Себе я ничего исправлять не собирался — согласился исключительно ради них. И хотел провернуть это дело так, чтобы оправдаться перед собой за свой небольшой прокол на сессии.

Собрал данные об университетской компьютерной системе, изучил точки подключения, нашёл отвод к резервной базе данных, написал пару вирусов, подобрал время, когда трафик локальной сети ещё высокий, а бдительность операторов уже ослаблена… Подключился с «левого» комма из кафе рядом с кампусом к системе и взломал её…

Фокс вдруг прервался, нервно хихикнул и повернулся к разведчице. На его лице было выражение досады, горечи и иронии одновременно. Выглядело это немного жутко, и Зелма еле удержалась от того, чтобы передёрнуть плечами.

Вскоре главарь мятежников отвернулся и, горько усмехнувшись, вновь заговорил:

— Правда, я не учёл, что там было две резервные базы данных. Причём вторая была скрыта так искусно, что хакеру такого уровня, на котором находился я тогда, заметить её было почти невозможно. Наверное, это было рассчитано как раз на таких, как я, потому что тем асам взлома, которые могли обойти и это препятствие, лезть в базу оценок Военного университета было бы просто незачем.

Меня тут же отследили, и как раз когда я, сделав дело и выключив комм, заканчивал обедать, в кафе вошли двое и приказали мне проехать с ними в отдел по киберпреступлениям…

Фокс помолчал немного с отобразившейся на лице болью от неприятных воспоминаний. Зелма не задавала вопросов, не открывала рот для какого-нибудь обнадёживающего замечания: в этом не было нужды. Фоксу просто нужно было выговориться.

А уж теперь разведчице точно будет что доложить Миронову.

— Из универа меня сразу же выперли, — продолжил вскоре «начальник» базы на спутнике планеты, — перспективы контрразведчика вмиг улетучились, а перед носом маячил срок за кибератаку. Но я смог вывернуться. Точнее, меня «вывернули» из цепкой хватки органов.

Отец заплатил кому надо, и меня отпустили. Но, везя меня на флаере из управления по киберпреступности, генерал Фокс сказал, что это последний раз, когда он меня выручает. И я должен буду отработать своё «спасение».

Я тогда не знал, чем на самом деле занимается отец; думал, что он предложит мне подработку где-нибудь в военной сфере, — поэтому согласился. А он, когда мы приехали к нему домой, всё мне рассказал о своей настоящей деятельности.

И я — всё ещё в острой обиде на Федерацию, попытавшуюся меня наказать за мои побуждения, и с досадой на себя — согласился.

Почему? Я понял, что быть как Миронов можно только до того момента, когда мотивы начнут входить в противоречия с законодательством, которому наплевать на то, зачем я что-то делаю. Обнаружен факт — отвечай, и всё! А дружбу и сотрудничество можно засунуть куда подальше…

Отец уже пару десятков лет успешно руководил всем этим, — Фокс обвёл рукой зал, но Зелма поняла, что главарь мятежников говорит о всей станции, — и я понял, что однажды всё это должно перейти ко мне. А во мне тогда бурлила жажда самоутверждения, которое Федерация мне в момент начисто отрубила, и я принял предложение отца вступить в ряды «бойцов против режима».

Вы, Зелма Арсеньевна, может быть, не знаете, но для остальной Галактики человек по имени Айвен Фокс мёртв. Была подстроена катастрофа с флаером, где вместо меня сидел манекен из синтетической органики с добавлением моей ДНК, так что с экспертизами проблем не возникло. С того дня я и стал, наконец, Иваном Лисичкиным, хотя особой радости этот псевдоним уже не вызывал.

Мне сделали пластическую операцию, и пока в СМИ улегалась шумиха по поводу аварии, я уже принимал командование станцией. С новым лицом, с новым именем, с новыми мечтами и целями.

