— Нет, вовсе нет, это всадники Царя, не Царицы, у Царицы есть рабыни, но нет всадников, у неё есть стражники, что охраняют её покой, — старуха показала рукой в сторону двух мужчин в бордовой одежде, кафтаны их едва ли доходили до середины бедра, шаровары были широкими, а головные уборы украшены камнями. — Это твоя стража, дитя.
Айола покосилась на непроницаемые лица стражи и отчётливо поняла, что эти мужчины приставлены к ней вовсе не для того, чтобы защищать покой будущей Царицы, они были сродни надзирателям. Она судорожно вздохнула и пошла по шёлковой ткани, сопровождаемая всё той же старухой, под гробовую тишину окружающих. Никто не проронил ни слова.
Там, где родилась Айола, люди разговаривали без умолка, женщины смеялись, а мужчины заигрывали с ними. Конечно, никто бы не посмел заигрывать с дочерью Короля или даже поднять на неё глаза, но она наблюдала простую жизнь слуг — они казались довольными жизнью и весёлыми. Здесь же редкие слуги, встречающиеся ей на пути, замирали и низко кланялись Айоле. Она заметила, что кто-то нагибается в пояс, а были и такие, кто быстро становился на колени и опускал лицо ниц, от этого становилось не по себе, и Айола хотела, чтобы эта дорога из шёлка скорее закончилась.
Её покои были невероятно огромные и светлые. Везде, куда бросала взгляд девушка, были свечи, которые отражались в зеркальных и хрустальных лампах, отчего становились ещё ярче. Стены и потолок были выложены мелкой, яркой мозаикой, каждое из помещений — в своём цвете и узоре, который не повторялся. Полог её кровати был вышит золотом, как и скатерть на её столе. Старуха сказала Айоле, что ткань называется «парча», она была жёсткой, но невероятно красивой. В дальнем помещении, если пройти все комнаты, предназначенные для будущей Царицы, была большая омывальня и, к удивлению Айолы, вода уходила сама, стоило рабыне нажать на специальную позолоченную ручку.
Многое удивляло младшую дочь Короля в убранстве и устройстве покоев. Плотные, почти стальные шторы опускались на цветные стекла окон в буран, и ветер не сквозил по помещениям, даже фитили на свечах горели недвижимо, утром же, после бурана, солнце проглядывало сквозь цветное стекло, окрашивая покои в разные цвета и рисунки. Старуха сказала, что цветное стекло — это «витраж».
Наряды будущей Царицы были изысканы и ярких расцветок, мастера их Королевства не умели делать такого. И даже место для справления нужды было тут же, в покоях, и омывалось водой из небольшого краника с такой же позолоченной ручкой, как в омывальне, что позволяло избегать характерного для таких мест запаха. Старуха сказала, что это «канализация». Называлась ли так сама ручка или чудо исчезания воды, Айола не знала.
Она провела несколько дней в покоях, много спала, после дальнего пути она чувствовала усталость, и ела изысканные блюда. Каждый раз после вкушения, приходил маленький мальчик и через старуху спрашивал Айолу, что ей понравилось больше всего, девушка отвечала. Ей многое приглянулось, хотя и казалось необычным. У себя на родине они ели мясо диких и домашних животных, приготовленное на огне, овощи и лепёшки. Тут же мясо было мягкое, иногда просто таяло, стоило положить его на язык, вкус каждый раз был разным, и Айола узнала слова «специи» и «соус», но более всего она полюбила травяные отвары, которые готовила ей старуха, и сладости, которые всегда в изобилии стояли на столе будущей Царицы.
— Пришло время готовиться к свадьбе, — сказала старуха. — Ты уже достаточно отдохнула, это твои рабыни, — она показала на трёх девушек, лежавших перед ней, пряча лицо в ладонях. — Они приведут твоё тело в порядок для Царя, а эта, — старуха пнула ногой одну из них, — научит тебя ублажать своего Царя, чтобы не вызвать его немилость.
Айола зажмурилась. В их Королевстве юным девушкам тоже предоставляли более старшую женщину для того, чтобы она обучила их премудростям любви, но младшей дочери Короля шёл только шестнадцатый цвет, ей было рано знать подобные премудрости. Она собралась и коротко кивнула старухе в знак того, что поняла её.
