Если бы у меня имелись лишние деньги, я бы расколотила телефон об пол, но денег не было от слова совсем, и я собрала нервы в кулак. Но мозги явно растеряла, потому что вызвала номер Веселкина, испугавшись, что тот действительно может приехать… Когда он не ответил после четвертого звонка, я, обливаясь ледяных потом, опустила руку на стол. Что я за идиотка? Чуть не выдала сестру! Откуда мне знать, что он психует… И психует по делу. Объясняться со всем офисом не входило в его планы, как и избавляться от любовницы. Впрочем, милые бранятся, только тешатся… Может, эти два часа они провели в постели.

— Алло!

Я с трудом сглотнула слюну, увидев номер звонящего. Прошло не больше минуты. Видимо, он выматерился и решил перезвонить.

— Что ты хотела, Ира?

Опять не поздоровался. Да и черт с ним! В мой голос вернулась твердость.

— Я хотела вернуть кольцо. Когда и как мы можем встретиться?

Секунды не прошло с вопроса, как мне в ухо ударил ответ:

— Никогда и никак!

И Веселкин сбросил звонок. От такой наглости я действительно чуть не лишилась телефона, но как-то удержала его в дрожащих пальцах. Отлично, Виктор Анатольевич, я положу кольцо в коробочку и якобы оставлю у вашей секретарши, пока вас не будет в офисе. Платье я уж как-нибудь пристрою. Нинке, например, отдам!

Я сунула руку в вазочку и, ничего не нащупав, подняла ее к самому носу — кольца в ней не было. Что за черт? Где оно? Чихуня? Не может быть…

Только искать кольцо стану вечером, сейчас надо бежать на уроки… Я уже сделала в группе опрос, завтра больше половины учеников собрались в библиотеку. Мой юный поклонник даже пообещал прийти с гитарой. Ничего, у нас тоже бывает весело… и без всяких Веселкиных.

Юный художник владел гитарой так же виртуозно, как и карандашом. Я разглядывала свою группу, ее женскую половину, не понимая, как такой феномен до сих пор не прибрали к рукам — ну да, прыщи, ну да, не супер-красавец, но разве это в мужчине главное?

Что именно в сильном поле главное, я сама толком не знала. К двадцати восьми годам я ни разу не состояла в истинно романтических отношениях. Так что к Сереженьке я относилась с трепетом, хоть и мучила бедного мальчика временами глаголов — до него меня никто не рисовал и, тем более, не играл для меня моих любимых мелодий. А Сережа часами репетировал дома, чтобы в классе мы могли петь битловские песни. Нынешняя как никогда хорошо отражала мое настроение и отношение к будущему:

Неу Jude, don't make it bad

Take а sad song and make it better

Да, я пыталась относиться к ситуации легко и искала ходы и выходы из жизненного тупика, чтобы не понести ощутимые потери. Телефон молчал, и в отсутствии звонков от Вадима я видела добрую новость. Значит, фотографии он не видел. Марина Александровна, видимо, была полностью поглощена помидорной рассадой или не имела привычки проверять Вконтакте через телефон. А Вадим… Тот, окромя игрушек, в сети ничего не искал. И потом… Он мне доверял, чтобы специально рыть на меня компромат.

И все равно я нервничала. До боли в руках, которую не испытывала с госсов. Скорей бы уже домой, обнять домовенка Германа и получить на субботу заряд бодрости, а то завтра я не справлюсь с малышами. И, тем более, с Вадимом. И заодно с сестрой, которая с утра прислала мне эсэмэску с вопросом, не явился ли ко мне ее босс, который со вчерашнего вечера так и не объявился в офисе. Пусть звонит Карине! Я тут ни при чем!

Дети не спешили расходиться. Одна песня, вторая… Половина группы, в основном, конечно, девочки, знали на зубок уже довольно битловской лирики, чтобы устроить квартирник. Сереженька играл самозабвенно, почти не смотря на зажимаемые лады, и я чувствовала, что краснею под его внимательным взглядом. Обычно я не пела так громко, а нынче почувствовала после урока нестерпимую жажду и задержалась в аудитории, чтобы глотнуть из бутылки немного воды. Сереженька тоже слишком долго возился с молнией на гитарном чехле, так что мы вышли с ним вместе, и пока я закрывала дверь, все робко жался подле меня, пока не выдал:

— Я знаю, что мать показала вам мои рисунки.

