— Хватит меня лупить! — хрипло каркает голова.

— Живой? Ну, выбирайся сам! — удовлетворённо произнёс Алексей.

У него вся грудь в грязи, руки по локоть в черной жиже. Она сразу же стекает вниз, на штаны, издавая мерзкий запах канализации. Ксения отступает в сторонку, становится спиной к ветру. Борис с кряхтением выбирается из ямы, громко, не стесняясь, ругается. Запах канализации усиливается, превращаясь в невыносимую вонь.

— Так что там насчёт холодной воды? — спросил Алексей.

Борис злобно плюнул и быстро зашагал к берегу.

Переправа на правый берег оказалась проще, чем думали. Зелёные взорвали мост, соединяющий районы. Опоры рухнули в реку, превращённые взрывами в кучи щебня. Пролёты разломились на крупные куски и в буквальном смысле перегородили Оку. Вода прорывается между трещин, стремительные потоки устремляются в разломы, мутные волны перекатываются через остатки пролётов. Решили не мучиться с поиском лодок, а просто перейти по остаткам моста.

— Хреновые у гринписа сапёры, — хмыкнул Алексей. — Или взрывчатки пожалели?

— Почему вы так решили? — спросил Борис, перешагивая через трещину, в которой бурлит поток мутной воды.

— Мост — ну, то, что от него осталось, перегородил реку. По весне образуется затор, лёд поползёт по берегу, срезая землю, река станет шире, обмелеет.

— Верно, непорядок, — согласился Борис. — Надо исправить дело!

— Что? Не понял!

— Ну, я имею в виду, что они сами поймут и все исправят, — чуть смущённо произнёс Борис и отвернулся.

Алексей и Ксения переглядываются.

— А зачем? — нерешительно спрашивает девушка. — Ну, взорвали и ладно.

— Нет-нет, что вы! А как же рыба? Она должна плыть к местам нереста. И вообще, необходима полная свобода перемещения вниз и вверх по течению.

— Ну, есть ещё водохранилище. И его плотину взорвут?

— Обязательно! — уверенно отвечает Борис. — Представляете, если это произойдёт сейчас?

— Смоет всю нижнюю часть города вместе с нами! — говорит Алексей. — Так что поторопимся, вдруг и в самом деле сию минуту рванёт!

Однако быстро идти по искореженным остаткам моста не так-то просто. Торчат стальные прутья арматуры, сколы бетона превратились в каменные ножи, способные если не убить, то сильно покалечить. Вода делает бетон скользким, поднятая со дна муть маскирует трещины и ямы, надо быть очень внимательным, чтобы не провалиться, иначе стремительное и мощное течение мигом утянет ко дну. Вымокшие, усталые, путешественники еле доковыляли до правого берега. Особенно трудно пришлось девушке и старику. Борис несколько раз падал, в кровь разбил колени и локти, на лбу вспухла громадная, словно созревшая слива, шишка. Ксения сильно замёрзла, под глазами и вокруг губ появились синие круги. Мышцы от холода плохо слушались, девушка не шла, а передвигалась, будто тяжелобольная. Алексей помогал по мере сил, но тащить на себе двух взрослых людей не мог. Он уже не раз пожалел, что предложил это чёртово путешествие на правый берег и по глазам остальных видел, что они думают то же самое.

Алексей первым взбирается на обломок мостового пролёта, что распластался на берегу, будто обессилевшее речное чудовище. Плита покоится на согнутых лапах стальных арматур, недовольно вздрагивает при каждом шаге и опасно кренится на бок. Борис так устал, что ползёт на карачках, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Ложится, свесив голову за край. Ксения опускается на твёрдый бетон, низко опускает голову. Говорить никому не хочется, да и сил нет. Алексей топчется на краю, чувствуя себя виноватым, но для оправдания пока не время. В это мгновение раздаётся грохот, плита содрогается, будто от удара. Взгляды всех устремляются на покинутый левый берег — Ксения прижимает кончики пальцев к губам, оглядывается на Алексея. Борис качает головой, хмыкает. Алексей с умным видом пожимает плечами — типа, я же говорил! На месте дома, в подвале которого они провели ночь, клубится облако красно-серой пыли. Многочисленные обломки, описав крутую дугу в хмуром небе, устремляются вниз, усеивая землю пылевыми фонтанами взрывов, доносится треск и частые хлопки — это крупные обломки дробятся в щебень от соударения с валунами и камнями.

