- Сомневаюсь, что Дмитрий отказался бы подписать согласие, у него нет никаких на то оснований. Но этого и не потребуется. Кирилл оставил два распоряжения. Одно ты уже видела. Вот второе.

И Ростислав, уже привычно, достал из воздуха лист бумаги и протянул мне.

Начало ничем не отличалось от того, что я уже читала. Длиннющее вступление, «я такой-то и такой-то, в присутствии тех-то и тех-то», дальше вновь перечислялась куча свидетелей - на этот раз Ростислава среди них не было,- а потом всего одна строчка:

«Даю согласие на брак своей дочери Виктории Соколовой с моим преемником Ростиславом Беркутовым».

И всё. Никаких условий. Никаких менталистов и любых других необходимых доказательств. Мой отец просто дал согласие на наш брак.

А ниже подпись и дата. День нашей первой встречи, когда Ростислав впервые взял меня на руки, а я разревелась, перепугав его до паники.

- Я узнал об этом согласии только после смерти твоего отца, мне его отдал нотариус вместе с остальными документами и распоряжениями Кирилла. Тогда оно вызвало во мне лишь лёгкую грусть о малышке, которая никогда не станет взрослой, и у нас не будет даже шанса узнать друг друга настолько, чтобы понадобилось воспользоваться этим документом. Но с той минуты, как ты «воскресла», я всё чаще вспоминал о нём.

- А... ты это не потому, что он хотел?..- я просто должна была это спросить. Не верила в подобное, но и не спросить не могла. Вопрос прозвучал коряво, но Ростислав меня понял.

- Вика, я никогда бы не женился без любви, и Кирилл прекрасно это знал. Твой отец лишь взял с меня обещание стать твоим опекуном, если он сам не сможет, не особо доверяя сыновьям - работа Дмитрия не способствует заботе о ком-либо, ну а Трофим всегда был разгильдяем. Кирилл просил меня позаботиться о своём сокровище, и я согласился, но никогда он не требовал от меня жениться на тебе, и речи не заводил, не намекал даже, но, как оказалось, мечтал. Мечтал о том, чтобы тот, кто стал ему сыном, и любимая дочь были вместе.

- Значит, мы исполним его мечту? Жаль, что он об этом уже не узнает.

- Возможно, он догадывался о чём-то подобным. У нас нет дара ясновидения, точнее - никогда ни у кого не было. Или мы просто об этом не знали. Но, возможно, Кирилл мог видеть будущее, пусть лишь частично и очень смутно. Потому и оставил это согласие - именное.

- И передал тебе своё сокровище,- улыбнулась я.

- Да, теперь ты уже моё сокровище. Правда, очень беспокойное, я обязательно поседею с тобой раньше трёхсот лет. Но такое любимое сокровище.

- Я тоже тебя люблю,- шепнула я, прижавшись к своему жениху, глядя, как волны океана лижут песок почти у наших ног и понимая, что счастлива. Счастливее всех на свете.

Некоторое время спустя

- Наконец-то! - услышала я, выйдя из портала, и была тут же поймана в любимые объятия.- Я уже соскучился.

- Ох, Слав, я и сама не рада, что пришлось уйти так надолго именно сейчас. Но отменить никак нельзя было, сам знаешь, договорённость за полгода, столько народа меня одну ждало. Не могла же я их всех подвести. Зато из Красной книги сегодня официально вычеркнули пять последних исчезающих видов. Всё, Слав, раздела «исчезающие растения» в Красной книге больше не существует, представляешь? Я ужасно устала, но такая довольная.

- Вижу. И то, и другое,- усмехнулся любимый и прижался губами к моему виску, продолжая держать меня на руках. Привычное тепло силы потекло в меня от места прикосновения.

Он делал так постоянно, каждый раз, когда я возвращалась из «командировок», где восстанавливала то популяцию очередного редкого растения, то тропические леса, то пустыни озеленяла. И даже когда просто реализовывала очередной проект нашей с Ритой фирмы «Волшебный сад» и тратила совсем чуть-чуть магии, поскольку та работа требовала скорее точности, а не больших усилий - неважно.

После случая с колорадским жуком я всегда была благоразумна и никогда не теряла магических сил больше, чем нужно. И уж точно в жизненные силы не залезала. И всё равно, хотя в целом я себя отлично чувствовала, усталость не в счёт, Ростислав обязательно делился со мной силой каждый раз, стоило мне хоть немного поработать. Уж такая у нас сложилась традиция.