Я схватила его за руку скорее машинально, чем намеренно, и паренек вспыхнули еще сильнее:

— Сереж, ты замечательно рисуешь, — Голос, по-прежнему хриплый, точно простуженный, сейчас содержал в себе никому не нужное придыхание. — Поверь, мне было очень приятно такое внимание с твоей стороны, и ты не должен чувствовать себя виноватым или, не дай бог, злиться на мать.

Сережа сильнее сжал губы, а я — пальцы на его локте, чувствуя сквозь тонкую штормовку его дрожь, но отдернуть руку не могла, боясь его обидеть, а надо было…

— Ирина Павловна, можно я вас провожу?

Он смотрел мне в глаза, и я испугалась, что дала ему какую-то лишь одному ему понятную надежду. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, не давая сказать четкое и многозначительное "нет". Это "Нет, нельзя" прозвучало со стороны, и я отдернула руку от мальчишки, точно от раскаленной сковороды.

Напротив гардероба стоял Веселкин. В футболке и спортивного кроя вельветовом пиджаке, а рядом, с ногами на потертом диване, прыгал Глеб, одной рукой держась за стену подле зеркала, в которое корчил рожи. Лицо его отца, кстати, тоже лишилось обычного спокойствия.

— Что ты здесь делаешь?

Голос стал еще тише и приобрел дополнительный килограмм драматизма, а рука держалась за закрытую дверь, чтобы удержать меня в вертикальном положении. Божечки… Откуда он здесь… И зачем?

— Тебя встречаю. Мы пиццу на ужин купили. Боялись, что остынет.

Он сделал ко мне шаг, чтобы запечатлеть на щеке абсолютно хозяйский поцелуй. Потом вытащил висящий у меня на руке плащ и стряхнул его, предлагая одеться. Сережа смутился, что-то пробормотал и, закинув за плечи гитару, юркнул в дверь.

— Ирина Павловна, это статья, — выдал Веселкин уже со знакомой мне усмешкой, застегивая пуговицы на моем плаще. — Но ты у нас любительница экстрима, так что могу предложить тебе на эту ночь мальчика лет на десять моложе.

Мне хотелось схватить его за грудки, но он сам нагнулся к моему уху:

— Приюти нас на эту ночь, пожалуйста. Оля в роддоме, Костровой я ничего не говорил… Ребенок со мной до понедельника. Потом не знаю. Может, отвезу после садика к бабушке. Быть папой на полную ставку мне никак…

Он уже держал меня за локоть и тащил к дивану.

— Слезай, монстр, и поздоровайся.

Глеб шумно спрыгнул на пол и молча уткнулся носом мне в живот, обхватив за ноги. Мне ничего не оставалось, как потрепать малыша по рыжим волосам и поймать умильный взгляд бабушки-гардеробщицы. Дверь в читательской зал тоже странным образом оказалась открытой — тут никаких фотографий не надо. Все в реале.

Веселкин придержал для нас входную дверь, но я остановилась на коврике.

— Где шапка у ребенка?

— Машина рядом. Потом он никогда не болеет.

Все три шага до машины Глеб висел у меня на руке, и я поняла, что попала в осадное положение. Молодежь собралась на углу покурить. О чем мы будем говорить на следующем уроке, мне не хотелось даже думать. Сейчас надо было думать о том, как я переживу ночь с этой сладкой парочкой.

Веселкин распахнул передо мной пассажирскую дверь и принялся усаживать сына назад в автокресло и, когда тот начал требовать у отца телефон, огрызнулся:

— Здесь пять минут. Обойдешься!

Виктор обошел машину и сел за руль. Я и так уже не могла дышать от запаха пиццы, а теперь конкретно задохнулась от горького одеколона. И от странных и страшных мыслей по поводу его прихода. Если он заодно с ночлегом попросит назад кольцо, то отдать ему будет нечего. И оправдание, что я положила кольцо в вазочку, откуда оно сказочным образом исчезло без всякого следа, будет звучать глупо и неправдоподобно при всей своей правдивости. Брр…

"Как ты меня нашел? Как?" Я хотела знать ответ, но не могла при ребенке задать этот вопрос. А Рыжик меня будто подначивал, колотя ногами в спинку кресла.