«Бывало во сне я хоронил наших ребят и плакал, — продолжает Полойко. — Было такое время. Сейчас уже нет. Но когда думаешь, сколько ребят погибло, а ты с ними общался, чай пил, вы вместе рассуждали, как будете дальше жить… Появляется ненависть. Даже не к людям, а к существующей несправедливости. Это чувство присутствует внутри»[57].

Бои за Дебальцевский плацдарм — одно из самых крупных столкновений на Донбассе. Со всех сторон в нем приняли участие тысячи бойцов, сотни единиц техники и тяжелой артиллерии. Острая фаза продолжалась почти месяц — с 25 января по 18 февраля 2015 года — и включала в себя как массированные артиллерийские обстрелы, так и перестрелки на малых расстояниях из стрелкового оружия и даже танковые сражения… По данным Минобороны, во второй половине января 2015 года сепаратисты бросили все свои силы на расширение территорий «республик». Наступление планировали одновременно по трем направлениям: Счастье — Трехизбенка в Луганской области, а также Дебальцево и Мариуполь Донецкой области. Главным направлением удара был так называемый Дебальцевский выступ, который на несколько десятков километров вклинивался в территорию самопровозглашенной ДНР.

Из материала украинской службы «Би-би-си» от 5 февраля 2016 года

За все время обороны Дебальцевского выступа погибли 136 и был ранен 331 военнослужащий Вооруженных сил Украины. Значимыми оказались потери украинских войск в вооружении. Около 30 % техники были уничтожены противником или выведены из строя силами наших подразделений.

Из анализа Генерального штаба ВСУ

«Под Дебальцевом, конечно, много наших полегло, — вспоминает боевик батальона “Заря” Константин Фофанов. — У нас в подразделении целый танковый взвод погиб. Там был советником российский офицер, причем не самый лучший. Он дал команду пойти вперед, и их, как на учении, расстреляли. От танкистов только мокрое место и осталось. А когда мы Дебальцево уже захватили, украинцы отступали малыми группами по всему периметру. Когда где-то они выходили на связь, мы их пеленговали, передавали наверх, и уже “Грады” по этому участку били»[58].

Мы беседуем с Константином Фофановым в его деревенском домике в частном секторе на окраине Борисова. На дворе — октябрь 2016 года. Моему собеседнику 58 лет, но выглядит он существенно старше. Передо мной — этакий бодрый дедушка-добряк. Он угощает меня чаем с печеньем и рассказывает про то, как воевал против Украины.

«Мы в Кировское (в рамках декоммунизации город в 2016 году переименовали в Крестовку. — И. И.), помню, приехали. Там вообще кошмарно было. Воды нет. Собаки бегают стаями голодными, рвут котов. И город постоянно обстреливается. Помню, разместили нас спать прямо на земле. Один раз вообще “подлянка” была. Наши “Грады”, машин 12, заехали, стали рядом с нами, по украинской стороне как дали залпом! Мы в шоке — ну, теперь же “ответка” прилетит! “Грады” отстрелялись и свалили, а минут через 15 полетели снаряды в нашу сторону. Нас, слава богу, не зацепило, только осколки в машину летели. Ну, а дома разнесло в частном секторе. Там еще рядом лицей, бежит пацан лет 10, и в него прямое попадание — только кишки на дереве остались».

В контактном бою Фофанов ни разу не участвовал. На Донбасс он приехал летом 2014 года и сразу попал в особую роту радиоэлектронной борьбы (РЭБ) батальона «Заря» группировки ЛНР. На вооружении роты стояли станции помех «Р-378Б» комплекса РЭБ «Борисоглебск-2». Там же служил еще один беларус — уроженец Гомеля Сергей Белашов. В роте РЭБ на должности водителя транспортера Фофанов провоевал вплоть до возвращения в Беларусь в начале 2016 года. Получал зарплату рядового бойца — 15 тысяч российских рублей.

Меня сначала приписали к танковому батальону, потому что я тракторист. Но попасть на танк было тогда нереально — там танкистов было больше, чем танков. И меня перевели в особую роту РЭБ. И как раз появился тогда там какой-то россиянин — РЭБовец, вроде бы генерал-майор в отставке. Мы его называли «профессор». Он учил операторов работать. А мне вручили МТЛБ (многоцелевой транспортер легкий бронированный, на котором размещается станция РЭБ. — И. И.). Это не трактор, конечно. Но разобрался.

Каковы были функции вашего отряда?

Комплекс РЭБ — это значит подслушивать, подглядывать. Мы засекаем сигнал, передаем информацию. Если там что-то важное, то вызывают беспилотник. Он прилетает, фотографирует. Если нужно — даже глушит телефонную связь, перехватывает сигнал.

А откуда у вас беспилотники? Это ведь российские беспилотники?

Ну, как сказать — российские… — заминается Фофанов и делает паузу. — Беспилотники были на нашей службе. А вот откуда они — я не знаю.

А российская армия на Донбассе воевала?

Фофанов снова берет продолжительную паузу, а потом делает жест в сторону диктофона и громко проговаривает: «Там были российские добровольцы».

Константин Фофанов — нетипичный боевик, исключение из правил. Его сложно назвать маргиналом или люмпеном. Родился Фофанов в Карелии, но еще в восьмилетнем возрасте мать привезла его в Беларусь, где он и прожил всю жизнь. Окончил 8 классов, получил специальность тракториста. Женился, воспитал трех детей. Больших успехов в жизни, богатства или славы добиться Фофанову не удалось. Но и в социальном лифте, в сущности, он не нуждался. У него было свое дело — до войны он работал индивидуальным предпринимателем, делал памятники и надгробные плиты. Работу свою любил, держал на подворье небольшое подсобное хозяйство, особой нужды в деньгах не испытывал. «Мы тут не жируем, но и не бедствуем. Солярка есть в баке. Вот двух свиней заколол. Если даже 2,5 миллиона (примерно 120 долларов на момент беседы — И. И.) зарабатываю, то тут на это можно жить», — признавался Фофанов. В общем, он был всем доволен. На Донбасс его привело не желание самореализации, а дух авантюризма и любовь к военной истории. Подобно Игорю Стрелкову-Гиркину, Фофанов увлекался историческими реконструкциями. В частности, реконструкциями наполеоновских войн — он был членом клуба 15-го Витебского гренадерского полка. Кроме того, Константин занимался раскопками, коллекционировал военную амуницию прошлых времен. В немецкой каске времен Второй мировой войны, которую он нашел под Борисовым, Фофанов потом и воевал на Донбассе. А на автомат прицепил ленточку с красно-зеленым государственным флагом Республики Беларусь. Впрочем, с этой символикой отношения у Фофанова были сложные: признавался, что национальный бело-красно-белый флаг и герб «Погоня» ему больше по душе[59]. Таких внутренних противоречий в сознании Фофанова была масса.

«Меня спрашивают: “А чего ты поехал?” А я говорю: “Я ж не беларус, я русский”. А теперь вообще казак, — без особой логики пытался объяснить Фофанов. — Казаки посмотрели на меня, видят, свой человек — записали в казаки. Если б были все такие же, как я, то в свое время и Смоленск остался бы беларуским. А так — Смоленск сдали. Значит, Иван Грозный был прав». Как и Стрелков-Гиркин, Фофанов испытывал нездоровую страсть к любым признакам имперского величия и именно за империями оставлял приоритетное право на существование. Украину и Беларусь считал искусственными государствами, нежизнеспособными. Российской империей — восхищался. «Эх, какая была страна!.. — мечтательно говорил боевик. — И Польша у нас, и Финляндия, и весь Кавказ. А что осталось после коммунистов? Вообще бардак. Беларусь должна быть с Россией. Я бы вообще все земли вернул. Цари могли, конечно, ошибаться. Аляску вот продали — не нравится мне это. Неправильно сделали. Но все цари жили для народа». Себя Фофанов причислял к монархистам, а коммунистов люто ненавидел — его деда большевики расстреляли за то, что он служил у «белых» в гражданскую войну.