Составляя психологический портрет противника, Чонгук изучал черты лица Чжунэ. Губы упрямого и самовлюблённого человека, подбородок не очень волевой, но не покладистый, нос изобличает наличие гордыни… Хоть одна черта скажет о каком-нибудь положительном качестве? Гук заподозрил себя в предвзятости и прекратил исследование. И как раз вовремя, поскольку Чжунэ открыл глаза, чтобы переключить композицию, и заковырялся в плэй-листе. К ним подошла стюардесса, спрашивая с фирменной улыбкой, не нужно ли им чего-нибудь? Девушка была интересной, дивной, как модель, но дракон, не удостоив её и взглядом, попросил кофе с сэндвичем, и продолжал возиться с музыкой. Чонгук обернулся через спинки сидений, проводив глазами обтягивающий синий расшитый костюм персонала сингапурских авиалиний.
— Симпатичная… — сказал он. Никакого ответа сбоку не последовало, и он посмотрел на Чжунэ. Тот уже дальше слушал музыку. Поняв, что его не услышат, Чонгук тронул плечо спутника. Тот вздрогнул так, словно ударило током и, убирая наушники, грозно прошипел золотому:
— Не смей меня касаться, заморыш!
— Будешь себя так вести в Сингапуре — огребёшь.
— В Сингапуре я как-нибудь с собой совладаю, но до тех пор ты можешь не навязываться мне?
— Я? Навязываюсь? — Чонгук проглотил смешок и чуть сполз по сиденью, расслабляясь. — Это я пока ещё тактичный.
— Чего хотел-то? — цокнул языком Чжунэ, понимая, что в дальнейшем общение неизбежно. Смотав провода наушников, он убрал их в карман.
— Ничего.
— Ты издеваешься? Я из-за тебя выключил музыку, и теперь мне сидеть в тишине?
— Ну, хочешь — спой.
— Если кто-то и огребёт в Сингапуре, то это не я…
— Не справишься.
— Даже если так, мне будет, кому помочь.
— Попытаешься против меня составить заговор, сестрёнке БиАя не поздоровится, а вашему Бобби сразу настанет крышка. Рискнёшь? Давай, зови против меня подмогу.
— Пошёл ты… — тише проворчал Чжунэ, отвернувшись.
— Отличное начало поездки. Может, попытаемся сделать эти дни не такими ужасными, какими они для нас будут на самом деле? — Стюардесса принесла заказ дракона и тот, взяв его, снова не удостоил девушку своего царского взгляда. Чонгук хмыкнул: — Тебя женщины не интересуют?
— Пошёл ты, — повторил тот.
— Я не предлагаю себя, как альтернативу, чтоб ты меня посылал, я только заметил, что ты не заглядываешься на девчонок.
— Чего на них заглядываться? Сами на меня вечно таращатся, сами виснут, — делая вид, что у него это не вызывает особого восторга, пожал плечами Чжунэ. — Женщины — инструмент для удовольствия, и весьма однообразный. Краше, страшнее — в сексе ощущения со всеми одни и те же, а поскольку они в наше время липнут сами, я не вижу смысла напрягаться и что-то разглядывать.
— Что повиснет, то и берёшь? — уточнил Чонгук.
— Ну, совсем стрёмных отбрасываю, конечно, — самодовольно ухмыльнулся парень в модных шмотках.
— И это меня ты назвал понтёром?
— Я говорю, как есть, а ты рисовался. Чуешь разницу?
— Чую. Ей-богу я тебе после всего отвешу килограмм лещей.
— Ага, и полкило подлещиков. Посмотрим, кто кому чего отвесит. — Поскольку золотой замолчал, раздражив Чжунэ, тот начал постукивать пальцами левой руки, пока правой потягивал кофе. Кофе кончился, следом за ним и сэндвич. Занять себя было нечем, спать не хотелось, впереди ещё пять с лишним часов полёта. — Ну и… Чонвон? Так тебя?
— Ага, — лениво поддакнул Чонгук, привыкая отзываться на это имя.
— Что же вы за собрание такое и как называетесь?
— Кто — «вы»?
— У кого сейчас Бёль и Бобби.
— А-а. Они у людей.
— А я-то думал у инопланетян! Хватит умника из себя корчить.
— Я не корчу, я даю тебе понять, что не стану отвечать на этот вопрос.
— Вот как? Вы даже назваться боитесь? Стало быть, вы сборище трусов.
— Нет, мы просто очень стеснительные.
— Стеснительные преступники?
— Мы не преступники, — поправил Чонгук, не хмурясь и не злясь.
