Чех остается вполне доволен своим визитом. Прощаясь через два часа, еще раз поздравляет нас со скорым бракосочетанием и с прискорбием сообщает, что вынужден срочно вылететь в Италию.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я лишь передам подарок?

Да ты уже сделал нам подарок, поверив, с облегчением думаю я, обнимая птичку за талию. Киваю Черепу, чтобы тот проводил гостя, а как только за ними закрывается дверь, птичка соскакивает с меня.

—  Все? Концерт окончен? Я могу идти, босс?

Какой, нахуй, концерт?! Хватит нести чушь, больная!

Подрываюсь с кресла, пригвождаю ее к стене и задираю руки над головой.

—  Ты косяк выкурила, что ли? — шиплю ей, а она отворачивается от меня, не желая разговаривать. — Стоило нам пересечь границу ворот, как тебя будто подменили!

—  А тебя?! — Она поворачивает лицо и пронзает меня тысячей невидимых игл. — Сказал, что завяжешь. Обещал. А сам весь день решал какие-то вопросы. Преступность — не вредная привычка, от которой избавляются постепенно. Нельзя сегодня творить зло, оправдывая себя тем, что завтра ты станешь добрячком.

—  Блядь, я думал, ты умнее, — рычу я, с силой стискивая ее запястья, отчего она морщится и прикусывает губу.

—  Не веди себя как сука! Я не могу резко отойти от дел. Это вызовет шумиху, и Шаман окажется в выигрыше. Я лишь подтвержу наш обман. Дай мне время до свадьбы. Они все должны увидеть, что я одержим тобой. Чтобы у моего ухода было основание. Ты, как никто другой, должна понимать, что из нашего бизнеса не уйти просто так. Меня свои же пристрелят, потому что первое, что взбредет им в голову. — вербовка. «Женился на дочери прокурора. Тут явно что-то не так». Мы даже в свадебное путешествие не успеем отправиться, как мою башку продырявят. Ты хоть понимаешь, какой уникальной инфой я обладаю? Каких шишек могу сдать? Я по сравнению с ними — никто, мелкая сошка, перебивающаяся на крохах...

—  Свадебное путешествие? — лепечет птичка, округлив глаза.

Черт, я надеюсь, ты не зависла на тех словах и дослушала меня!

Ослабляю хватку, пальцами провожу по ее тонкой руке и кладу ладонь на ее щеку.

—  Дурочка ты моя, — улыбаюсь, видя, как просыпается в моей птичке та прелесть, что меня околдовала. — Я ради тебя под пули полез. Просто сам тогда еще не понимал, почему.

—  А сейчас? Понимаешь? — она говорит так тихо, почти шепотом, словно боится услышать ответ.

—  Понимаю.

—  И почему?

Подушечкой большого пальца провожу по ее мягким губам, заглядываю в чистейшие глаза и признаюсь, избавляясь от этого груза:

— Влюбился.

— Босс, не тужься. Рекламное продвижение закончено. Теперь можешь быть самим собой.

Пристальный взгляд Люкова отражает его желание придушить меня прямо здесь и сейчас. Оттого и рука его опускается на мою шею. Сейчас сломает как тростинку своим железным кулаком.

Может, я и несу чушь, а Люков со мной честен. Но сложно мне принять решение человека стать лучше когда-то потом, после еще нескольких мерзких делишек. Прокурорская кровь взбрыкивает.

— Ты меня не слышишь, птичка.

— Да? — Я вздергиваю бровь. — Поэтому ты по-прежнему называешь меня птичкой? Я в клетке, босс.

— Нет. Ты птичка, потому что можешь упорхнуть.

Больше не дав мне сказать ни слова, он набрасывается на меня с поцелуем. Я противлюсь, пытаясь выбраться из его стальной хватки, но бесполезно. А пару мгновений спустя тело само расслабляется, губы отвечают на поцелуй, в животе образовывается приятная легкость.

Он позволяет мне опустить руки, и они ложатся на его плечи, пробираются к затылку, где пальцы зарываются в волосы. Люков подхватывает меня под ягодицы и переносит на стол.

— Я не хочу, чтобы ты упорхнула, — шепчет он мне в губы. — Это будет конец.

Я слышу боль в его голосе. Кажется, еще секунда, и на его глазах заблестят слезы. Его слова об одержимости мной не были метафорой. Он действительно пропитывается мной каждой своей клеточкой. И от этого мне страшно вдвойне. Ведь я не могу ответить ему тем же. Да, он симпатичен мне. Да, я с ума схожу от его сексуальности. Но он бандит! А здравомыслие никогда не даст мне влюбиться в него без памяти.

