— Ты прав. Мы с «Хандой» никого не боялись и бояться не станем, а если случится тонуть — будем это делать с песней, да, моя девочка?!

И, словно отозвавшись на его слова, пароход зашелся протяжным гулом и выпустил черный зловонный дым из трубы.

— Куда вы едете, герр Рауль? — осторожно уточнил Уолтер.

— На Альбион!

— Прекрасно. Пусть ваш путь будет легким, ветер попутным, а море — пустым, — произнес он дежурную формулу, а потом, коротко кивнув, ушел с причала не оборачиваясь.

Все его мысли о том, чтобы оправиться в путешествие на пароходе разбились о самоубийственную отвагу герра Рауля и в прямом смысле безумную любовь с кораблем.

«Ну его — лучше полечу на дирижабле. Если что — полетаю перед смертью, зато никто не решит плыть на пароходе в Ночь», — подумал Уолтер, спускаясь к пляжу.

Уолтер видел на улицах адептов Белого Бога, тех, кто проповедовал совсем иную религию и, насколько он знал, в Морлиссе, откуда явно был герр Рауль, многие уже примкнули к этой странной вере. Она казалась Уолтеру нелогичной. Вроде у них был некий безымянный Белый Бог, который не спал, а следил за людьми. И был его враг, его темная сторона, некая Чернота, не то жена, не то его женское обличье. Адепты верили что, когда зла в этом мире станет больше, чем света, мир укроет Вечная Ночь. А пока туда отправлялись те, кто совершал преступления или не соблюдал заповедей Белого Бога.

Уолтер считал это глупостью. Когда зла в мире станет слишком много — Спящий проснется, вот и все. Не нужно никаких наказаний и вечной темноты, ведь что может быть хуже, чем конец целого мира? И то, что Бог следит за людьми, сортируя их грешки, казалось Уолтеру странным. Богам не должно быть дела до людей, самое страшное зло совершенное человеком в лучшем случае подобно звону комара. И однажды комар разбудит Спящего, а может, он не захочет досматривать сон о том мире, какой люди смогли создать. И тогда мира не станет. Клирики же, в отличие от адептов, просто пытались продлить сон Спящего, а не умилостивить кого-то.

Занятый мыслями о странностях людских верований, Уолтер вышел на пляж. На этот раз здесь никого не было, и его кольнуло облегчение — не хотелось делить этот рассвет ни с кем, а еще ему было тяжело вспоминать прошлую встречу.

«Мальчик должен был уже уснуть. Интересно, где он проснется?..» — с горечью подумал Уолтер, снимая шинель и закатывая до локтей рукава рубашки.

Ледяная морская вода, соленая до горечи, была словно остывшие слезы на лице. Он умывался долго и особенно ожесточенно, словно стараясь смыть с себя и лицо Уолтера Говарда, и Музыканта Уолтера, позволив явиться на свет новому человеку.

«Удивительные глупости лезут в голову перед отъездом на две недели», — усмехнулся он, позволяя легкому прохладному ветру слизывать воду с лица.

Он вернется в Лигеплац, чего бы ему это ни стоило. Даже если придется стать похожим на герра Рауля.

«Неудивительно, что у этого человека полные волосы седины и все лицо в шрамах, если он во всем полагается на свой пароход, забывая об удаче и здравом смысле», — думал Уолтер, возвращаясь в паб, пряча лицо от внезапно ставшего слишком злым ветра в воротнике шинели.

…

— А я говорю — врут они, врут и не краснеют!

Голос Зэлы вырвался из уютного золотистого полумрака паба, словно первый порыв штормового ветра.

Хенрик за стойкой явно скучал. Уолтер поймал его умоляющий взгляд и усмехнулся. Разъяренная Зэла стучала свернутой в рулон газетой по стойке, и звук был такой, будто в газету завернуто что-то тяжелое.

— Это надо сочинить такую ересь! Да мало ли подражателей на свете! Где этот свихнувшийся, как бишь, на их собачьем языке… Риппер, а где Полуночники?! К тому же ты же прекрасно знаешь, что его поймали и повесили! О, Уолтер! Уолтер, поди сюда, ты куда мимо нас пытаешься просочиться?! Слышал новости?!

— Нет, — ответил Уолтер, недовольно скривившись и нехотя подходя к стойке.

— Очки сними, темно же, — сказал ему Хенрик, наливая кофе в огромную глиняную кружку.

