Последствия рейда в Витебск для меня оказались плачевными. Участие в убийствах в тех местах, где витала концентрированная некротическая энергия от насильственной смерти десятков тысяч человек, серьёзно подорвала моё здоровье, как мага, так и человека. Я две недели пролежал в кровати, не прикасаясь к магии. Высох, как щепка, осунулся, обзавёлся синюшными мешками под глазами и постарел лет на десять. Я даже подумал, что некроэнергия — она живая и полуразумная. Почувствовала рядом мага, и решила его изменить, чтобы дать ему свою силу и забрать его способности. Может, ерунда всё это и такие мысли всего лишь плод моего больного тела и перенесённых страданий. А может, что-то, да есть в этом. Всё-таки я ещё студент, пусть и способный. Гений, как называл меня профессор Ал Дайнел. Отсюда и отсутствие многих знаний. Тем более, что на третьем, четвёртом и пятом курсах я в основном изучал лишь то, что связанно с воссозданием магии Лордов Призывателей. По остальным предметам я не учил ничего сверх учебной программы, лишь только то, что поможет сдать экзамены.

— Как мы им дали-то прикурить! Вот бы так фашистов в каждом городе мордой ткнуть в землю до кровавой юшки, — радостно приговаривал Прохор после рейда в Витебск. Услышав как-то эти речи, я не удержался и разложил всё по полочкам, спустив Прохора с небес на землю.

— С каждым не получится, старейшина. Чтобы снизить риск провала до минимума я взял с собой все амулеты и накопители с маной. Я их месяц копил и создавал, чтобы в итоге всего за несколько часов они были опустошены до донышка, а часть разрушилась. Некоторые из-за активации чужой кровью больше не получится использовать, только в переделку в Очаг и годятся, — сообщил я ему. — Ещё и сам чуть не ушёл к богам.

— Енто точно, чуть не сгубил себя, — согласился со мной старик.

— Ещё добавлю, что без мага, даже с амулетами, ничего бы у вас одних не получилось. А будь у немцев кто-то из носителей магического дара, какая-нибудь знахарка, знахарь, ведьма деревенская и прочая шелупонь одарённая, то операция тоже провалилась бы. Только благодаря магии у нас и полному отсутствию её у немцев мы справились с задачей.

— Так я ж рази спорю, Киррлис, — развёл он руками. — Ты сделал больше всех и чуть жизнь не отдал. Машка вообще даже молилась втихомолку, представляешь? Просила Богородицу помочь тебе, дать сил и не превратиться в энтого… как там… лечного, во!

— Лича, — поправил я его.

— Ну да, — кивнул он, — его самого. А ты мог им стать?

— Угу.

Тот тяжело вздохнул.

С одной стороны, если поглядеть, то освобождение заложников обошлось для меня очень дорого. Хотя кто-то может решить, что рейд прошёл легко, как прогулка. С другой же, я ещё больше узнал о своих возможностях и направлениях их применения. Так же я громко заявил о себе всем сторонам конфликта. Думаю, что про эту акцию уже знают в Москве. Возможно, вскоре на меня попытаются выйти связные из столицы СССР.

«А ведь кто-то подумает, что я ищу не союзников и помощь, а просто страстно желаю лечь под местных», — с неудовольствием подумал я, взглянув со стороны на своё стремление связаться с правительством СССР.

Что же до немцев, то после показательной экзекуции своих людей в Витебске, они заполонили леса солдатами и полицейскими, подняли в небо самолёты, установили на всех крупных дорогах посты, снабдив их связью. Повторять акцию с заложниками и казнью не стали, но усилили и ужесточили контроль за гражданским населением. Число облав увеличилось, как и количество забираемых в тюрьму. В деревнях — аналогично. Немцы и их прихвостни из местных добрались даже до тех населённых пунктов, в которых не появлялись с начала войны из-за их удалённости от дорог и городов.

С чьей-то лёгкой руки (может даже руки немецкой) нас прозвали отрядом «Витебские мстители». За любую информацию о «мстителях» оккупанты пообещали тысячу рейхсмарок. За информацию, которая поможет схватить нас или уничтожить обещали от семи до пятнадцати тысяч. По словам Тишина это очень большие деньги. Завербованный штабсинтендант за месяц с официальной зарплаты и гешефтов получает всего несколько тысяч. Стоит добавить, что обещались именно рейхсмарки, а не дешёвые оккупационные, которые недавно стали вводиться в оборот наравне с советскими рублями.