— Это лучшая наложница Царя Готореона, она знает, как ублажить его тело и дух, она научит тебя быть хорошей и покорной женой своему мужу…
— У Готореона есть наложницы? — она сказала это слишком громко.
В их Королевстве лишь немногие мужчины имели рабынь, чтобы использовать их для любовных утех, наложниц же не было вовсе, и никогда подобные забавы не были разрешены особам Королевской крови. Она знала, что её отец, рано овдовев, имел приближенную к телу женщину, но она всегда была вольна уйти, и некоторые так и делали, тогда их отдавали замуж за достойного мужчину, давая за ними хорошие средства — много льна и золото. Всегда находился истратившийся, но достойный муж для устройства судьбы приближенной к телу.
— Конечно, есть, дитя моё, — старуха не выразила удивление. — В вашем Королевстве мужчины слабы духом, поэтому живут с одной женщиной, Царь Дальних Земель — сильный мужчина, он нуждается в ласках многих женщин, и может одарить многих.
— Тогда зачем ему я? — Айола понимала, что переходит границы, но она должна была знать, должна была понимать нравы своего будущего Царя и господина.
— Чтобы дать ему наследника, конечно, — старуха смерила взглядом Айолу и продолжила. — Великий Царь мудр, но, боюсь, он ошибся в своём выборе, дитя моё.
— Что это значит?
— Царь Горотеон овдовел, не прошло ещё и половины зимы, от цвета до цвета, по-вашему, его жена, прекрасная Ирима, умерла в родах, так и не произведя на свет младенца, но это не имеет значения, потому что младенцем была девочка. До этого Ирима не могла зачать три зимы, тогда как наложницы зачинали и рожали младенцев, чаще мальчиков. Не похоже, что ты сможешь зачать или родить, дитя моё.
— Но если уже есть младенцы мужского пола, для чего Царица?
— Кто же оставит в живых ребёнка мужского пола Царской крови, дитя? Наследник должен быть законным и Царских кровей. Его должна произвести на свет Царица, а не наложница. — Старуха говорила так, словно эта информация точно такая же, как новые слова «канализация» или «парча».
— Твоя свадьба через четыре дня, дитя.
— Как?
— Лён две недели цветёт, четыре недели спеет, прошло шесть недель, как ты отправилась в путь, на седьмую его собирают. Жрицы Верховной Богини знают твой лунный цикл, лучшее время — через четыре дня, — она обернулась к рабыням и быстро сказала что-то на всё ещё незнакомом Айоле языке. Те быстро подбежали к девушке и стали снимать с неё одежды.
Ей казалась, что прошла целая вечность с тех пор, как рабыни обнажили её тело, а потом омыли её невероятно горячей водой. Они вырывали каждый волосок на её теле, и это было подобно пытке, она кричала, извивалась, особенно когда проворные руки добрались до самых нежных мест девушки. Никогда до этого она не слышала, чтобы волосы, данные Богами и природой, удалялись с тела женщины, она завизжала, но старуха зажала ей рот рукой и зашелестела.
— Ты хочешь вызвать гнев своего господина? Он страшен в гневе, девочка.
— Я будущая Царица Дальних Земель, как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, — она оттолкнула старуху и смотрела на неё в гневе.
— Ты будущая Царица, но даже будучи Царицей, ты вольна распоряжаться жизнью только своих рабов. Я не твоя рабыня, а ОН полностью владеет твой жизнью и смертью, и лучше бы тебе не злить его, дитя, чтобы смерть твоя была лёгкой, — она шипела и ходила вокруг. — Лучше бы тебе поступить так, как говорю тебя я, иначе он сам избавит твоё тело от волос раскалённым маслом! Никто не смеет предстать перед Царём в неподобающем виде, никто!
Она крикнула что-то рабыням, и те продолжили своё дело. На этот раз Айола лежала тихо и не дёргалась, помня слова старухи. Она предпочла бы смерть, чем подобную муку, но не смерть от кипящего масла.
Через время её волосы струились, подобно шёлку, в который были вплетены жемчужины в цвет льна. Кожу на всём теле натёрли сначала колючей мазью, старуха сказала, что это для того, чтобы она стала нежнее лепестков роз, а потом умаслили ароматными «кремами», чтобы тело её было подобно шёлку, что покрывал сейчас плечи девушки.
