Теряя сознание, он успел услышать испуганный возглас Утешительницы и частый приближающийся стук каблуков.

Конечно, Эльстер не усидела в экипаже.

…

В себя он пришел быстро — его даже не успели поднять, а Утешительница не успела позвать на помощь.

— Не надо… не надо, не ходи, — с трудом прохрипел он, сжимая ее подол. — Мне нужен… патер Морн, слышите? Позовите, мисс…

— Хорошо, хорошо, отпустите меня, я позову! — воскликнула она.

Эльстер сидела рядом с ним, расплескав по дорожке темно-синюю юбку.

— Проклятье, Эльстер, я же просил ждать в экипаже, — тихо сказал он, упирая трость в землю и наконец-то поднимаясь на ноги.

— Я видела, как она тебя за больную руку потащила!..

— Да хоть оторвала… Ладно, только не говори ничего, я сам… Ты сказала что-нибудь фройляйн Утешительнице?

— Да, — мрачно ответила она.

— И правда, фотце…

— Я так и сказала!

— Эльстер, да ради всего святого! — не выдержал Уолтер.

Перед глазами метались черные точки, а виски сдавливало ледяной пульсацией, выступающей на коже капельками пота. Хотелось сорвать маску и вдохнуть полной грудью чистого воздуха, но сделать этого было нельзя. Он мрачно смотрел, как капает в серую кашу подтаявшего снега под ногами густая кровь, кажущаяся неестественно красной даже сквозь затемненную маску, и думал о том, что вообще-то он страшно устал. Что сил куда-то бежать, прятаться и лгать становится все меньше. Что пустяковый порез, который зажил бы за месяц, оставив аккуратный шрам, сейчас может стоить ему жизни. Расстанется он с ней на больничной койке или на эшафоте — не так важно.

Патер Морн вышел на ступени храма без маски.

Он изменился с их последней встречи. Вместо благообразного пожилого клирика в круглых очках с золотистыми линзами и гладко зачесанными назад серебрящимися сединой волосами, перед ним стоял высокий, худощавый старик с шапкой сизых кудрей, погасшим взглядом и суровыми морщинами в уголках рта, придающих его лицу скорбное выражение. Уолтер заметил, что на нем нет черного сюртука клирика, только рубашка из небеленого полотна и черный ритуальный шарф.

— Да продлится вечно Его сон, — бесцветным голосом произнес он, подходя к Уолтеру. — Зачем вы пришли, юноша? Колыбель Голубая — не место призрения.

— Помогите мне, патер Морн, — тихо сказал Уолтер, приподнимая маску и тут же опуская обратно.

В лице клирика не изменилось ничего. Он переводил пустой взгляд с Уолтера на Эльстер и молчал. Наконец, он обернулся к храму.

— Осквернившие священные ступени Колыбели должны быть высечены на площади, вы знаете об этом, молодой человек? — сухо спросил он.

— Патер Морн, — тихо сказал Уолтер, чувствуя, как обрывается последняя ниточка надежды. После предательства отца ожидать радушия от духовника брата было странно, но все же он рассчитывал на помощь.

— Или вы, юноша, памятуя о нашем прошлом разговоре, все-таки решились прийти к нам и исповедаться и даже привели супругу? Миссис, он больше не поднимал на вас руку? Скажу честно, я приятно удивлен. Спящий не проснется, если каждый облегчит душу и отринет свои грехи, — так же бесстрастно спросил он.

Уолтер почувствовал, как медленно расползается в груди золотое, целительное тепло.

— Именно так, патер Морн, — смиренно ответил он.

— В таком случае подождите, я принесу вина, кажется, вам это необходимо…

— Он с трудом на ногах стоит! — не выдержала Эльстер. Уолтер, поморщившись, слегка толкнул ее тростью.

— Молли, милая, принеси вина, — попросил он Утешительницу.

— Патер Морн… — начал Уолтер.

— Питер, от вас несет перегаром хуже, чем от бродяги! Я отказываюсь с вами говорить, пока вы не выпьете, чтобы у вас перестал так заплетаться язык. Стойте, где стоите, на хватало еще, чтобы вас вырвало на дорожку! Милая, почему вы стоите, заберите у него эту жуткую палку и помогите этому… джентльмену стоять ровно! — приказал он Эльстер, осторожно подхватывая его под левую руку, подвернув плащ так, чтобы не испачкаться в крови.

