— Ой, — опомнилась Айола, — жёнам нельзя употреблять вино, в любой момент они могут носить в чреве своём ребёнка.

— От небольшого кубка мой ребёнок не пострадает, Царица, а вам следовало запить… Вы хорошо себя чувствуете? — он гладил её волосы, подобные льну, где переливались жемчужины, и смотрел в глаза, подобные цветку льна.

— Да… тебе понравилось? — младшую дочь Короля стал покрывать стыд, что всё реже и реже случалось с ней в присутствии мужа.

— Конечно, Царица. Ох, Айола, порой ты Истинная Королева, Царица Дальних Земель, а порой — несмышлёный младенец, и я не знаю, кого из вас я люблю больше.

Айола улыбнулась.

— А я знаю, я люблю мужа своего, Горотеона, его глаза, цвета камня «дымчатый кварц» и то, как он несёт меня на своём коне, подобно ветру, сильнее ветра.

Ей снился тёплый ветер на просторах льняных полей в цвету и Жемчужина, оседлав которую, младшая дочь Короля неслась, как ветер, быстрее ветра.

Утренний сон Айолы, самый сладостный, был прерван чем-то неясным, тревогой, что зарождалась внутри и собиралась холодным клубком шипящих гадов в животе.

Младшая дочь Короля посмотрела на тяжёлый полог, что простирался над кроватью её мужа, потом встала и прошла по покоям, в которых уже чувствовала себя свободно. Полюбовалась на птицу из мозаики на стене, на которую падал первый утренний свет витража, с опаской провела рукой по рукояти меча, который всегда был рядом с постелью, когда Царь Дальних Земель спал или отдыхал. Рукоять была холодная и неудобно ложилась в руку, Горотеон не позволял прикасаться к его оружию, но сталь меча сверкала, подобно россыпи алмазов, и порой Айола проводила по рукояти рукой, лаская, словно мужа.

— Меч тяжёл для ваших рук, Царица, вы можете неосознанно уронить его и причинить себе вред. — Однажды Царь Дальних Земель аккуратно вырвал у Айолы волос, похожий на тонкую нить льна, и опустил на остриё лезвия, которое легко, без всякого усилия, разрезало волосок.

Забравшись обратно под покрывала, она привычно и удобно устроилась рядом со своим Царём и господином, провела рукой по обнажённой груди и ниже.

— Ты не спишь, муж мой, — тихо, с улыбкой.

— Сплю, а ты мне мешаешь…

— Нет, не спишь, — рука Айолы опустилась на вздымающуюся мужественность мужа, которая и навела её на мысль, что Царь уже давно не спит.

— Айола, я сплю, — руки Цари быстро притиснули младшую дочь Короля к горячему со сна телу, прижав её руки по бокам, — сплю, — и недовольно нахмурился.

Айола не любила, когда взгляд Царя был хмурым, тогда словно тень набегала на сердце её и пролегала морщинкой меж бровей Горотеона.

— Как же ты можешь спать, — заворчала про себя, — когда…

— Айола, — Горотеон всё-таки открыл свои глаза, подобные камню со странным названием «дымчатый кварц». — Так, — откинул покрывала на мгновение, — всегда бывает утром, когда разум и тело мужа ещё спят.

— Но…

— Обычно по утрам ты крепко спишь, жена моя, и просыпаешься только от ласк моих, поэтому ты и не замечала. Что беспокоит тебя, Айола, что сегодня ты проснулась раньше меня?

— Я не знаю, мой господин, тревога поселилась в моём сердце…

— Есть ли причины для этой тревоги? Что-то гнетёт твоё сердце? И я не господин тебе.

— Причин нет, не господин мне, — она улыбнулась и уткнулась туда, где слышен мерный стук сердца. Айола полюбила этот звук, он успокаивал её, вносил радость и мир в мысли девушки.

Ей нравились лёгкие поглаживания по её телу руками Горотеона, нравилось, когда поглаживания переставали быть лёгкими, когда становились настойчивыми, как и её желание, которое умело будил в ней её муж. Нравилось, что каждое её утро начинается с ласк мужа, и каждый вечер заканчивается ими, она чувствовала себя подобно струне на инструменте придворного музыканта, что легко поддаётся его пальцам, так и младшая дочь Короля легко поддавалась на ласки мужа, чувствуя, что желание растекается по её сердцу.

