– Но вы с ним не были счастливы, так зачем вместе мучились? – Анисья в упор смотрела на мать, будто допрашивала ее.

Катерина утирала катившиеся по щекам слезы:

– Любовь не обязательно приносит счастье, анчутка. Гораздо чаще это – страдание, неизбывное. Уйти – вовсе не решение проблемы. Как говорила бабушка:

«Море высохло и небо в лето засухи великой, в год огня, мучений полный. Нет уж проку речкой литься, или бить ключом болотным… Смирно стой, не извивайся, да зажми покрепче раны.»

Я не смогла дать вашему отцу, анчутки, ни подлинной любви, как в книжках, ни сына, ни богатства. И какой-то неведомый дух, по имени Айталына, утащил его на дно Обводного канала!

Вскоре Катя вновь устроилась работать медсестрой в частную клинику, вылечила зубы и через несколько лет вышла замуж за химика Максима Ивановича. Новый муж, темноволосый, с проседью, очень полный, был значительно старше Кати. Достаточно состоятельный, он все же не имел жилья и поселился в квартире Голубятниковых.

– Ну, маман, – ворчала Анисьюшка, – тебе лень или ты боишься поискать молодого красивого принца. Гораздо проще понравиться бездомному пенсионеру. Когда ты, наконец, поумнеешь?

– Да какому принцу я теперь нужна, анчутка? – резко бросила мать. – Все они, небось, думают так же, как твоя спесивая бабка:

«Уходи ты прочь, чухонка, ты, презренная, подальше! На утес, в жилье медвежье, к лешему в его пещеру. На пожоги, в лес сосновый…»

– Ты не права, – упорствовала дочь. – Я видела: часто женщины с детьми, намного старше тебя, к тому же зловредные и страшные, находят обаятельных молодых мужей.

Но Катерина уверенно заявила:

– Не хочу никого другого, анчутки! Я буду любить Максима! Он – герой мой драгоценный, он – мой ясный свет в оконце.

Сестрам пришлось смириться.

Отчим был добр к девочкам и помогал им с учебой. Теперь с лица Кати не сходила улыбка. Мать сверкала новыми белыми зубами, ни на кого не кричала, примеряла новые наряды, и сердца дочерей постепенно оттаяли. Однако сестры остро чувствовали: они не родные Максиму. У отчима была тридцатилетняя дочь, которая недавно родила ему внука, и часто подкидывала ребенка дедушке. Тот расплывался в умильных улыбках и никогда ей не отказывал.

Тридцатишестилетняя Катя раздраженно фыркала и долго выговаривала мужу:

– Но ведь ты несешь его мне! А причем тут я?! Нашли бабулю! Снова я, краса-девица, угодила в сети злые! Отпусти меня отсюда, или крышу разломаю, вырву бороду седую, стекла разобью в осколки! Мужчина с дедовским сознанием не имеет права жить с молодой красоткой!

– А я тебе что говорила? – хихикала из-за двери Анисья.

– Тише, мой ангелочек, – отвечал Максим жене. – Ты – моя самая главная, самая любимая малышка.

Аннушка затыкала уши. Ей никто, никогда не говорил этих нежных и очень желанных слов.

– Я не могу, не имею права любезничать с тобой, – запросто объяснил Ане отчим. – Потому что, едва мы с тобой не поладим из-за какой-нибудь мелочи, ты тут же объявишь меня педофилом. Это у вас, юных девушек, вошло в моду. А я дорожу своей семьей и своей профессией.

Ане ничего подобного не приходило в голову. Она изумленно выслушала отчима, а потом, усевшись удобнее в кресле, попросила рассказать ей истории про педофилов. Максим наморщил лоб, роясь в памяти:

– В жизни я не встречал настоящих насильников, зато лично знаю честных мужчин, которых оболгали ученицы и падчерицы.

Аня слушала с любопытством, в то же время понимая, что возможность отцовской любви исключена для нее навсегда.

Между тем, Анисья была одержима идеей поиска антверпенских родственников, и к всеобщему удивлению, добилась желаемого. Вскоре эта бойкая, высокая девушка с пушистыми светлыми волосами обаяла одного из своих четвероюродных братьев и вышла за него замуж. Не по любви, а в пику покойному родителю.

– Зачем нужна любовь? Посмотри на мать, – грубо объяснила она Аннушке, расстроенной поступком сестры.

Та со слезами бросилась ей на шею:

– Не уезжай! Без любви тебе будет плохо! Я чувствую: ты сгинешь в этом Антверепене!