- Как идёт подготовка к свадьбе? Моё отсутствие кто-нибудь заметил?

- Похоже, лишь я один,- усмехнулся Ростислав.

- Какое это счастье - наконец-то оказаться на свадьбе со стороны жениха,- рассмеялась я.- И хотя, после всех тех свадеб, которые мне пришлось организовывать, я могу это сделать хоть с закрытыми глазами, хоть во сне, впору свадебное агентство открывать, как всё-таки приятно, когда всё это приходится делать кому-то другому. И нервы тратить - тоже.

- А я, наконец-то, могу не переживать, что отдаю свою кровиночку какому-то постороннему мужчине, который никогда не сможет позаботиться о ней также, как я,- закивал Ростислав.

- Да уж, мы всего-навсего отдаём свою кровиночку посторонней девушке,- вздохнула я.- Но я абсолютно не переживаю. Всё же, от долгих помолвок есть определённая польза - за эти два года я обучила Анечку готовить все любимые блюда Кирилла.

- Хочешь сказать, что она чего-то готовить не умела? - скептически взглянул на меня муж.- Учитывая уроки домоводства в школе, это звучит нереально.

- Она не так готовила щи! Без фасоли, представляешь? Как так можно? Они же вообще не сытные получались, а мальчик должен хорошо питаться!

- «Мальчику» идёт сто сорок восьмой год,- расхохотался Ростислав так, что чуть не уронил меня, поэтому предпочёл присесть на диван.- И больше ста двадцати из них он живёт отдельно и сам как-то питается большую часть времени.

- Какой ужас! Наш сын женится только через два дня, а я уже говорю, как свекровь со стажем! Убейте меня!

- Нет уж! - я получила лёгкий поцелуй.- Никто тебя убивать не станет. Это совершенно нормально - переживать за своего ребёнка и его будущее. И не важно, сколько ему лет, семь или сто сорок семь.

- Я не буду вмешиваться в их жизнь, клянусь! Ни в один шкаф не загляну, ни в одну кастрюлю нос не суну, и если приду и увижу грязь и беспорядок - сделаю вид, что так и надо. Не хватало мне ещё в Никифоровну превратиться,- я аж содрогнулась, представляя эту ужасную тётку, по какой-то злой усмешке судьбы доставшуюся моей сестрёнке Любашке в свекрухи.

Именно так - в свекрухи, даже слово «свекровь» казалось для неё слишком ласковым. Муж Любашки, Эдик, был славным парнем, но, к сожалению, единственным и очень поздним сыном рано овдовевшей женщины, видевшей в нём смысл жизни и воспринимавшей как свою собственность. А он посмел влюбиться в «недостойную деревенщину», да ещё и жениться на ней.

Изводила она невестку долго, Эдик, нужно отдать ему должное, защищал жену как мог, но и порвать с матерью, искусно манипулирующей им с помощью «слабого здоровья», не мог, а только это и помогло бы. А Любашка терпела, от нас всё скрывала, никто и не догадывался - муж-то и правда её любил, когда навещали родителей, это было видно, Галина Никифоровна на людях играла роль ангела небесного, обожавшего невестку. И ещё долго мы ничего бы не узнали, если бы не случай.

Позвонив сестрёнке, уже и не помню, по какому случаю - мы с ней частенько просто так болтали,- услышала, как она хрипит и гундосит. Простуда. Не страшная, но противная. А Любашка на шестом месяце, и из лекарств ей можно только чай с малиной. А у нас как раз Людмила с семьёй гостила. Узнав, что Любашка расхворалась, она сама предложила помощь. Её целительская магия, плюс моя портальная - дело-то трёх минут. Сестре я ничего не сказала, решила сюрприз устроить.

Сюрприз получился для нас. Неслышно выйдя из портала в коридоре, мы услышали из комнаты прелюбопытнейший разговор, точнее - монолог «ангела небесного» Никифоровны, которая, развалясь в кресле, читала Любашке нотацию, явно не первую, уж слишком привычно звучало из её уст: «Бестолковая деревенщина, замухрышка, руки из задницы, дома свинарник, не пара ты моему сыночку, когда только назад, в своё Гадюкино, вернёшься?» - это так, выдержки, там много чего говорилось.