— Уже? — как бы ни хотела Айола скорее очутиться в тепле и уюте царских покоев, но оставаться одной, лишиться сейчас своих верных служанок, ставших ей подругами и наперсницами в этом страшном путешествии, лишиться всего, что было дорого ей, она боялась.
Будущая Царица Дальних Земель должна ступить на свою землю лишь в ночном платье, оставив даже золотые гребни для волос и украшения. Многое и многое прибудет вслед за Айолой, но сама она не увидит больше этого — всё отправится в казну Царства, сама же будущая Царица должна получить новые гребни для волос, уверовать в других Богов и прийти в новую жизнь, не обременённая старыми вещами или верованиями.
Начиная с этой минуты, её жизнь и её смерть принадлежит Царю Дальних Земель Горотеону, будущему мужу и господину.
Всадники подъехали быстро, говорили совсем мало, смотрели молча, никак не выражая своих эмоций.
Айола не знала, что ей надлежит сделать, чтобы не вызвать гнев своего Царя и господина, которого она не увидела среди всадников.
— Дитя моё, раздевайся, — сказала откуда-то взявшаяся старуха на родном языке Айолы. — Ты не можешь войти в карету Царя Горотеона в своих одеяниях.
— Он там? — Айолу начало трясти.
— О, нет, дитя моё, Царь Горотеон великий воин, его место всегда впереди всадников, но даже Царю не подобает видеть свою будущую Царицу, оттого его нет здесь, а теперь тебе следует раздеться, бросая свою одежду на землю, перешагивая через неё, отрекаясь, как ты отрекаешься от старой жизни и принимаешь новую.
— Но?.. — она показала глазами на всадников, безучастно смотрящих на происходящее.
— При них.
Айола вцепилась в шаль и лишь мотала головой. Она не могла обнажиться перед рядом всадников, посторонних мужчин, в их Королевстве был строгий запрет на то, чтобы мужчина лицезрел чужую женщину в нижнем платье, за подобную неосторожность в отношении королевской особы лишались жизни.
— В Линариуме слишком целомудренные девы, ты же не хочешь вызвать гнев своего Царя? Не смущайся всадников, им нет дела до твоей наготы… в нижнем платье, их не заинтересует кусок льна на твоём теле.
— Ооо, — Айола выдохнула ещё раз.
— Обычай гласит, что будущая Царица должна войти в новую жизнь полностью обнажённой, но Царь Дальних Земель Горотеон приказал оставить тебе нижнее платье, так что поторопись, дитя моё, ты же не хочешь вызвать его гнев? — старуха говорила отрывисто и зло.
Девушка испытывала страх, она не знала, как себя вести, и меньше всего хотела вызвать гнев своего Царя. Она не знала, какое наказание может последовать за этим. В её Королевстве крайне редко наказывали женщин, даже служанок или рабынь, которые были положены лишь немногим мужчинам. Вина женщины должна быть доказана, и ущерб непоправим, чтобы к ней применили физическую расправу. Но максимум, который могла вспомнить — три удара плетью, и то, никто из посторонних мужчин этого видеть не должен был, и к женщине сразу приставляли лекаря, если она в нём нуждалась. Конечно, за убийство и вредительство королевской семье любая была бы казнена, но Айола не помнила таких случаев или попросту не знала. О нравах в Дальних Землях говорили разное, рассказывали, что они стегают своих рабынь на площади, а муж имеет право бить жену или даже лишить её жизни любым способом, который он посчитает уместным.
Быстро перешагнув через одежды, трясясь от холода и стыда, она держала в руках связку маленьких колокольчиков и более всего боялась расстаться с ними. В чужом Царстве её поджидает много злых духов — перезвон колокольчиков должен спасти её, уберечь, если это вообще возможно.
— Что это? — старуха ткнула пальцев в крепко сжатые руки Айолы.
— Колокольчики, это просто колокольчики, позвольте мне взять с собой их, я лишаюсь дома, лишаюсь семьи, всего, что было у меня, позвольте мне взять их.
— Нет! — она вырвала золотистые колокольчики и бросила их о ледяную землю, они упали, издав громкий, пронзительный звук и остались лежать, только маленькая синяя льняная ленточка, что связывала их, колыхалась на пронзительном ветру, пока старуха, ткнув в спину кривыми пальцами, толкнула в карету Айолу.