— Да? А кто же? Сектанты? В самом деле, они обычно более скрытные, нормальные группировки не боятся заявить о себе, а вы… скопище жалких слабаков, защемились где-то, как зайцы, и нос высунуть не можете.
— Думай, что хочешь.
— Спасибо, но на это у меня есть конституционное право, а не твоё разрешение. Демократия, все дела.
— В Сингапуре, говорят, достаточно строгие законы.
— Но не для драконов, — улыбнулся Чжунэ и снова прикрыл веки. — Для драконов Сингапур — место, где мы хозяева.
— Не вводи себя в заблуждение, хозяин там — Джиён, а вы — его прихвостни, которых он властен казнить, мучить, отправлять, куда ему заблагорассудится. И запрещать вам приезжать в Сингапур он тоже может, разве нет? — Чжунэ надул губы, не говоря ни слова. — Так и есть.
— Просто так он ничего не запрещает, провиниться надо, оступиться.
— Нарушить его приказы, без которых вы ни шагу влево, ни шагу вправо.
— А сам-то ты по чьим указам всё это сейчас делаешь? Ты же шестёрка этих твоих людей.
— Воспользуйся своим конституционным правом.
— Чего?
— Думай, что хочешь.
Чонгук не видел никаких сложностей в подобном общении. Он понимал обстоятельства, вынуждающие его с Чжунэ действовать вместе, и понимал, что они не располагают к симпатии, к тому же, драконья пешка вовсе не показывает себя настоящего, он корчит крутого и старается показать, как ему это всё не нравится. Мог бы не пыжиться, и без того ясно. Чонгук не испытывал ярой ненависти к компаньону поневоле. Парень, которого разбаловали родители, который любит деньги и внимание — а много ли людей на земле это не любят? — который хочет быть значимым и имеет смутные представления о настоящих приоритетах в жизни, что с него взять? Для него, как и для большинства молодёжи, счастье — это успешность, выраженная финансово или в количественной популярности, а то и в обеих сферах сразу. Чжунэ делал в самолёте сэлфи, и во время ожидания багажа, когда они прибыли, тоже. Самые удачные он отправил в Инстаграм с давно отключенными оповещениями, потому что оттуда сотнями шли лайки и комментарии. На него была подписана почти вся женская аудитория университета, в котором он учился, и ещё много левых девиц, чей интерес приковывался к красивому мужскому лицу, а иногда и телу, которое Чжунэ по праздникам кидал из качалки своим поклонницам. Чонгук заканчивал составлять психологический портрет спутника, выходя из аэропорта Чанги, и подытожил, что он его скорее веселит, чем бесит. Это ведь так логично, отводить нос от липнущих девиц, и скорее бросать им свои свежие снимки, чтобы они о нём не забыли! Золотой не помнил, когда в принципе в последний раз фотографировался. Они блюли правило не светить лицами, потому и рефлекс увиливать от камер давний и бесперебойный.
В самолёте поспали от силы час, недоверие и подозрительность к тому, кто сидел совсем близко, не давали расслабиться, но с этим нужно было примириться, потому что и номер в гостинице у них был заказан один на двоих. Чонгук не мог позволить Чжунэ свободно разгуливать по этому городу-государству и чередить что-нибудь вне его поля зрения. Приземлились они на рассвете, небо едва начинало светлеть, но и в потёмках зари Гук ощутил, что попал на новую, неизведанную золотыми территорию. В Сингапуре было облачно, и на асфальте виднелись следы ночного дождя, но это был совсем не ноябрьский сеульский дождь. Воздух и здесь был влажный, но не промозглый, как там, откуда они улетели, а липкий, и, несмотря на прохладу утра, предвещающий духоту. Садясь в такси, молодые люди чувствовали тропический аромат зелени и огромного водного пространства поблизости, солёного, хлещущего, с пенными волнами, бьющимися о бесконечные пляжи и причалы курортно-делового побережья.
Чжунэ не разговаривал уже не из вредности, а от усталости. Бывавший в Сингапуре много раз, он клевал носом, забившись в угол и скрестив руки на груди, его не тянуло разглядывать пейзажи за окном. А вот Чонгук наоборот взбодрился и примкнул к стеклу. По мере того, как они отъезжали от Чанги, небо медленно-медленно преображалось, прогоняя черноту. Те невероятно щекочущие душу минуты, когда угасают фонари и загорается солнцем день. Но солнца ещё не видно, даже первого луча, только бледная синяя полоска на горизонте, и огни вдоль дороги уже кажутся сказочными эльфами, спешащими укрыться в дебрях другого мира, чтобы не было раскрыто их волшебство.