Мне хотелось добавить — и убери с меня руки — но я понимала, что просить об этом бесполезно. Я закрыла глаза и вжалась ухом в подушку. Жаль, только одним, но все же прерывистое дыхание Виктора стало чуть тише. Вдруг и рука исчезла. Он подтянулся кверху и почти сел.

— А ему что здесь надо?

У нас в ногах стоял Чихуня.

— Ты занял его место, — в моем голосе против воли прозвучал смешок.

Виктор тряхнул головой:

— Так объясни ему, кошка, на вашем кошачьем языке, что я не собираюсь его освобождать.

Он повернулся ко мне всем телом: футболка на его груди дрожала.

— Ира, серьезно, прогони кота. А то я не дам никому спать. У меня уже глаза чешутся.

Уговорить кота уйти не получилось. Попытка спихнуть ногой тоже не увенчалась успехом. Пришлось вылезти из-под одеяла, чуть не наступив Виктору на плечо, прошествовать, точно канатоходец, по середине дивана до самого конца, схватить кота под мышку и выйти с ним в коридор, затворов в комнату дверь.

Чихуня вывернулся, но из коридора не сбежал. Тогда я на всякий случай закрыла на спортивной сумке молнию и спрятала в кладовку от греха и кота подальше. Чихуня злобно сверкал в полумраке очами. Я присела подле него.

— Послушай, — зашептала я ему прямо в усы. — Твой Герман притащил его сюда. Не я. Но я теперь мучаюсь. А все почему? Да потому что ты, зараза, выгнал Вадима. Сейчас ты можешь выгнать только меня. И тогда кто, скажи, будет тебя кормить? Принципы принципами, а кушать хочется всегда, верно? Иди спать на кровать и не смей будить нас, понял?

Кот шикнул на меня и прошествовал в бабкину комнату с гордо поднятым хвостом. Я показала ему язык и вернулась в нашу комнату. Виктор ничего не спросил. Я тронула коленом диван и поняла, что он спит.

Фу… Нога моя самостоятельно вернулась на пол. Я тихо вытащила из шкафа халат, схватила куклу и вышла в коридор. Кот лениво приподнял голову, когда я вошла в комнату.

— Двигайся, зараза!

Я тронула кота рукой и отодвинула к стенке. Положила между нами куклу, легла поверх одеяла и закрыла голые ноги халатом. Ничего. Такое соседство всяко лучше Чихуни-старшего. Доброй нам всем ночи!

Я открыла глаза до рассвета, чувствуя в теле безумную тяжесть. Явно не выспавшись. И прислушалась к тишине, решив, что меня все же что-то разбудило. Ни шороха. Ни вздоха. Дышать, конечно, мог только кот, но Чихуня из гордости уполз, наверное, в самые ноги. Рядом я его не нащупала. Вставать, только всех будить, и я закрыла глаза, но сон не возвращался. Ни в какую.

Но окончательно я проснулась, когда кто-то чихнул. Не за стенкой, а совсем рядом. Под боком. Я дернулась в сторону и едва не свалилась на пол. Нервы ни к черту… Кот. Ну, конечно же, это был кот. Кто ж еще! Может, бабка назвала его вовсе не в честь внука. Я сама не раз уже слышала это тихое чихание.

Я улеглась поудобнее и закинула руку за голову. За моей головой оказалось что-то мягкое… Кот? Нет… Глеб! Елки-палки! Я перевернулась, резко… Возможно, именно поэтому у меня поплыло перед глазами настолько, что я увидела за изголовьем живого Германа. Он стоял там, без чьей-либо помощи… Нет, все же в вертикальном положении куклу держали мои волосы… Но я рванулась и оказалась на полу, от страха и неожиданности даже не почувствовав удара и боли от почти снятого скальпа. Но встать не встала и глаз не подняла: под моей распростертой пятерней лежало кольцо. Я зажала его в кулак в тот самый момент, как на мои плечи опустились тяжелые руки.

— Что случилось?

Виктор без очков и, понятное дело, без штанов опустился рядом со мной на колени, и удержал за плечи, когда я попыталась отвернуться… Нет, я не спасалась от него, я хотела убедиться, что за спинкой кровати никого нет. Оставалась ли кукла на кровати, с пола не видать, а сон был слишком уж явственным.

— Я свалилась, — сказала я, чтобы не молчать.

— Это я и сам вижу. Почему ты ушла от меня?

