А мы впервые молчим. Тоха так и не стал рассказывать, когда его угораздило вляпаться в Арсеневу, которая с детского сада «свой парень». А мы с Котом и не выпытываем. Хотя за последним станется устроить допрос с пристрастием, как только я уеду.

При мысли о переезде становится как-то хреново. Не хочу я уезжать, хоть и понимаю, что по-другому не будет. Не брошу я мать. А все остальное…Прав Кот. Это лишь школа, которая всего в часе езды на маршрутке от моих друзей.

После они помогают грузить вещи и провожают напутствиями и похабными шуточками.

Мать всю дорогу молчит. Лишь бросает недовольный взгляд, когда я стягиваю футболку, потому что зудит под лопаткой, сил нет. Качает головой, не одобряя.

Криво улыбаюсь в ответ: поздно меня перевоспитывать уже, почти совершеннолетний.

На место приезжаем минут через сорок. Обычная пятиэтажка с таким же самым обычным двором: белые бордюрчики, лавочки с бабушками у подъезда, палисадник, утыканный детворой, играющей в прятки. Пока грузчики носят мебель, выбираюсь из машины, выставляю у подъезда личные вещи.

Бросаю на землю свою спортивную сумку и шиплю от боли. Каждым нервом чувствую, как отлепляется пластырь. Воспаленная кожа вспыхивает словно ожог. Уже жалею, что снял футболку. Тянусь через плечо, чтобы поправить повязку.

— Не шевелись, я помогу, — голос словно перезвон колокольчиков, а следом мягкое касание к спине, где повязка. Скашиваю взгляд на ту, что вторглась в мое личное пространство. Мелкая совсем, даже до плеча не достает. Сколько в ней? Полтора метра? Худая, нескладная. Совсем девчонка. Я не вижу ее лица, но волосы у нее красивые, черные, стянутые в две тугие косы, и пахнут бомбезно. Чуть наклоняю голову, втягиваю носом цветочный аромат и сталкиваюсь с синими озерами глаз.

И это, как сказал Тоха: полный звиздец, потому что я ни разу в жизни не видел таких ярких глаз. Они настоящие? Нереальные, неземные. Были бы зелеными, сказал бы — ведьма. А так…Незабудка. И глаза у нее словно эти цветы, глубокие, завораживающие.

— Красиво, — она скользит пальчиком по черной вязи узора, оплетающего трицепс. И кожа под ее прикосновением горит огнем. — Ты наш новый сосед? Из пятьдесят седьмой? — щебечет она.

Киваю, не отпуская ее взгляд, хотя понятия не имею, какой номер у моей новой квартиры. Но эта малышка-Незабудка и без меня все знает. И сердце рвется аритмией.

— Здорово, — улыбается она и на ее еще по-детски пухлых щечках появляются милые ямочки. — Я Кира.

Кира? Серьезно? Эта малышка совсем не похожа на ту, кого можно назвать Кирой. Мягкая такая, нежная. Растягиваю губы в ответной улыбке.

— Привет, Незабудка, — никакая ты не Кира, мелкая.

— Ну привет, Бес, — не остается в долгу эта малышка со смешными ямочками. И я словно малолетка хочу потрогать их пальцем, убедиться, что они настоящие, но я взрослый пацан и эта сопливая ересь не ко мне. Прячу руки в карманы джинсов. Бес, значит. — Приятно познакомиться. И…спасибо.

Киваю на поправленную повязку.

— Обращайся, — хмыкает в ответ на мою попытку быть вежливым. И смотрит так, словно все обо мне знает. Таким взглядом меня мать обычно встречает после ночных загулов. Но чтобы девчонка, да ещё такая мелкая… — Я живу в сорок третьей.

— Обязательно загляну…на чай, — добавляю, на ходу стряпая из себя Серого Волка, мечтающего сожрать наивную Красную Шапку.

— Загляни, — ничуть не пугается Незабудка. Усмехаюсь, глядя на эти метаморфозы. Малышка не из робких и полна сюрпризов. Кажется, я рано огорчался. Скучно здесь мне точно не будет. — Я люблю зефир, если что.