Возница, смотревший вслед своей госпоже с волосами цвета льна, не мог сдержать слез. Он помнил её ещё ребёнком, светловолосой девочкой, бегавшей по замку, иногда пробиравшейся на королевские конюшни, чтобы покормить коней выпрошенной у кухарки морковью. Младшая дочь Короля была Истинной Королевой, такой, какой и должна была быть уроженка их краёв. Её волосы были подобны льну, синие глаза меняли цвет на фиолетовый в минуты волнений, характер её был гибким, но воля — несгибаемой. Она росла в сытости и достатке, любима и оберегаема всеми, от Короля до самого последнего простолюдина Королевства. Она была Истинной Королевой, не зная этого, не понимая, улыбаясь открыто миру и солнцу, вдыхая запах и тёплый ветер родного края. Теперь ей надлежало стать Царицей Дальних Земель и женой грозного Горотеона…
Он потянулся к колокольчикам, но копыто чёрного коня, вставшее рядом с ними, и суровый взгляд пожилого всадника остановил его. Возница робко отошёл, кланяясь и принося извинения. Всадник глазами показал, чего он хочет, и ловкая служанка, подхватив колокольчики, протянула их всаднику.
— Вы передадите их принцессе? — в словах юной служанки было много надежды, но в глазах всадника не отразилось ничего, он молча принял колокольчики, безразлично бросил их плотный мешок и, пришпорив огромного коня, двинулся в путь.
Когда процессия, встречавшая Айолу, тронулась и исчезла за горизонтом, возница развернул коней и двинулся в обратный путь.
Карета была тёплая, иногда она останавливалась, и один и тот же всадник топил печь. Айола никогда не встречала карет с печами, но Дальние Земли были суровы и обширны, люди приспособились к дальним передвижениям. Пол, стены и даже потолок были обшиты шкурами животных, сиденья же были укрыты мехом серо-белой лисы — тёплым и уютным. Айола куталась в платье из мягкой шерсти, что протянула ей старуха, как только она забралась в карету, и меха. Было просторно, девушка могла даже вытянуть ноги или лечь, немного согнув ноги в коленях. Они ехали уже довольно долго, иногда останавливаясь, чтобы поесть. Еду приносили всадники в карету. Обычно они ехали в отдалении, впереди и сзади, и только на стоянке были рядом, они кидали покрывала из толстых шкур на ледяную землю и ели, едва ли перекидываясь парой слов.
Несколько раз Айола выражала желание помыться, и тогда, прямо в карету, ставили таз с тёплой водой, и старуха помогала девушке обмыться, после чего, довольная, на студёном холоде, домывалась сама.
Старуха была не слишком разговорчива, большую часть времени она сидела в углу кареты и дремала, отвечая только на вопросы юной подопечной. Но Айола не знала, что спрашивать. Тысячи вопросов крутились у неё в голове, но не один так и не шёл на ум. Через недели пути, среди ночи, она увидела факелы, крики, старуха встрепенулась, ткнула в Айолу и велела надеть шубу. Быстро укутав девушку, она дождалась, когда карета остановится, и юрко выпрыгнула первой из двери. Айола озиралась по сторонам, опасаясь ступить на землю.
— Стой, дитя моё, — зашипела старуха и толкнула девушку обратно в карету, — я скажу, когда идти.
Минутой позже проворные мальчики раскатывали огромный ворох шелка от кареты до распахнутых дверей серого дворца, по высоким ступеням, убегающим вглубь ярко освещённого помещения.
— Иди.
Айола попыталась наступить на шёлк, но он скользил по льду, ветер ударил в лицо, и чувство страха снова затопило сердце младшей дочери Короля. Является ли это обычаем или испытанием, и что ждёт её за неосторожность? Она почувствовала тёплую руку уже знакомого ей пожилого всадника, который поддержал девушку и передал в следующие руки, так она преодолела ледяную преграду и оказалась на каменном полу замка, стоя на гладком шёлке.
— Всадники благоговеют перед тобой, дитя моё, это хороший знак.
— Разве они не должны?