— Глаза болят, лучше оставлю, — пробормотал Уолтер, делая глоток.

— Короче, слушай, жандармы, значит, вчера вечером заявили, мол, герр Хаган сам застрелился, и жена его себе горло сама вскрыла, все они изучили, раны там посмотрели, ножичек нашли и все такое. А Полуночница девочке якобы приснилась. Все, говорят, закрыт вопрос, расходимся, господа. И буквально пять часов назад находят еще два трупа. И знаешь чьи?!

— Чьи? — глухо спросил Уолтер.

— Герр Сатердика и его жены, фрау Мирабель, — трагическим шепотом произнесла она.

— Чудно. Кто эти несчастные?

— Уолтер, ты совсем? Это главный инженер «Пташек». И знаешь, на что это похоже?

— На убийство, Зэла.

— Это похоже на того полоумного, Риппера, который… Знаешь, что у фрау Мирабель лежало на коленях? Ее сердце!..

Раздался звон бьющейся посуды.

— Зэла, да чтоб тебя! — воскликнул Хенрик, с неожиданным проворством выходя из-за стойки и подхватывая на руки упавшую Василику. — Девочку напугала, она ушиблась, наверное. Просил же не говорить про такие вещи при ней, она же не как ты…

Хенрик усадил бесчувственную Василику в кресло у камина, достал из кармана какой-то флакон, перевернул его, зажав горлышко указательным пальцем, а затем осторожно провел им по ее вискам.

— Я чашки ваши разбила, герр Хенрик, — расстроенно сказала Василика, открыв глаза.

— Ну и подумаешь — велика важность, чашки, — неловко усмехнулся он, доставая из-за стойки совок и метлу, чтобы убрать осколки. — Утром жандарм приходил, — ни к кому особо не обращаясь, задумчиво сказал Хенрик, заметая осколки в металлический совок.

— Унфелих? — хрипло спросил Уолтер.

— Да он самый. У, мерзкая рожа, где их таких набирают… Сказал, ему донос поступил, кстати, и знаешь от кого?

— От кого?

— Да от полюбовницы твоей. Скрипачки, чтоб ей… Хорошая же девчонка, всегда мы дружили, что в голову пернатую ударило…

— Ты дал ему обыскать паб? — Уолтеру казалось, что небо упало ему на голову.

— Дал, как не дать.

— Нашел?

— Кого?

Уолтер не мог понять, врет ему Хенрик или нет. Лицо его было совершенно непроницаемым.

— Пташку, которую искал.

— Если ты спрашиваешь про ту славную девочку, которую ты без доплаты поселил у себя в комнате, то естественно Василика перед обыском вывела ее черным ходом, а потом вернула обратно, — усмехнулся он. — Мы и не говорили тебе сразу, потому что все обошлось, а ты с утра и так нервный.

— Поэтому вы решили успокоить меня баечками про женщину с вырезанным сердцем? — Уолтер поставил чашку на стойку, чтобы скрыть нарастающую дрожь. Мелькнула мысль попросить у Хенрика виски, но потом он решил глотнуть из личных запасов в комнате, чтобы не выдавать того, как сильно его встревожили новости.

— Это все Зэла. Зато ее любимый «Парнас» уже выпустил статью — говорят, если бы жандармы быстрее шевелились и не искали какую-то мифическую Полуночницу — ничего бы не было.

— И что жандармы? — из вежливости поинтересовался Уолтер.

— Жандармы… ищут Полуночников, — пожала плечами Зэла. — Не то свидетельницу хотят, не то… Кстати, ты знал — «Парнас» откуда-то достал фотографии, сделанные всего через несколько минут после смерти герра Хагана и фрау Марии?

— Может, их Пишущие Хагана-то и пришили? — невесело усмехнулся Хенрик.

— Выскажи свои подозрения Лауре Вагнер, придется заказывать еще и механическую руку, — мрачно ответила Зэла.

Уолтер молча допил кофе и поставил кружку на стойку. Он не знал, какая новость была хуже — то, что в Лигеплаце орудует маньяк, которого связывают с недавно повешенным альбионским, то, что герр Унфелих снова появился «У Мадлен» или то, что Мия не просто оборвала все его надежды на романтическое продолжение истории, но и нашла способ отомстить. Уолтер вспомнил, как она заглянула Эльстер в лицо, поднимая заколку. Фотография Эльстер было в каких-то сводках и ориентировках? Ну конечно, как же иначе. Мия узнала «пташку» и заявила жандармам.