Но Анисья с раздражением высвободилась из сестринских объятий:

– Ах, отстань, глупышка! Ничего ты в жизни не понимаешь!

Нахохлившись, горестным взглядом наблюдала Аня за последними сборами одетой в джинсовый костюмчик сестры, и отчего-то прощалась с ней навсегда.

Анисьюшка встряхнула ее за плечи:

– Немедленно улыбнись! Сестричка выходит замуж за мужчину мечты, а ты ноешь!

Анюта обиженно отвернулась к окну:

– Это – не твоя мечта, а Кирюшкина! И я боюсь, что ты закончишь так же паршиво, как он!

Сестры не сумели расстаться по-доброму.

Пришло такси, Анисья махнула на ворчавшую Аню рукой, и та не пошла ее провожать.

Катерина отнеслась к отъезду дочери философски, и сказала ей на прощанье:

– Обоснуйся в Антверпене по-хозяйски, анчутка, и скорее зови меня поглядеть, что там за чудо великое. Из-за чего твой отец мучил нас, и мучился сам.

Затем, чтобы развеселить заплаканную Аннушку, она достала с антресолей коробку старых игрушек, и отыскала там костяную заколку:

– Примерь, я носила ее в лучшие дни моей жизни, когда твой отец обожал меня. Она вырезана из кости настоящего мамонта! Кирилл привез ее из Якутии и подарил мне, когда мы начали встречаться!

Аня слушала удивленно, подперев пальцем щечку, и не узнавала в рассказе матери своих родителей.

– Что Кирюшка делал в Якутии? – вскричала она.

– Как что? Добывал из вечной мерзлоты мамонта. – Катерина равнодушно пожала плечами.

Анюта недоверчиво округлила глаза: – Ты заливаешь, ма! Не верю! Он был такой. Скучный! Унылый. Он никогда, никуда не хотел! Кроме Антверпена и своего магазина. Какие мамонты? Якутия чересчур далеко – почти в другом мире! Там непроходимые леса и мощные непокорные реки! Там климат суровый. И нет поездов. Нужно быть сорвиголовой, чтобы забраться туда!

– Я не думала об этом, – озадаченно взглянула на дочь Катерина. – Я знала, что до меня он пускался в экспедиции. Что там у него бурлила яркая жизнь, как у всех бывает вдали от дома. Я тогда поразмыслила: «Ну и что? Мужчины в юности много чудят». Якутия осталась в прошлом, и я не придала ей значения. Я не спрашивала, Кирилл не рассказывал. Я была в Питере новичком! Меня привлекали театры, кино, дискотеки, концерты! Я бегала по улицам, мощеным булыжником, и в восторге кричала себе: «Я в Питере, ура! Я в Питере, я в Питере!» Мне казалось: поселиться здесь – это все равно, что переехать в Париж! Жизнь удалась! По-твоему, охота мне было слушать про чужую тайгу, когда я сама рванула в мегаполис из леса? Когда со мной рядом шел царственный красавец, владелец большой квартиры, и лопотал что-то про архитекторов, про увлечения Петра Первого резьбой? Ха-ха!

Вспомнив далекое прошлое, Катя неожиданно рассмеялась, чем сильно тронула Аннушку, та еще не слышала ни смеха матери, ни ее откровений. Родительница никогда не бывала веселой.

Аня подсела ближе к маме на привычное с детства бархатное кресло, отдававшее затхлостью, и приобняла ее:

– Ты, утонченная петербурженка, прикатила сюда из леса. А Кирилл – черствый, жестокосердный грубиян – потомок знатных династий. Как все это странно, ма…

– Что странного? – горделиво повела плечом Катерина. – Копии этого кресла есть разве что в старых театрах. Или поди погляди в Эрмитаже. Позови в гости каких-нибудь модных однокурсниц, усади сюда, и понаблюдай, какие у них будут лица. А я была наивной деревенской девчонкой! Конечно же, я жутко влюбилась! Этот молодой антиквар притворился обходительным и показался мне идеалом мужчины! Он был окружен шикарными, невиданными мной вещами. Хотя и старыми! Он обратил на меня внимание, всюду ходил со мной и по воскресеньям дарил цветы. Он сидел рядом со мной в роскошной ложе Александринки. И счастье вознесло меня на седьмое небо!

Катерина, кокетливо вертясь перед зеркалом в плетеных золоченых завитушках, вдруг понизила голос: