Последнее время я места себе не нахожу: меня беспокоит состояние Боунза. Он чувствует себя потерянным и никчемным с того момента, как вернулся Йео. Разрывающая его сердце тоска ранит — физически ранит меня. Но когда Йео уступает его отчаянному желанию и дарит близость — физическую связь, привязанность и секс — он доволен и удовлетворен. Его сердце заполняет любовь. Любовь, которую я и признаю, и разделяю с ним.

— Я тоже не хочу, чтобы Боунз страдал.

Йео наклоняется ко мне и нежно целует в кончик носа.

— В реальности никто и никогда не видел смысла в наших отношениях. Не видел, что у нас — у тебя и меня — есть хоть какое-то будущее. Но будущее без тебя — не для меня. Ты и я — смысл всей моей жизни. И как бы там ни было, но Боунз идеально вписывается в наш хаос. Мы всегда втроем. В каком бы смысле, форме или облике не пребывали.

— Что же теперь будет? — он некоторое время молчит. Я наклоняюсь вперед и дразню его поцелуем, чтобы немного поторопить с ответом.

— Трудно сказать. Но надеюсь, что вместе мы справимся, — говорит Йео со вздохом.

Его слова наполняют меня надеждой. Если Боунз сможет разделить наше счастье, то это вдохновит и меня.

— Ты моя девочка, — шепчет Йео. И мне нравится, когда он шепчет. — А он мой лучший друг.

— Жуткая Троица, — дразнюсь я.

Йео посмеивается над прозвищем, которое дала нам моя бабушка.

— Надеюсь, это никогда не изменится. 

Это утро кажется... нормальным.

Такое странное слово...

И оно так мало мне знакомо.

Йео вернулся. И мой призрачный мир теперь более отчетлив. Только рядом с этим мужчиной я остаюсь собой. Моего «я» намного больше, и впервые за очень долгое время я не так устаю. Непрестанно дрожать от страха и прятаться от любого шороха — это работа на полную ставку. Работа, от которой невозможно отдохнуть. А с Йео? С ним, по крайней мере, я могу хотя бы на мгновение вздохнуть и побыть просто Кейди.

Я собираю разбросанную по спальне грязную одежду Боунза. И не могу сдержать счастливой улыбки на губах. Обычно стиркой занимается Агата, но сегодня я хочу сделать ей что-нибудь приятное. Она поддержала Йео, когда тот объяснял своей семье мои проблемы и раскрывал мои тайны. Мне абсолютно нечем отблагодарить ее. Так, как она этого заслуживает. Стирка — самое меньшее, что я могу сделать.

Йео сегодня утром ушел. И мое сердце немного болит. Но я знаю, что это ненадолго. Воздух в комнате пропитан удовлетворением Боунза. Йео больше не отвергает его. И он это чувствует. Он почти счастлив. Все потихоньку налаживается.

Лучше бы я никогда не просила Йео оставлять меня.

Двенадцать долгих лет.

Я так скучала по нему.

Я набираю почти полную бельевую корзину и иду по коридору. Стараюсь как можно быстрее пройти мимо ее комнаты. Комнаты, где зарождаются кошмары. Где сейчас живет Норман. Это место мы все избегаем. И обычно нам удается держать ее запертой. Никто добровольно не хочет сюда заходить.

Комната, в которой раньше жила моя мамочка, сейчас наводит на всех ужас. И меня пробирает дрожь, когда я вижу, что дверь приоткрыта. В нее иногда заходит Уискерс, чтобы полежать перед большим окном и понежиться в потоке солнечных лучей. Я хочу отругать старого кота и захлопнуть дверь, но воспоминания уже протягивают свои мерзкие щупальца и цепляются за разумную часть моего сознания. Эти зловещие воспоминания затягивают меня в темноту. И я тону в них. 

Голоса.

Еле слышное шипение, постепенно переходящее в рев.

На этот раз они не в моей голове. Они настоящие.

Голоса не принадлежат ни моей бабушке, ни Йео. Ни Боунзу и ни Пресли.

Это голос мамочки. И ЕГО.

Вдруг что-то падает. Страх пронзает мое сердце и больно сжимает его. Я соскальзываю с кровати в своей спальне и на цыпочках подбираюсь к двери. Очень тихо открываю ее. Теперь голоса слышны более отчетливо.

— Зачем ты пришел, Норман?

Мамочкин голос дрожит.