— Все! От заречного района города осталась пустыня, — с непонятным удовлетворением в голосе произнёс Борис.

— Да, вовремя смылись, — кивнул Алексей.

Ксения молча посмотрела на крутой правый берег. От набережной не осталось ничего, словно гигантский паровой каток прошёл по улице Рождественской и примыкающим переулкам. Исчез речной вокзал, угрюмое серое здание на площади — бывшая штаб квартира НКВД! — превратилось в груду камней, за ним сплошная полоса разрушений. Уцелела крепостная стена, что не удивительно, ведь строили с расчётом на длительную осаду и обстрел, древним кирпичам современный тротил нипочём. Да, проломы, но и только!

— И куда мы теперь? — тихо спросила девушка.

— Туда, — мотнул головой Алексей в сторону кремля. — Там все административные здания губернии, штаб армии, а значит связь! Ну, и вообще — все остальное уже разрушено. Или разрушат в ближайшее время.

— Смотрите! — воскликнул Борис и указал рукой на реку.

Ока в проклятые годы строительства коммунизма никогда не была чистой. По берегам настроили заводы и фабрики, которые сливали отходы прямо в реку, не особо заморачиваясь очисткой. Ока превратилась в сточную канаву. Особенно постарался Дзержинск, «город большой химии». Такого количества ядовитой дряни в единицу времени русская река ещё не знала! Отрава сотнями тонн сбрасывалась в воду, опустошала реку от берега до берега и убивала все живое. Мутный поток вливался в Волгу, травил жизнь по всему течению великой реки и успокаивался только глубоко на дне Каспийского моря. Все доводы экологов и защитников природы разбивались о железобетонный аргумент властей — стране нужна химия, людям нужна работа. О том, что собственникам заводов нужна сверхприбыль, а чиновникам хочется получать взятки, скромно умалчивалось. Нет, кое-что делали, ставили какие-то фильтры, сдавали в эксплуатацию очистные сооружения. Всё это работало некоторое время, комиссии проверяли, составляли акты и власти сообщали электорату об успехах в охране природы. Только вот денег на содержание очистных сооружений выделялось все меньше, постепенно они приходили в негодность, вода снова становилась ядовитой, но успокоенный уверениями чиновников электорат ни на что не обращал внимания, пока не начинала дохнуть рыба в реке или вода не становилась розовой или жёлтой. Так бы и продолжалось ещё долгие годы, пока не грянуло!

— Вода очищается прямо на глазах, вы только посмотрите! — потрясённо шепчет старик. — Это невероятно!!!

Река возродилась ещё не полностью, широкие полосы мути по-змеиному извивались по всей ширине русла, но уже появились чистые, незапятнанные мазутом и соляркой течения. Словно весенние ручьи в необъятном море грязи, они становятся шире, оттесняя серо-жёлтую дрянь к берегам. Один ручей прибился к берегу и теперь люди с удивлением смотрели, какая, оказывается, чистая вода в реке Ока.

— Ой, кто-то плывёт! — воскликнула Ксения и на всякий случай прячется за Алексеем.

— Моржи наверно, — шутит Волков, но живо прикусывает язык — по реке плывут трупы.

Множество раздувшихся от сероводорода мёртвых тел мерно колышется в такт волнам. Мужчины, женщины, дети … трупы медленно приближаются, слабый запах разложения коснулся обоняния. Люди, не сговариваясь, отступают подальше.

— Кто они? — спрашивает Ксения. — И дети тут!

— Трудящиеся химических предприятий, — с неприятной улыбкой отвечает Борис.

— А дети?

— А дети вместе с родителями. Они все жили на деньги, полученные за убийство природы. Поделом!

— Борис, ты оправдываешь убийц?

— Э-э, нет, конечно, — смутился старик. — Но пришельцы не разбирают, дети перед ними или старики. Им всё равно.

Несколько тел течение прибивает к плите. Алексей внимательно посмотрел.