Уолтер кивнул, не отводя взгляда от трупа и грубых черных швов на его веках.
— А Джек…
— Дворянам не зашивают, — поморщился Уолтер. — Хотя он… просил. Патер Морн не дал. Сказал, что воля усопшего — не повод нарушать традиции и что-то еще… на самом деле он не хотел, чтобы… он больше не снился, — сбивчиво закончил он. — Пошли отсюда, ты права. Клирик скоро вернется.
Эльстер взяла его за руку и отвернулась от алтаря.
…
Уолтер примерно помнил, где находятся деревни вокруг Шага-До-Волн, и надеялся до ночи найти одну — маленькую и дальнюю.
Но вокруг только стелилась вересковая пустошь с редкими холмами.
Почти к ночи, когда он всерьез начал опасаться, что придется заночевать у подножья холма, они увидели золотые огни на горизонте. Он вытащил из саквояжа флакон с тоником, отхлебнул, а потом протянул Эльстер и Зои. Нужно было дойти и найти ночлег.
Деревня была не той, в которой жила миссис Ровли, но Уолтер не сомневался, что новости между ними расходятся быстро. Но все же за передушенных котом птиц еще никого не вешали и с собаками никого не искали.
Конечно, никакой гостиницы в деревне не было, но в первом доме, куда они постучали, их послали к «Натти, которая сдает комнаты».
Дом, на который им указали, был окружен запущенным садом. Словно когда-то его разбили, а теперь за ним стало некому ухаживать.
Им действительно открыла немолодая, высокая крестьянка, чьи рыжие волосы укрывала такая же вдовья сетка, как у миссис Ровли. Он быстро договорился об ужине и ночлеге на чердаке, за который пришлось заплатить как за номер в гостинице. Натти предупредила, что сдала комнату под ними. Оказалось, в городе через несколько дней открывалась ярмарка, и многие торговцы снимали такие комнаты в окрестных деревнях. Уолтер сделал вид, что ему об этом известно и быстро сочинил легенду о том, что он врач, хочет купить редкие ингредиенты и даже условился с одним торговцем. Кажется, такая легенда целиком устроила равнодушную хозяйку, и он не сомневался, что именно ее она перескажет, если кто-то будет спрашивать.
Уолтер с трудом заставил Эльстер поесть перед сном. Зои пришлось кормить почти силой.
У хозяйки нашлись несколько старых матрасов и рваные одеяла. Уолтер вытряхнул из них пыль и постелил Эльстер с
Зои в одном углу, а себе — в другом, жалея, что не к чему себя привязать. Но он надеялся, что слишком устал, чтобы ходить во сне.
Закончив с ужином, он запер дверь и уснул, едва успев лечь на кучу сваленных в углу одеял.
Он снова видел тюрьму. У него еще обе руки, и они в кровь сбиты о дверь. Он лежал у порога обессилев от тщетных попыток вырваться, а на сорванном криком горле словно затянули колючую проволоку. В этом кошмаре он мог только скрестись о ледяной металл сорванными ногтями и хрипеть бессмысленные слова, слушая тихий, беспомощный плач, иногда разбивающийся криком.
Она звала его, а он ничего не мог сделать. Даже молиться — во сне у него не возникало такой мысли.
Когда он просыпался, ему показалось, что дверь со скрипом открылась, и на пороге стоит Бекка, но не в черном наряде Полуночницы, а в строгом темно-синем платье с белым кружевом, таком неуместном в этой полной боли темноте. Но на несколько секунд, перед самым пробуждением, образ Бекки поблек и стерся, словно она была призраком. На ее месте стоял Бен, живой, только слева волосы слиплись от крови, и один глаз был красным от полопавшихся сосудов.
Уолтер медленно открыл глаза и понял, что кошмар не закончился.
Вокруг все еще было темно, а Эльстер действительно плакала.
Он с трудом встал, будто не веря, что может это сделать. Подошел к ней и сел рядом прямо на пол.
Она спала и во сне глухо, бессильно рыдала, сжав зубами край подушки.
— Эльстер? Эльстер, просыпайся! — позвал он, тряся за плечо. Она не слышала и не отзывалась. — Просыпайся, ну же!
Наконец она открыла глаза, и в них Уолтер который раз читал только бессмысленную панику.
— Уолтер! Я… я… видела… слышала… Мне таких снов раньше не снилось никогда!
