— Я буду тренироваться, — сказала Агнесс. Поднять голову решимости все-таки не хватило. — Научусь драться.

— И кто же будет тратить время на то, чтобы тебя обучать?

— Не знаю. Заплачу кому-нибудь. Буду ремонтировать технику на заказ в свободное время.

Като тихо рассмеялся:

— То есть, ты будешь работать на Стаю, в свободное время ремонтировать вещи на заказ, и еще как-то успевать тренироваться?

Агнесс поняла, насколько глупо это звучит и промолчала.

— Ладно, — сказал Като, закончив смеяться. — Я буду тебя учить. Платы сейчас не возьму. Когда-нибудь потом сочтемся.

***

По ночам, засыпая в своей комнате в штабе, Агнесс часто думала о Старушке Яннике. Неужели все эти годы та в самом деле считала, что Агнесс сидит у нее на шее? Почему тогда выгнала? Совесть не позволяла выгнать на улицу ребенка? Агнесс не хотела быть обузой. Даже в семь лет она могла сама себе прокормить и не просила о помощи! Иногда в сознание Агнесс закрадывалась и совершенно другая мысль: что, если Яннике сказала это специально, чтобы Агнесс было легче уйти? Ведь если бы Железка не была так зла, как сейчас, ей было бы тяжело оставить и саму Яннике и их общее дело. Да, она хотела двигаться дальше, идти к своей мечте. Но смогла бы она сделать этот шаг, если бы ей было, что терять? Но эта мысль показалась Агнесс совсем глупой. По этой логике получалось, что Яннике так резко распрощалась с ней ради ее же блага. «Ага, конечно!» — думала Агнесс, чувствуя, как горячая слеза стекает по виску. Она думала о том, что всю жизнь была обузой. Сначала для отца, потом для Старушки Яннике. Тогда зачем ей стремиться во Флот? Почему она думает, что там будет как-то иначе? Да потому что обузу туда просто не возьмут. Если Агнесс будет служить на дирижабле, она однозначно будет полезной и нужной. Железка вспомнила своего Капитана и улыбнулась. Нет, она не думала, что они смогут стать друзьями, и уж точно не думала, что между ними может быть что-то романтическое. Но от мысли, что когда-нибудь она сможет просто быть рядом с таким человеком, как он, Агнесс стало немного легче.

***

Тренировки в области боевых искусств были особенно тяжелыми для семнадцатилетней Агнесс. Като нещадно ронял девушку на дощатый пол комнаты, где они занимались. А еще заставлял подолгу сидеть на этом полу на коленях, выравнивая дыхание, и отжиматься, стоя на кулаках. Уже через месяц тренировок Агнесс возненавидела этот пол. Но тренироваться было нужно, потому она не отлынивала и не ныла. По вечерам в своей комнате она рассматривала синяки на своем тощем бледном теле. Иногда они болели подолгу. Костяшки своих кулаков она со временем вовсе перестала чувствовать. Иногда, когда она глядела на свои синяки, ей было больно не только физически. Она думала о том, что людям вроде того Капитана не приходилось проходить через такое, чтобы попасть на Флот. Им просто повезло родиться наверху. Они могли подготовиться к поступлению в академию. У них были нормальные книги и родители, которые могли заплатить за обучение, если ребенок сам не блещет умом. Агнесс представляла девушек, которые окружали Капитана всю его жизнь. Они точно не были такими тощими. Конечно, с тех пор как Агнесс выбралась с улицы, она несколько отъелась. Она больше не выглядела так, как будто упадет замертво прямо сейчас, но все равно казалась себе ужасно худой. У девушек с верхних ярусов не было машинного масла под ногтями, как у Агнесс. У них не было синяков на теле. Они, наверное, и одинокими-то себя никогда не чувствовали. У Агнесс даже друзей толком не было. Так, напарники из Стаи и знакомые из трущоб, с которыми иногда можно вместе выпить. Вроде Джара. С возрастом они становились все более разными. Его жизнь теперь была простой и спокойной, и он не слишком понимал Агнесс в ее желании постоянно двигаться вперед. Никому она не могла рассказать о своих мечтах и своих мыслях.

