Ноэля я с момента переезда видела редко: юноша занимался по какой-то ускоренной программе, и учителя не уставали хвалить его, ставя даже нам в пример, говоря, что не все переведенные из провинции показывают плохие результаты. Но разве можно сравнивать? Даже в нашей глуши мальчиков учили добросовестнее, и у них было больше возможностей!

Правда месье Ноэль отправлял мне записки каждый день… о которых я, к стыду своему, подругам не рассказала. И, казалось бы, в этих посланиях ничего такого не было, но только от мысли, что придется поделиться моим секретом с остальными, становилось неуютно. Наверное так же чувствовала себя и Аврора, когда не хотела рассказывать нам, что месье де Армарьяк сделал ей предложение. Одно между нами есть огромное отличие — я же не влюблена в месье Ноэля! И месье Ноэль в меня… в посланиях некроманта же ни строчки о чувствах! Просто это такая особенная дружба.

Ну не могу же я девочкам рассказывать о чужих секретах?! О том, как проходят его учебные дни, как раздражает его один из одногруппников и даже о том, как вечерами он вспоминает наши проказы в старой академии. О последнем Армель точно не стоит знать: маркиза же считает, что я самые страшные и рискованные вещи творила только под ее «присмотром». Это конечно ужасно, ведь я поступаю некрасиво, обманывая подруг, но разве могу я с ними отправиться к самой стене академии ловить лягушек, чтобы потом подсунуть их под двери Беллы? Да Аврора завизжит только при виде пруда, поросшего ряской.

Месье Петер удивленно посмотрел на меня, словно удивился моим мыслям. Но я же видела, на груди менталиста висел специальный амулет и он не снимал его ни на минуточку. Значит, он точно не слышал о чем я думаю!

— А разве месье Ноэль смог бы защитить нас? — неуверенно отозвалась Армель.

— Между прочим, Ноэль лучший на потоке! И месье де Грамон говорил…

Все девочки разом повернули ко мне головы и я, занервничав, замолчала. Действительно, что это я?

— Я хотела сказать, — пробормотала, отводя взгляд, — что месье де Грамон никогда бы не рискнул нашим благополучием. И если он решил, что месье Ноэль станет для нас хорошим провожатым, я думаю, нам стоит больше доверять месье де Грамону?

— Ты права, Эвон, — вздохнула Аврора, — но как-то страшно, особенно после сегодняшнего утра.

Мне показалось, что взгляд менталиста потяжелел. Неужели ему не понравились мои слова. Но почему? Как жаль, что я не могу задать ему прямого вопроса! Я прикусила губу, раздумывая как моя вспышка могла выглядеть со стороны.

Когда мы подошли к лестнице откуда упала Лу, все разом уставились на верхнюю ступеньку, которая сверкала чистотой. Ни следочка масла! Но как?! Даже когда мы спускались, оставались еще потеки, так что приходилось поднимать юбки, чтобы не запачкать подол. И мимо нас никто не проходил. Ни единой живой души. Мистика! Менталист покачал головой и сделал какой-то пасс рукой над ступеньками, после чего нахмурился. Но мы же видели! И Полин тоже!

— Может быть нам показалось? — шепотом спросила Аврора, во все глаза разглядывая ступеньку.

— Всем разом? — удивилась Полин, — вы же тоже видели!

— Но сейчас то ничего! — все тем же шепотом отозвалась Армель, косясь на менталиста. Как бы мужчина не решил, что мы сочиняем.

Месье Петер же тем временем открыл двери в наши с девочками апартаменты и, пропустив нас вперед, огляделся, словно боялся, что за нами могут наблюдать.

Мы не стали дожидаться приглашения и, бросив созерцание ступеньки, зашли в комнаты. Не думаю, что правила приличия допускают нахождение мужчины в покоях юных девушек, но это же месье Петер! Я чувствую себя рядом с ним совершенно спокойно. И мы же никому не собираемся рассказывать о нашем поведении.

Девочки заняли места за столом. И так как Полин села на мой стул, я отошла к окну и опустилась на банкетку. Меня, конечно, немного кольнуло раздражение: какое право имела Полин садиться по правую руку от Армель, ведь это всегда было мое место! Но я решительно заставила внутренний голос замолчать: Полин как непосредственная участница утренних событий, наверное, должна быть поближе к менталисту.