Она дрожала, прижимаясь к нему, будто он пытался вырваться. И как только он хотел ответить, как рядом тихо засмеялась Зои. Ее кошмары явно не мучили, но этот смех, тихий и надтреснутый, был страшнее крика и слез.
— Что происходит?! — прошептал он.
— Ты снова что-то видел? — прошептала Эльстер, вытирая слезы. — Кстати, ты меня не душить пришел?
— Вроде планы были другие.
Уолтер отпустил ее и подвинулся к Зои. Успел подумать, что лучше попросить Эльстер, но она сама была напугана и вряд ли смогла бы кого-нибудь утешить.
— Зои? Зои, солнышко, просыпайся, — позвал он, с некоторой опаской трогая ее за плечо. Все же она до сих пор пугала его.
Она обернулась к нему и медленно открыла глаза.
— Что? — хмуро спросила Зои. Сонно пробормотала что-то, что Уолтер не смог перевести. — Мне там было хорошо. С Беном.
— Я думал, тебе снятся плохие сны, — тихо ответил он, убирая руку.
— Хорошие. А ты соврал, сказал, что ему не больно! — зло огрызнулась она, отворачиваясь.
— Прелестное дитя, — проворчал Уолтер, возвращаясь к Эльстер. — Что тебе снилось?
Она только мотнула головой. Он, вздохнув, поправил у нее на плечах одеяло.
— Либо мы все устали и нервы сдают, либо я заразный, либо что-то в еде. Но нас не могут травить все, кто нам встречается — это глупость.
— Давай думать. Тебе кошмары снятся с тюрьмы. У тебя галлюцинации, а один раз ты во сне попытался меня убить, — сказала Эльстер, снова вытирая глаза.
— Ты один раз слышала голоса в Колыбели и тебе приснился кошмар сейчас. Но это может быть совпадением.
— Мне и раньше снились, но другие. Такие — в первый раз.
— И Зои вторую ночь подряд слушает Бена, но это тоже ничего не значит — девочка слаба рассудком и только что брата потеряла.
Эльстер притянула колени к подбородку и мрачно посмотрела на Зои.
— Мне все равно кажется, что это не совпадения. Помнишь, Бен в поезде тоже слышал голоса?
— Да. Но ему могло послышаться, в конце концов мы ехали в одном вагоне с Идущими. Там вообще тихо не бывало.
— Вот именно! Там разговаривали, пели песни, дрались и ругались постоянно. И тут он говорит: «Слышите? Голоса!»
Эльстер встала и нервно заходила по комнате.
— Что мы делали? Все, ты, я, Бен и Зои?
— Пили? — предположил Уолтер.
— Зои не пила, — возразила Эльстер.
— Но она в поезде и голосов не слышала.
— Бен достал запечатанную фабричную бутылку. И джин у него был фабричный. У «Пташек» много денег, но не настолько, чтобы лить отраву во все партии алкоголя, надеясь, что ты наглотаешься и меня прирежешь!
— Потише нельзя?! — раздался снизу раздраженный голос.
— Как по-вашему «лек михь»? — спросила она Уолтера.
— «Простите, сэр», — подсказал он.
— Зануда. Возьмите что-нибудь в рот, да поглубже, вам полезно! — громко посоветовала она полу.
— Если он придет с тобой разбираться — мне придется устроить драку, — лениво отозвался Уолтер, слушая приглушенные ругательства снизу. Сосед ответил на вопрос Эльстер и добавил несколько слов от себя.
— Тоже мне, новость, — фыркнула она, узнав слово «шлюха». Уолтер поморщился, но просить так не шутить не стал.
— Дурацкий у вас все-таки язык, даже это слово на кайзерстатском лучше звучит.
— Язык как язык, — слабо улыбнулся он.
— Да ты только послушай, что вы со словами делаете! У тебя такое имя красивое, «Вальтер»! А вы чего из него сотворили?
Она честно старалась обращаться к нему на альбионский манер, но иногда все же получалось «Волтер».
— «Уолтер», вроде несложно.
— «У-о-о-олтер». «У-о-о-о»! Да так собаки воют, когда жрать хотят. Или любиться.
В ее глазах застыло искреннее возмущение издевательством над языком. Он несколько секунд ошеломленно смотрел на нее, а потом не выдержал и рассмеялся, зажав рот рукой, чтобы не потревожить Зои.
Эльстер все-таки села рядом и положила голову ему на колени. Несколько минут они просто слушали, как возится разбуженный постоялец, как он затихает, и наступает тишина.