Про Миронова я забыл более чем на десятилетие, с головой погрузившись в работу по новой специальности. И вспомнил опять лишь в самом конце прошлого года по стандартному летоисчислению, когда на планете появилась база войск Федерации под начальством некоего подполковника со смутно знакомой фамилией и образованием разведчика, перешедшего на командную службу в планетарные силы…

Несколько часов назад я говорил с ним — благодарю, товарищ капитан, за предоставленный контакт, — но он меня, судя по всему, не узнал. Ещё бы, столько лет прошло… Но, возможно, к этому моменту, подключив свой аналитический ум, Миронов уже вспомнил, кто я такой, и просчитал, чего от меня можно ожидать…

Фокс на минуту замолчал, глядя на противоположную стену ярко освещённого зала, а затем повернулся к Зелме. Теперь его глаза излучали решительность и уверенность, и разведчица поняла, что главарь мятежников (если допустить, что генерал Фокс не столько его начальник, сколько прикрытие) снова стал собой, каким привык быть в последние годы.

— Ну вот, я свою часть сделки выполнил, — обратился он к Зелме. — Теперь ваша очередь.

Следующие несколько минут стали для разведчицы временем, полным унижения её гордости как федеральной военнослужащей.

Оставляя Фоксу свои секретные персональные данные, прикладывая к плоскому дисплею его браслета, включённому в специальный считывающий режим, подушечки пальцев и позволяя чужому лазерному лучу запомнить расположение сосудов на сетчатке её глаз, Зелма твердила себе одну и ту же фразу: «Так надо».

Впрочем, она не забывала о своём плане и позволила себе немного обхитрить Фокса — там, где это, как ей казалось, было возможно. Главный пароль от браслета она написала верный, а во всех остальных изменила по одному символу. Почерк она тоже постаралась исказить, когда водила предоставленным ей стилом по голоэкрану.

А потом Фокс достал из кармана пиджака её комм, отрезанный с частью рукава от комбинезона.

Зелма почувствовала, будто внутри неё что-то оборвалось. «Может, и не стоило химичить с кодами доступа? — подумала она, попытавшись внешне сохранить отстранённую невозмутимость. — А то сейчас проверит, наткнётся на защиту и отстрелит мне что-нибудь. Хорошо, хоть система безопасности в случае неправильного набора сразу удалит все данные, а потом подожжёт микроскопический термитный заряд внутри корпуса около хранилища информации».

Но произошло то, чего разведчица не ожидала. Фокс внимательно посмотрел на порядок, в котором Зелма написала на голодисплее над его браслетом тридцатизначные пароли, а потом надел на руку вместо своего комма Зелмин и одно за другим разблокировал все её меню. Удовлетворённо кивнул, выключил устройство, убрал в карман и снова надел своё.

Посмотрел на Зелму и, очевидно, прочитав на её окаменевшем лице то смятение и шок, что царили в эти секунды в её сознании, с усмешкой заметил:

— Неужели вы думали, что сможете меня обмануть, Зелма Арсеньевна? Нам на факультете контрразведки читали кое-какой секретный курс по распознаванию ложных сведений, плюс я его доработал за годы управления всем этим хозяйством. Поэтому мне не составило труда определить, какие символы вы исказили в изначальной случайной комбинации, а затем угадать исходные знаки. А я-то ещё понадеялся, что ваши намерения и вправду искренни… Уведите её, — бросил он охранникам, спрыгивая со сцены.

Два боевика вмиг оказались рядом, подхватили Зелму под руки и потащили к выходу.

Обернувшись у самой двери, она увидела, что Фокс смотрит ей вслед. Брови его были чуть прихмурены, но на губах играла всё та же усмешка, которая сейчас приобрела немного злорадный характер.

А потом за спиной разведчицы выехала из стены на своё место стальная дверь, скрывая от взгляда Зелмы человека, которого она, по идее, должна была ненавидеть, но который теперь вызывал у неё сдержанное сочувствие и… уважение.

Начался долгий путь по коридору обратно в бокс заключения.

«Всё, больше ждать нельзя никак, — подумала Зелма. — Бежать, пока есть возможность! Иначе я могу не застать живыми подполковника и тех сталков, которые были против восстания: здесь я увидела одних лишь «бунтовщиков»… Хм, а зачем Фокс говорил про видеообращение, если вдруг решил его не записывать?.. Хотя понятно: у него же есть контакт Миронова, и позвонить, сообщить, что я фактически пошла на госизмену, — дело одной минуты… но из моих уст это звучало бы практически неопровержимо…»