Как-то раз, после того, как Агнесс в очередной раз упала на тренировке и решительно встала, потирая ушибленный локоть, Като спросил ее:

— Откуда в тебе столько силы?

Агнесс пожала плечами. Като продолжил:

— Ведь есть в тебе что-то, что заставляет тебя подниматься снова и снова и двигаться вперед. Что это?

Тогда Агнесс почти рассказала ему. Раньше никто не задавал ей таких вопросов. Всем было наплевать. А Като спросил. Значит, увидел в ней что-то? Значит, ему было интересно, и он смотрел достаточно внимательно? Агнесс уже открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент от неудачного движения руку прострелило такой острой болью, что она возненавидела Като за его жестокие тренировки и поклялась, что никогда ничего ему не расскажет.

Локоть после осмотрел врач Стаи. Ничего страшного там не было, обыкновенный ушиб. Пару недель пришлось походить в повязке и рукой шевелить по минимуму. Тем не менее, работать она не прекратила. Наоборот, решила, что эта травма — отличный повод наконец подстраховаться и добавить к своей физической силе техническую. Что-то, что сможет защитить ее от таких вот ситуаций. Агнесс начала разрабатывать свою броню: механический экзоскелет, с усилителями для рук и ног, с множеством встроенных инструментов.

Юная Агнесс тяжело переживала одиночество. Ей казалось, что она не соответствует ни окружающей ее действительности, ни своим мечтам. Мир трущоб был жесток. Она четко усвоила, что даже те, кто вроде бы хотят помочь, на деле могут причинить боль. Она взрослела с мыслью о том, что положиться можно только на себя и на технику.

К тридцати годам Железка превратилась в Железную Агнесс — одну из самых известных и уважаемых охотниц за головами Нового Рима. Теперь она жила в собственной квартире на одном этаже с Трикс. Первое, что Агнесс сделала, когда переехала — перекрасила потолок в спальне в цвет неба. И даже маленький белый дирижаблик нарисовала. Она чувствовала, что близка к исполнению своей мечты. Так или иначе, она будет служить в Новоримском воздушном флоте. И может быть даже под командованием того самого Капитана. Иногда, лежа на своей кровати и разглядывая небо на потолке, она думала о том, какой он сейчас. Сколько лет прошло? Восемнадцать? Сколько лет ему было тогда? Она была еще ребенком, и все, старше пятнадцати, казались ей безумно взрослыми. Тогда ему могло быть и двадцать, и тридцать. Значит, ему может быть тридцать восемь… Тут разум рисовал ей образ темноволосого красавца в белом мундире, который направляет дирижабль навстречу опасности. Или ему может быть почти пятьдесят. При этой мысли в голове возникал образ мужчины с уставшим взглядом и сединой на висках. Впрочем, направлял дирижабль навстречу опасности он не менее решительно. Такие мысли помогали Агнесс засыпать по ночам. А бодро подниматься по утрам помогали мысли о том, что ей предстоит поймать очередного преступника и сделать Новый Рим более приятным местом.

Несмотря на то, что со Старушкой Яннике Агнесс рассталась довольно плохо, бросать ее одну она не стала. Первое время навещала сама. Они разговаривали, конечно, но гораздо более сухо, чем раньше. Как только работа охотницей стала приносить доход, Агнесс наняла студентку технического университета, чтобы та присматривала за старушкой. В конце концов, той было уже тяжело жить одной. Агнесс ожидала, что на ее объявление откликнется какая-нибудь скромная сердобольная отличница, но вместо этого появилась Лили с короткими черными волосами и макияжем в стиле «здравствуй, мама, я енот». У Агнесс были большие сомнения относительно ее кандидатуры. Еще она была уверена, что гордая Яннике оскорбиться, если к ней открыто приставить «сиделку», потому Лили должна была обратиться к Яннике как к специалисту по технике за помощью в учебе.

Вечером первого дня, который Лили должна была провести с Яннике, Агнесс решила их проведать. Крики, доносившиеся из дома Яннике, было слышно уже с улицы, за несколько метров до двери. Они ругались.

— Да такая ерундень никогда в жизни не заработает! — орала Яннике.