— Итак, мадемуазели, чтобы исключить какие-либо недоразумения, я сниму амулет, готовы?

Посмотрел при этом мужчина почему-то на меня. Я пожала плечами. Какая разница то? Разве может быть что-то в наших мыслях страшное: про измену королевству, или скажем, про предательство родных? А все остальное, разве оно стоит внимания! Будто бы в академии, пару недель назад, месье Петер не наслушался на годы вперед разных девичьих мыслей. Он же не ждет от нас, что мы ежеминутно будем думать только о разных важных для мужчин вещах: скачках, сражениях на мечах и прочей, не очень интересной ерунде?

— Итак, мадемуазель Полин, не могли бы вы в подробностях рассказать события сегодняшнего утра?

Я едва не застонала в голос. Опять?!

~*~

Месье де Грамон внимательно читал письмо от племянника. Луи-Батист писал, что сумел вызнать о целых девяти семьях, которые уже вот-вот были готовы присягнуть спанскому монарху на верность, оголив чуть ли полностью южные регионы.

Де Виль, де Лузильян, Богарне, Мелло… был приложен полный список. И все обласканные короной, всех приветливо встречали во дворце, одаривали землями и безделушками из сокровищницы. Мало было? Захотелось большего? С-с-с-суки!

И только то, что «Цепной пес» вынудил Анори действовать в спешке, позволило расквитаться с врагом малыми силами. Страшно представить, что могло произойти, если бы только спанцы получили контроль над третью страны!

Ничего, до вас тоже доберемся: руки у короны длинные. До каждого из списка. Не в Абасту, так с обрыва вниз головой.

Какая жалость, лошадь на охоте понесла! Ах, барон Шабо свернул шею? Горе-то какое! А вы слышали, де Фуа умер прямиком на любовнице. Сердце то не выдержало, годы! Уходят лучшие… да… примите наши соболезнования, мадам!

Заодно можно будет пристроить своих верных людей за «безутешных» вдов.

Смущало де Грамона только одно: кто-то же предупредил спанцев, что одна семья-таки успела озвучить слова клятвы. Кто-то из своих, из узкого круга. Даже, возможно из тех, кто сопровождал его, де Грамона, к отцу той плачущей девочки, как ее… Марии-Луизы? Марии-Элены? Но кто?! И как?!

Цепной пес сжал в руках письмо от дофина. Разве не он, Арно де Грамон допустил это? Не его просчет?

Что Луи? От короля мало толку, сидит себе, кукла на троне, цепляется за остатки власти, которая уплывает сквозь пальцы, и давно уже больше заботится о своем желудке и очередной грелке в постель, чем о благополучии страны. Чем ближе к возрасту совершеннолетия сына, тем больше менялся Его Величество. Не таким он был даже пятнадцать лет назад, не таким.

Самого «Цепного пса» власть не интересовала, но вот его страна — очень даже. И ведь кто-то должен делать грязную работу? Он и делал. Последние пару лет даже стал непозволительно мягок и его ошибка едва не оказалась роковой для безопасности Франкии. В этот раз за него расплатилась маленькая бесстрашная васконка, что едва не стоило ей жизни и дара, а кто заплатит в следующий раз?

Менталист встал и отошел к окну, вспоминая, как готов был умирать там, на крошечном пяточке у излучины реки, жалея только об одном, что не удастся утащить на тот свет побольше дикарей. А потом он услышал гул… мужчина обернулся и обомлел от открывающегося вида: сотни и сотни тысяч васконцев, буквально летящих вниз с горы. И впереди она — бледная, словно мертвец, отчаянно сжимающая древко флага.

Всё вокруг затопили эмоции отважной девочки. Они пьянили, захлестывали с головой, так что менталист едва успевал сделать вдох, выныривая из них, словно из бушующего моря. Только протяни руку, возьми ее чувства и оберни против спанцев. Удалось с лихвой — дикари бежали, теряя своих, задыхаясь от ужаса и страха перед войском васконцев.

Месье де Грамон усмехнулся, отгоняя воспоминания.

Следующего долга ни перед Эвон де Сагон, ни перед кем-либо другим он уже не мог допустить: не расплатишься.