Я подняла голову, почти запрокинула ее, чтобы Виктор не видел, как я судорожно просовываю палец в чудом найденное кольцо.

— Кота стерегла…

Полумрак не скрыл улыбку Виктора:

— Ясно. Мог бы сам догадаться, зная, что мужикам ты предпочитаешь котов. Ушиблась?

Я с радостью потерла коленку. Болел еще и бок, но устраивать тут почти в голом виде кардабалет не хотелось. Виктор подал руку. Я приняла ее и встала, но обратно пальцы не получила: он поднес их к губам.

— Спасибо за такой ответ. Именно его я и ждал.

Я замерла и перестала дышать. Его большой палец перевернул на моем безымянном пальце кольцо, чтобы камень смотрел строго в потолок. Сердце все еще не вернулось в грудь, но язык я с трудом, но сумела провернуть. Пусть фраза и вышла безнадежно короткой:

— Это несерьезно.

— Нет, кошка, все серьезно. Я давно не был настолько серьезен. В бизнесе.

— Я не про школу сейчас.

Он усмехнулся в голос:

— Ну так и я не про школу, а про нас с тобой и того, кто спит за стенкой. Кот не считается. Я помню, что он является неотъемлемой твоей частью. Но я его чуть- чуть подвину, ладно? Каждый в семье должен знать свою роль и свое место, тогда хлипкая конструкция не развалится.

— Для тебя семья что, сродни лего? — мой голос так же трясло, как и тело.

— Нет, скорее модель из железного конструктора с уроков труда. Или у вас таких уже не было? С винтиками. Я так закручивал из отверткой, что по второму разу детали использовать уже не мог.

Меня колотило то ли от его слов, то ли от холодного пола, на котором я стояла босыми ногами, впрочем, как и он сам, то ли просто от его близости. Теплые ладони переместились мне на шею и поднялись к ледяным щекам, но губы Виктора так и остались далеко от моих.

— Чего ты так нервничаешь? Будто тебе есть что терять. Ты со мной только приобретаешь. Впрочем, как и я с тобой.

— Выходит, ты меня приобретаешь, так?

В глазах Веселкина ничего не отразилось. Спишем на темноту, а не знак согласия с моими выводами.

— Ведь именно так твое предложение и смотрится, — не унималась моя гордость.

— Купи-продай, правда?

— Господи, в кого ты такая дура? — Виктор вдруг до боли прижал меня к груди. — В папу, маму или в сестру? — К счастью, он быстро отстранил меня от себя, не переломив пары ребер, но рук с плеч не убрал. — Я скажу тебе одну вещь, которой меня научила жизнь: женятся по расчету, а по любви только разводятся. Скажи, что я не прав?

— Ты не прав.

— Ну как же… — его голос дрожал от смеха. — Доказательства твоей теории где? Возьмем хотя бы нас с тобой. Мы уже раз поверили в силу любви и обожглись. Стоит ли ждать чуда во второй раз? Или стоит строить свое счастье вот этими руками, — он сильнее сжал мне плечи и поцеловал в лоб, — и вот этой головой. Сердце насиловать не надо, а то моторчик раньше времени забарахлит. Ну чего все молчишь? Хочешь, чтоб как в сказке, принц на колени перед тобой встал? Так я могу…

Я еле удержала его за плечи и почти плюнула в лицо:

— Ты не принц!

И он не задержался с ответом:

— Да и ты, знаешь ли, не принцесса…

Я не успела обидеться на замечание Виктора. Его руки переместились на мою талию, и ноги перестали касаться пола, но теплее не стало — когда Виктор ткнулся носом мне в грудь, я заледенела до кончика ногтя.

— И именно этим ты мне нравишься. И еще тем, что не жалуешься Морозко, что тебе жутко холодно.

Он подсунул руку мне под колени и осторожно, ступая бочком, вынес меня в коридор.

— Только посмей пойти следом! За шкирку и в мусоропровод…

— Ты сейчас серьезно? — спросила я, с опаской вглядываясь в темноту, скрывающую Чихуню и мой ночной кошмар.

Из бреда, который Веселкин выдает пулеметной очередью со вчерашнего вечера, практически невозможно вычленить здравые мысли и, главное, реальные угрозы. С увольнением сестры он, скорее всего, не шутил… А с котом?

— Нет, конечно, но он меня понял, — Виктор коснулся кончиком носа моего носа. — Ни оливок, ни сыра больше не увидит. А он за жратву и душу, и бабу продаст… Так что с ним я договорюсь, не переживай.