— Дай мне шанс, девочка моя, — умоляет он. — Я докажу тебе, что уже исправляюсь. Завтра Белла отправится в Израиль. Билет и паспорт готовы. Сегодня Череп выплатил компенсацию нескольким нашим браткам, распустив их. Я дал отказ на все новые предложения, объясняя свою позицию тем, что у меня сейчас дела поважнее — наша свадьба. Ева-а-а, — он отстраняется от меня и снова заглядывает в мои глаза, — я хочу попробовать другую жизнь. С тобой. Но чтобы это осуществить, надо оградить нас от потенциальных врагов. Если я прямо сейчас заявлю, что я больше не у дел, завтра меня будут жрать бродячие собаки. А самое страшное, что и тебя они не оставят. В лучшем случае, убьют. Иначе превратят твою жизнь в такой ад, что будешь просить о пуле. Они не будут держать тебя в роскошных апартаментах, одевать и сытно кормить. Зато трахать будут толпами. И даже Чех, каким бы могущественным он ни был в наших кругах, тебя не спасет. Предательство у нас жестоко карается. Или ты хочешь выносить кому-то из них сына и потом всю жизнь наблюдать, как из него растят монстра? Увы, такие истории не выдумка. Преступный мир безжалостен. Из-за него пострадал Егор…

Голос Люкова дрогнул. Он признался, что ни Леся, ни Кэп, ни Фаза, ни кто либо другой не виноваты в произошедшем. Он взял всю вину на себя: бесстрашный Люков, не признающий своих ошибок.

— Я люблю тебя, — шепчет он, глядя мне в глаза с кристальной искренностью. — И намечающаяся свадьба для меня не розыгрыш.

— Влад, — я впервые называю его по имени, чувствуя, как щемит мое сердце, — ты идиот. У тебя империя. И ты хочешь бросить все? Ради меня?

— Тебя это удивляет, — кивает он. — Неделю назад я и сам бы посмеялся над таким решением. Но чудеса случаются даже там, где нет и капли света. Я сполна заплатил за все зло, что совершал. Кто-то там, — он указывает вверх, — решил благословить меня, вернув к жизни моего брата, подарив мне племянника, помирив меня с дедом, послав мне тебя. Это дороже любых денег и власти.

— Ох, босс…

— Я не требую от тебя ответа прямо сейчас. Просто дай мне время. Я докажу, что я не пропащий человек. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы добиться тебя.

— Невозможное — это снова запереть меня? — усмехаюсь я, и на его лице появляется улыбка.

— Если только сама попросишь.

Попрошу. Конечно, попрошу. Иначе сбегу еще до свадьбы, снова придумав, на что обидеться.

— Я боюсь обжечься, — признаюсь я.

— Знаю. И обещаю, что со мной не обожжешься.

Мой взгляд опускается на кольцо на моем пальце. Это какое-то безумие, но мне хочется дать ему шанс. Я хочу попытать счастье. Если отец не поймет, мне будет больно, пока он не простит, а он простит, когда-нибудь простит. Если же я сейчас сбегу, мне будет больно до конца жизни, потому что я буду гадать, что бы было, рискни я внести краски в мрачную жизнь сурового босса мафии.

— Ты танцевать умеешь? — спрашиваю я, вновь взглянув на Люкова.

— Что? Ну, умею. А почему ты спрашиваешь?

— Из-за танца жениха и невесты. Пора бы начинать его репетировать.

Он усмехается, покачав головой. Совершенно другой Влад Люков — веселый, расслабленный, настоящий.

— В два ночи?

— А у тебя есть идея интереснее? — Я дотягиваюсь до верхней пуговицы его рубашки.

Он смотрит на стол, на котором я сижу, и задумчиво говорит:

— Не здесь.

— Чем это место хуже?

Видно, как его ломает от нежелания отвечать. Но я и сама понимаю, в чем дело. Явно на этом столе не раз раздвигала ноги Белла, а до нее другие. И только комната Люкова для него храм, куда посторонним вход запрещен.

Хватаю его за ворот рубашки, дергаю на себя и шепчу ему на ухо:

— Окей, босс, показывай своей птичке, где твоя комната.

Ева — это огонь и вода. То она меня распаляет, то тушит. Иногда с ней больно, иногда чистый кайф. Она не безэмоциональная пустышка. Эта птичка полна энергии и сюрпризов.