— Она стоит на учёте у психиатра, — огорошивает Клим. — Родительских прав она не лишена, Тима навещает изредка. И никто не знает, что он мой брат. Только Марк и теперь ты.



Значит, директриса говорила о матери, а не о Климе, когда решила, что я хочу усыновить Тишку.

— Почему? — кажется, я повторяюсь, но других вопросов у меня нет.

Клим трётся о мои ладони, касается губами кончиков пальцев. У меня ноги подкашиваются от такой нежности и я хватаюсь за рубашку. Клим прижимает меня крепче. Зарывается лицом в волосы, носом трётся о макушку.

— Тимофей — единственный законный наследник Аристарха Белопольского.

— Мецената и главы фонда «Мирные»?

Не сдерживаю своего удивления.

О Белопольском в нашей стране не знает только ленивый: его фонд помогает детям и женщинам, пострадавшим от насилия, беженцам из зон военных конфликтов, туда же отправляет врачей, лекарства, продукты и все необходимое для выживания во время войны. Ходят слухи, что по своим каналам он снабжает «дурью» страны третьего мира. И что-то подсказывает мне, что это не только слухи. Только Белопольский умер полгода назад, наделав своей неожиданной смертью шума похлеще наших поп-звезд с ежедневными скандалами.

— Угу, — выдыхает Клим мне в волосы.

— Постой, а как же ты? — смотрю в его темные, но уже сияющие чистотой, глаза. — Вы же братья, значит…

— Аристарх Белопольский — мой дядя. А отец умер много лет назад. Так что я не наследник.

— Прости, я… — горло сжимает тисками.

Клим мягко касается губами кончика носа.

— Все хорошо, маленькая моя. Все хорошо.

И я плавлюсь от его хриплого голоса с урчащей «р» и нежности в каждом прикосновении. Но на задворках сознания мелькает крамольная мысль: что-то не так в словах Клима.

Что именно, я понимаю спустя четыре дня, когда вместо утреннего поцелуя, меня будит телефонный звонок. Нащупываю телефон под подушкой и резко сажусь, когда вижу высветившееся на дисплее имя.



— Ответь.

Вздрагиваю и выпускаю из рук надрывающийся телефон. Тот сразу же теряется в ворохе одеяла, а я — в темной пучине мужского взгляда.

Клим стоит напротив, окружённый клубами пара из ванной комнаты за его спиной, в одних боксерах и в полной боевой готовности.

Что он говорил? Не помню. Скольжу взглядом по его мощному телу с черными лентами татуировок и синими жгутами вен. Он красивый. Чертовски. Огромный. По тугим мышцам стекают капли воды. И у меня колет губы от желания сцеловать их с каждого миллиметра смуглой кожи. Поймать в плен бьющуюся на крепкой шее артерию и оставить на ней свою метку. Заклеймить. Присвоить. Чтобы каждая, кто посмеет на него взглянуть, точно знала — мой.

Мой Бес. И этот чертов искуситель мягкой походкой направляется прямо ко мне. Пячусь назад, спиной упёршись в резную спинку кровати. Одеяло сбивается в ногах, бесстыдно обнажив всю меня, возбуждённую до предела. Сжимаю бедра, между которыми становится мокро. Дыхание срывается, когда Клим нависает надо мной: огромный, с жаждой на дне черных глаз. И я вязну в этой жажде, как пчела, угодившая в банку с медом. Задыхаюсь от его пряного аромата, в котором нет ни намека на вишню, только хвоя и чистый секс.

Его пальцы касаются обнаженной кожи на бедре, слишком чувствительной, что я почти кричу. Закусываю губу и лишь теснее свожу ноги, не в силах больше терпеть. Но Клим настойчив. Всовывает свою ладонь между влажных бедер и…прохлада металла заставляет вздрогнуть и широко распахнуть бедра.

— С ума сойти, — выдыхаю, когда Клим достает из-под меня телефон, который по-прежнему звонит.

Смотрит на дисплей, хмурится.

— Сколько? — хрипло, не сводя глаз с дисплея, на котором всего три буквы имени. — Сколько у тебя было мужиков, Кира? — и от стали в его низком голосе сводит лопатки.