«Магия — сила, — думал я, валяясь на кровати. — Но, демоны побери! Магия — это ещё и боль».

Потеря кучи амулетов и собственная недееспособность волновали, но без… как бы так сказать-то… особой остроты что ли. Уже не досада, но ещё и не откровенная злость. Пожалуй, я получил даже больше, чем потерял. Во-первых, я окончательно убедился, что против магии в этом мире нет никакого щита. Через год, может, два я буду представлять достаточную силу, чтобы не бояться никого. А через пять лет легко могу заявить права на кусок территории, какой пожелаю. Вряд ли даже танковая дивизия сможет что-то сделать против нескольких архимагов. Когда начнут пробуждаться чародейские таланты в местных жителях, то мне будет достаточно заявить, что в обмен на присягу я разовью в них магический талант и научу тому, до чего они будут доходить несколько поколений. После такого заявления ко мне бурным потоком понесутся одарённые, ещё устану отбирать лучших.

«Но когда это ещё будет», — с досадой подумал я и тяжело вздохнул. Я ещё только в самом начале развития Очага и до тех же архимагов мне ой как далеко. Даже Башня мага, простого мага требует для своей постройки несколько сотен килограммов золота, сотни самоцветов, адамантий, мифрил и орихалк центнерами. А ещё нужна древесина мелорна, инфернальный базальт, драконий мрамор, гномское сапфировое стекло и ещё несколько десятков ингредиентов, которые под ногами не найдёшь. Конечно, всё это можно трансфигурировать, но страшно представить, сколько уйдёт времени и исходного сырья. Это в горах хорошо, где можно расчищать площадку, а отходы бросать в Очаг на переработку. Особенно красиво выглядит данный вариант в реалиях Земли, где придумана такая отличная вещь, как взрывчатка. Её тут много, и она дешёвая, не то, что алхимическая в моём мире. Там намного дешевле нанять бригаду гномов с кирками, чем купить пуд этой смеси и им попытаться взорвать скалу. Да вот только я сейчас не в горах.

— Киррлис, тебе плохо? — встрепенулась Маша, услышав, как я вздыхаю. Пока я болею, девушка вечер и часть ночи проводит рядом со мной в качестве сиделки. Мои попытки объяснить, что это лишнее, и я себя чувствую хорошо, разбивались о её упрямство и желание помочь. Смены она делила с Василисой, Купавой и Забавой — старшими феями. Ну, этим я мог приказать оставить меня в покое. Но когда в первый раз это сделал, то почувствовал глубокую обиду и боль, пришедшие ко мне по ментальной связи. Пришлось сдавать назад. Впрочем, летающие крохи вели себя удивительно примерно и постоянно осаживали своих младших подопечных, не стесняясь пускать в ход маленькие, но очень крепкие кулачки. Пока я болел, в лагере была тишь да благодать, ни одной серьёзной шалости феи не устроили.

— Нет, нет, — быстро сказал я, успокаивая девушку. — Думаю просто.

— О чём? — заинтересовалась она.

— О войне, о том, что будет после войны. Что нужно сделать, чтобы она быстрей прекратилась.

— Скоро наши погонят фашистов назад.

— Хорошо, если так, — не стал я спорить и расстраивать свою сиделку. Лично я сомневался, что война закончится даже на следующий год, в сорок втором. Слишком большие потери понёс СССР за полгода. Как в людских ресурсах, так и материально. В сорок третьем? Возможно, но я поставлю на то, что это произойдёт в лучшем случае в самом конце года. Года на два точно затянется эта бойня.

— Ты не веришь? — нахмурилась она.

— Верю… Маша, что-то я устал, в сон тянет. Я посплю, потуши лампу, пожалуйста, — я решил воспользоваться своим положением больного и свернуть неприятный разговор.

*****

Пока я валялся на больничной койке, в мир пришла зима и больше уходить не собиралась. Дожди вперемешку со снежной крупой прекратились в одну ночь. После полуночи небо разродилось дождём со снегом. А под утро повалил чистый снег. За несколько дней его насыпало до колена. И всё это время не было ни малейшего ветерка, что превратило ещё недавний хмурый и чёрный лес в нечто сказочное. Когда вместо низких тёмных туч я увидел в окне солнце, то решил выйти и подышать свежим воздухом.