И сегодня, только услышав просьбу, подобную стону, из уст Царицы, Горотеон вошёл в неё, как полается мужу входить в жену свою, чтобы пролить своё семя, и, как и всегда, младшая дочь Короля слышала стоны свои и мужа своего, сладостные, словно мёд, она ощущала его прерывистое дыхание и легко подстраивалась под его ритм, как и он под её, пока семя Царя не пролилось, под вскрики Царицы.

На какое-то время тревога покинула разум младшей дочери Короля, но, вернувшись в свои покои, она снова забеспокоилась. Рабыни готовили воду и переговаривались между собой, Айола не стала прислушиваться к их разговору, сон сморил её, и она уснула, сказав, чтобы её не беспокоили.

Аппетита не было, мальчик, приходивший от повара, трижды менял блюда, но все они, включая самые любимые лакомства Царицы, были неприятными на вид и источали зловоние. Айола даже протянула блюдо из тонкого серебра рабыне, но та нашла яства тончайшими на вкус.

На прогулке, куда отправилась Айола, чтобы угостить Жемчужину и других коней морковью, она чувствовала неприятные запахи повсюду. В конюшне же младшая дочь Короля почувствовала себя так, словно выпила прокисшее молоко, всё, что смогла съесть Царица за день, вышло через рот, голова её кружилась, и по спине тёк пот, подобный холодному дождю. Рабыня суетилась вокруг Царицы, когда вторая побежала за помощью. Появившиеся как из ниоткуда всадники, во главе с Царём Дальних Земель, остановились. Айола видела, как Горотеон подал знак, и они поехали в сторону площади, что простилается между дворцом и храмом Главной Богини. Люди по пути их следования расступались, а то и убегали.

Когда Айола увидела вблизи лицо своего Царя, сквозь пелену непрошенных слёз, и услышала его голос, всегда бархатистый, успокаивающий и обволакивающий, словно мех серо-белой лисы, она не поняла слов его, а только почувствовала, как сильные руки подняли её, словно младшая дочь Короля весит не больше, чем шёлковая лента. Площадь была пуста, торговцы побросали торговые ряды с товарами, знать и простолюдины скрылись из виду, когда Царь Дальних Земель пронёс на руках свою Царицу и поднялся в её покои, где уложил её в высокие подушки и перины, укрыв покрывалами. Айоле казалось, что сознание её трепещет и колышется, подобно пламени свечи под порывом ветра.

Открыла глаза она утром, чувство тошноты прошло, как и слабость в руках и ногах, рабыни быстро принесли ей какой-то отвар, и расторопный мальчик от главного повара пришёл узнать, что желает Царица вкусить перед посещением Храма Главной Богини.

Младшая дочь Короля испугалась, но в то же мгновение зашёл Царь Дальних Земель и муж её, и рабыни с мальчиком тут же удалились с глубоким поклоном, тихо закрыв за собой дверь.

— В Храм Главной Богини? — глаза Айолы были широко открыты и густо-фиолетового цвета, кровь ушла у неё от лица и губ, голова кружилась.

— Да, Царица, тебе надлежит сегодня, как можно скорей, совершить жертвоприношение, Верховная Жрица ждёт тебя.

— Что я сделала? За что ты наказываешь меня?

— Я не наказываю тебя, и Главная Богиня — тоже. Верховная Жрица должна предсказать твою судьбу… она ждёт тебя, Царица.

— Я не хочу знать свою судьбу, духи гневаются, когда смертный узнает свою судьбу, и наказываю его проклятием на род его и дом. Скот падёт, а люд в доме его уйдёт в мир духов страшной смертью!

— Айола, это верования Линариума… Человеку не следует знать свою судьбу, часто она бывает страшна и неминуема… Но здесь, в Дальних Землях, только Верховной Жрице решать, кому знать свою судьбу, кому нет. И сейчас пришёл твой черёд её узнать.

— Нет, нет, я не хочу, не могу, — руки младшей дочери Короля тряслись, крупные слёзы лились из глаз, невиданного, редчайшего фиолетового цвета. Только у истинной дочери Линариума, у Истинной Королевы могли быть такие глаза, подобные редкому цветку.

— Айола, я не хочу знать твою судьбу… но сегодня и я узнаю её, и если духи покарают за это, то и меня тоже. Скажи, Царица, разве в этом лунном цикле у тебя была женская неделя?