Молли вернулась почти сразу. В руках она несла широкий, матово-черный стакан.

— Патер Морн, поить… гостей на ступенях Колыбели? — тихо, с сомнением проронила она.

— Молли, вы что, не видите, он же не стоит на ногах! Не знаю, сколько он выпил вчера, но сегодня это сильно затруднит нам исповедь. Питер, послушайте, вы вообще-то отвлекли меня от важной встречи — я снова принимаю жандарма из Кайзерстата, он ищет беглого преступника, сказал, что дело государственной важности…

— Тогда может я обойдусь без вина? — тихо попросил Уолтер, чувствуя, как горло сжимают липкие ледяные пальцы. — Моя супруга… не обязательно должна присутствовать на исповеди, она немедленно вернется домой…

— Оба стойте, где стоите, — потребовал патер Морн. — То, что вы пришли ко мне не вовремя, не значит, что я откажу вам в исповеди… Не поднимайте сильно маску, Питер, рядом с вами невозможно дышать… давайте, я придержу…

Он прислонил к губам Уолтера стакан и тут же выронил в снег. Темно-красная жидкость расплескалась по камням, облив подол Эльстер, брюки Уолтера и сапоги патера Морна. Стакан упал аккуратно на следы крови на снегу. Отличить капли крови от брызг вина стало невозможно.

— Молли, ты собирала вещи? Немедленно отправляйся к себе и никому не открывай и ни с кем не говори, пока я не разберусь с этими господами. Скажешь, я запретил. Питер, идемте, я покажу, где меня ждать.

Он оперся о Эльстер. Черных мушек перед глазами становилось все больше, казалось, еще немного, и сознание окончательно погаснет, но Уолтер, стиснув зубы шел за патером Морном, грязно ругаясь про себя на каждом шагу.

К счастью, он увел их недалеко. Около главного входа в Колыбель располагалась узкая дверь.

— Проходите боком. Дойдите до двери с буквами «М.Р», запритесь изнутри ждите, — коротко бросил он, подталкивая Эльстер к двери. — Иди вперед.

— Руки! — внезапно ощерилась она.

— Бедная девочка, — грустно сказал патер Морн, опуская руку. — Идите… Питер.

За указанной дверью оказалась небольшая келья, освещенная тянущимися по периметру потолка желтыми лентами. Уолтер без звука осел на пол и снял маску. Эльстер торопливо заперла дверь и бросилась к нему. Прижалась к правому боку и затихла, закрыв глаза. Несколько минут он слушал, как она дышит — коротко и часто. У него не было сил ничего говорить, только согреваться близким теплом и про себя прокручивать варианты побега Эльстер. Ничего не выходило.

Мысли разбегались и путались.

В желтом теплом и сухом полумраке кельи боль притупилась и даже страхи терзали его меньше. Он крепче обнял Эльстер здоровой рукой и прижался лицом к ее волосам.

— Спасибо тебе, — наконец сказал он. — Не нужно было, но… спасибо.

— Я больше тебя никогда не брошу, Уолтер. Если хочет — пусть убивает. Я посмотрела, как эта тебя поднимает, и поняла, что не смогу. Мне не нужна жизнь, купленная за твою.

— Значит, если умрем — то вместе, — горько усмехнулся он, целуя ее в висок.

— Глупости, Уолтер. Кто сказал, что мы вообще когда-нибудь умрем? — сонно пробормотала она.

…

…Золото, жидкое золото, текущее по рукам, горячее, густое, с одуряющим запахом апельсина и черного перца. А в ладонях трепещет, словно пойманная птица, комок из проволок, реек и шестеренок, связанных живой плотью.

Механическое сердце, вырванное из груди, истекает золотом, золотом, золотом…

«Уолтер!»

Горло болит, словно обожженное. Уолтер не сразу понимает, что это жажда. Губы растягиваются в улыбке и он чувствует, как рвется обметавшая их сухая корка.

«Что ты делаешь… пожалуйста, Уолтер, мне больно…»

Он касается тягучей жидкости губами.

«Не надо, нет, нет!»

Он пьет жадно, большими глотками, и никак не может напиться.

Предсмертный крик еще стучит в ушах. Мертвая женщина лежит на спине, прямо у его ног, и смотрит в пололок пустым взглядом. У нее прозрачные глаза — все золото осталось на его ладонях.