— А у тебя девок сколько было, а? — возвращаю ему его же тон. Я тоже умею задавать неудобные вопросы и держать покерфейс. И даже желание откатилось, уступив место здравой злости и…горькой обиде. Не принял и не примет такой, какая есть. Такой, какой меня выставляет пресса и какой я могла бы стать, если бы не одна маленькая хитрость. Не принял, потому что ищет во мне ту, что давно умерла. Если вообще жила когда-то во мне.

Клим дёргает плечом, но отвечать не спешит, постукивает большим пальцем по боку телефона. И я залипаю на этом жесте, каким-то шестым чувством узнавая ритм. Та самая мелодия. Свадебная. И ритм снова складывается в слова, а я понимаю: не ответит мне Клим, потому что для мужиков — это ничего не значит. Это их природа. А принять нас на равных они не могут. Количество ему подавай. Надо же, какой ханжа.

— Много, наверное, — удивляет меня Клим откровенностью и мой сарказм застревает в глотке. — Я десять лет назад с катушек слетел и трахал все, что двигается женского пола.

— И кошечек с собачками? — всё-таки не сдерживаюсь, хоть голос безбожно фальшивит.

— Я предпочитаю двуногих и безмозглых для быстрого секса без обязательств, — хмыкает, выстукивая ритм. — Так что точное количество не скажу. Не считал.

Много — это неплохо. Много означает, что не нашлась та единственная, ради которой он снова ожил. И я ничего не разрушила, с лёгкой руки Мэта ворвавшись в устоявшуюся жизнь Клима. А ещё он ревнует! Совершенно точно ревнует, с силой сжав телефон, того и гляди треснет. А как по скулам желваки гуляют и мрачная тень в каждой черте красивого, словно выточенного талантливым скульптором, лица. И этот взгляд, готовый испепелить звонившего даже сквозь сотни мегагерц сотовой связи.

— Трое, — признаюсь, вмиг ощутив неимоверное облегчение, как змея, скинувшая с себя опостылевшую шкуру.

Упираюсь затылком в кованую спинку и прикрываю глаза.

Обнажать душу, так до конца.

— Первым и постоянным был Мэт. Он приучал меня к себе и ласкам. Научил, как доставить удовольствие мужчине и как получить удовольствие самой. Правда свой единственный за десять лет оргазм я испытала не с ним. А он так и не научился, — кривая усмешка трогает губы.

— Дальше, — поторапливает Клим, а я больше не слышу мелодию звонка. На беззвучный включил, что ли?

Подтягиваю ноги к груди, обнимаю их и укладываюсь на бок.

Так гораздо проще, чем лежать перед ним полностью обнаженной и откровенной.

Вздыхаю. Дальше, так дальше.

— Вторым стал партнёр Мэта, которого он оставил без бизнеса и семьи благодаря мне. А потом появилась Лола. С ней я… — закусываю большой палец, вспоминая красивую и грациозную Лолу. Огненную в жизни и в постели. Профессионалку и нимфоманку. Она была помешана на сексе и нуждалась в нем так же, как в воде и пище. Лола научила меня женственности, модно и красиво выглядеть. А ещё она открыла мне волшебство оргазма. — С Лолой мы придумали гениальную и совершенно простую, как нам казалось, игру. Я соблазняю, она ублажает. Но в теории все проще, чем на практике.

Снова притихаю. Самой большой проблемой оказался Мэт со своим фетишем трахать меня после моих приватных танцев. Тогда Лола и предложила себя…мне в качестве оптимального решения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Трое… — хрипит Клим. Выныриваю из своего укрытия, потому что не смотреть на него ещё хуже, чем видеть сжатые кулаки, острые скулы и складку между бровей, которую хочется разгладить губами. Узнать, какая у него злость. Острая и горькая, как васаби или удушливая, стягивающая тугими кольцами душу? Вытрясти из него, почему он злится. И почему смотрит так, что мне хочется убежать от него на край света и молить, чтобы не отпускал?

И я тону в его черном, как смола, взгляде в надежде отыскать тот голод, от которого поджимаются пальчики и оживают чёртовы бабочки.

— Кира… — его голос растекается под кожей теплом и наслаждением.

Вскидываюсь, тряхнув волосами, которые тут же рассыпаются по плечам, падают на грудь, щекочут.