— Она моя дочь. И я скучаю по ней, — кипит он. Затем что-то злобно шипит, но я не слышу. Мамочка начинает плакать еще сильнее.

Затаив дыхание, я крадусь по коридору к ее спальне. Дверь приоткрыта. Но я вижу лишь движущиеся в темноте тени.

— Ты сделал ей больно, — голос мамы звенит от ярости. — Я больше не позволю тебе мучить ее! Уходи, или я вызову полицию! У тебя больше нет надо мной власти. Ты не будешь манипулировать мной.

Я никогда не слышала, чтобы мама говорила так смело. Мне до боли хочется подбежать и обнять ее. Сказать, как я горжусь ею.

Но мне страшно.

А вдруг он меня поймает?

— Кейди, возвращайся в постель, — ворчит у меня за спиной Боунз. — Если он тебя увидит…

Я поворачиваюсь. Хочу посмотреть на своего друга. Но не вижу его. Я никогда его не вижу. Но зато хорошо слышу.

— А если он опять обидит мамочку? — со слезами спрашиваю я.

Теплая поддержка Боунза окутывает меня. С ним мне комфортно. Я чувствую себя в полной безопасности.

— А если он снова сделает тебе больно?

Мерзкая чернота заключает меня в свои леденящие объятия. Это болезненное чувство напоминает просмотренное в школе научное видео. Разлив нефти в океане приводит к гибели множества птиц. Чайки покрываются скользкой черной субстанцией, которая намертво прилипает к их крошечным телам. Нет иного способа удалить ее. Только соскребать, соскребать и соскребать.

Я хочу избавиться от этого чувства. Чтобы кто-нибудь стер его с меня.

Папа мерзкий и вызывает жуткий страх. Он оскверняет меня снаружи.

Но я хочу быть абсолютно чистой. Такой же, как чайки.

Ведь добровольцы смыли с них грязь.

А кто поможет мне все это смыть?

Большие карие глаза. Черные прямые волосы. Кривая ухмылка.

Йео.

Йео смоет все это. Я его Кузнечик. Он мой друг. Настоящий друг.

— Я тоже настоящий, — бурчит Боунз, оскорбленный моими мыслями.

— Знаю, глупыш, — улыбаюсь я.

Что-то грохочет в маминой комнате, и мы с Боунзом подпрыгиваем от неожиданности.

— Возвращайся в постель, Кейди, — требует он. В его голосе я слышу легкую панику.

Боунз никогда не боится. Если он напуган, то мне делается еще страшнее.

— Но мамочка…

— Иди!

Боунз иногда ревет.

И его рев заставляет меня бежать.

Боунз

Как только Кейди скрывается в тени, я сжимаю кулаки и врываюсь в спальню ее мамы. Страх грозит разорвать мою грудь пополам, но мой долг — защитить Кейди. Она такая маленькая и такая невинная. Ее безжалостный отец причиняет ей боль. Я ненавижу его.

— Так, так, так, — голос Нормана низкий и напряженный. Он почти рычит. — И кто же тут у нас? — загорается лампа, и я вижу его гигантскую фигуру, маячащую рядом с кроватью. Он выглядит немного больше, чем в прошлую нашу встречу. Его глаза еще темнее и боле дикие. Норман покачивается, и я понимаю, что он пьян.

— Пожалуйста, уходи, — умоляет его Луиза сквозь слезы. — Мама проснется и позвонит в полицию. Они заберут тебя, и будет только хуже.

Норман смеется. Его смех звучит зловеще. Мне хочется убежать и спрятаться от него. Но я должен защитить Кейди.

— Убирайся отсюда, говнюк, пока я не врезал тебе, — угрожаю я, расправив плечи. — Или я, бл*дь, выпотрошу тебя.

Бабушка Кейди заставила бы меня съесть кусок мыла, если бы услышала это ругательство их моих уст.

По ярко-красным щекам Луизы текут слезы. В ее глазах мелькает понимание.

— Боунз, дорогой, уходи. Пожалуйста. Просто иди в комнату Кейди и запри дверь.

— Боунз?! — Норман резко переводит взгляд с меня на нее. — Все-таки она такая же шиза, как и я. Черт возьми, я так и знал. Она пытается заменить нашего мертвого сына? — он шипит, когда встречает мой яростный взгляд. — Что? Ты притворяешься Кеннетом? Скажу тебе новость, ты — тупое дерьмо. И у тебя нет члена! Ты никогда не займешь его место.