван нуждой?
— Не хотел вас обидеть, мадемуазель. Итак, когда к васконцам обратился Луи Первый, горные кланы не испытали приступа радости: они не видели в принце силы и власти, как в его брате. Но, знаете, Луи был великолепным оратором. Он сказал прочувственную речь и все васконцы, как один, присягнули будущему королю.
Нет. Все было не так.
Я помнила слова из сказки, которую знает каждый васконец, хотя и вряд ли связывает с Луи Первым.
Принц опустился на колени перед молчащими горцами. Если бы Луи Первый просил отвоевать ему трон, убить Анну-Марию, хоть что-то ради своего тщеславия, горцы все так же молча развернулись бы и ушли, но принц просил не для себя — для Франкии, своего народа. И в наступившей тишине, один из вождей кланов, поднял руку с зажатым в ней кинжалом, и прозвучало хриплое: «до победы». Один за другим поднимали вожди руки и скоро горы содрогнулись от хора тысячи глоток.
Вместе с воспоминаниями детства в голове замелькали образы из сказаний, настолько осязаемые, что даже месье де Грамон замолчал, не иначе как вместе со мной вглядываясь в хмурые, грубые лица васконцев.
— Не знал, что ваши соплеменники до сих пор помнят, — усмехнулся месье де Грамон. — Хотя о чем это я? Это же горцы. А вы, мадемуазель, выросли далеко от королевского двора, чтобы стать такой же как, например, де Жюсак. Тот и собственные корни не вспомнит.
Мне уже довелось общаться с этим месье и, скорее всего, согласилась бы с данной характеристикой моего соотечественника.
— Так вот, мадемуазель, пока горцы стягивались к Провансу, Луи намеревался сдать летний замок и отправиться на север. Анна-Мария же, зная о том, что брат отправился к горцам, решила не рисковать и нанесла удар.
— Это то самое нападение, когда погиб месье Робер? — спросила, вспоминая факультатив по иллюзиям и рассказ о том, как мой соотечественник держал на себе образ-иллюзию Луи Первого.
— Я смотрю, вы неплохо запоминаете все, что связано с васконцами, мадемуазель.