Да ладно? Она заигрывает, что ли? Офигеть.

— Мама с папой не заругают? — напускаю в голос серьезность. Так и подмывает спросить, сколько ей лет. На вид, максимум пятнадцать. Если в глаза не смотреть. Потому что в ее взгляде нечто космическое и далеко не детское.

— Струсил, Бес? — касается пальчиками моих волос и, не дождавшись ответа, убегает...



— Что, Бес, струсил? — вытряхивает из прошлого насмешливый голос Кота. Единственный из всех, кто называет меня так же, как Незабудка.

Смотрю на его довольную рожу и кулак так и чешется подрихтовать ее.

— Иди в жопу, Фрейд недоделанный, — беззлобно огрызаюсь я.

— Не, Бес, твоя филейная часть даже моим кроссовкам не нравится, — скалится, придурок.

Выпрыгиваю из машины, прохожу мимо дворецкого, пытающегося меня остановить, потому что я неподходяще одет. Отодвигаю его плечом. Не до него. Я ищу Киру.

В зале клуба душно и пахнет сексом. Мужики клеят барышень, а те хихикают и увлекают клиентов в вип-зону. Я взрослый мужик и вовсе не ханжа, но меня воротит от этого дерьма.

Скольжу взглядом по залу и охреневаю. Чувствую себя Билом Мюрреем, вместе со своим киногероем попавшим во временную петлю. Только у меня собственный День Сурка. И у Киры в нем ведущая роль.

Тот же клуб. Тот же бармен, нахально лапающий мою женщину. И поцелуй. Чужой рот на губах, чей вкус я до сих пор помню. И только это толкает в спину. А ещё ярость, холодная, помешанная на жгучем адреналине. Руки бы оторвал этому хмырю.

Останавливаюсь позади сладкой парочки, ощущая на себе липкие взгляды изголодавшихся барышень. Кажется, начинаю понимать друга, который поселился бы в этом борделе: девицы сами тебя трахнут и усилий никаких прилагать не надо.

— Снова не терпится, Незабудка? — не сдерживаю сарказма, когда она отлипает от своего бармена. Застывает каменной статуей. А я медленно убиваю этого хлыща, прикасавшегося к моей женщине. Только взглядом. Спрятав руки в карманы джинсов. От греха подальше. И приятно удивляюсь, когда бармен все понимает и по-тихому сваливает. Значит, сегодня его кости останутся целы.

А спустя мгновение я едва не задыхаюсь от ее счастливого синего взгляда и злость улетучивается в момент, заполняя пустоту чем-то тягуче-приторным. Манящим, как ее бесхитростное признание:

— Я просто хочу тебя…

И мир исчезает. Все исчезает. Остается только она. Ее цветочный аромат с тонкой ноткой мускуса. Ее наполненный желанием взгляд. И тело такое мягкое, горячее. Бери и лепи, что хочешь. Она примет все: ласку и боль, подарок и наказание. И отдастся со всей горячностью, разделит надвое все, что я смогу ей дать. И сойдет с ума вместе со мной.

Потому что я тоже хочу ее. И мой налившийся желанием член тому неопровержимое доказательство. И нихрена это не просто физиология, как я пытался убедить себя все это время без нее. Все дело в ней. И в том, как я реагирую на нее. Что только на нее я реагирую так остро, превращаясь из здравомыслящего врача в пещерного человека с одним-единственным желанием: взвалить эту несносную девицу на плечо и хорошенько отлюбить.

Но мозг такая дрянь, работает как часы, выплевывая очередную порцию яда, напоминая, что она — не та. Совсем не та. И у меня сегодня для нее особый подарок.

Но Кира меня удивляет. Просто трется щекой о мою щетину, тихо урча от удовольствия точно голодная кошка и вышибает почву из-под ног тихим:

— Я все еще твоя, Бес.

И снова сбегает, оставив на щеке свой аромат. А я смотрю ей в след и не понимаю, что это сейчас было? Я ее едва не трахнул прилюдно. Или она меня? Хрен разберешь.

Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.

В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией — ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.