— Ну-ка прекрати! — Веселкин не говорил, а рычал. — Иначе завтра будешь мыть весь салон!

Удары тотчас прекратились. Ребенок, видимо, тоже чувствовал исходящую от отца угрозу. Виктор, похоже, устал. Может, в том и причина приезда — скинуть на меня ребенка. А что? Разве не так делают большинство пап? Наш Андрей просто исключение, подтверждающее правило. Или у него просто нет выбора…

Однако размышлять над мотивами Веселкина было некогда: мы приехали на место.

— Достанешь монстра? А я возьму вещи.

Твою ж мать! Он даже на секунду не сомневался, что получит у меня ночлег. Да я в действительности даже для проформы не вякнула! Спортивная сумка за плечом, пакет с чем-то звенящим на согнутой в локте руке, коробка с пиццей почти что в зубах… Папочка при полном параде!

Я поставила ребенка на землю и без всякой просьбы закрыла багажник, открыла дверь парадной и вызвала лифт.

— Ты принял лекарство? — спросила я через горький комок, оказавшись с Веселкиным лицом к лицу и лишь с пиццей между нами.

— Спасибо за заботу, — его губы сложились в добрую улыбку. — Я рад, что ты у меня есть.

Я у него есть? Серьезно, что ли? Или мы тут очередной спектакль перед ребенком разыгрываем?

Я впустила гостей в квартиру и тут же получила от Глеба вопрос, где кот? Пришлось объяснить, что кот выйдет к нему, только если сам того пожелает. Мои объяснения, увы, пришлось дополнить отцовским окриком: Виктор потребовал не приставать ко мне и вести себя тихо и смирно. Я тут же прошла за взрослым гостем на кухню и осторожно тронула за локоть:

— Витя, пожалуйста, не кричи на ребенка. Я справлюсь.

— А я и не сомневаюсь, Леди Совершенство! — выдал "Мистер Эй" все еще грубо и обернулся к двери, у которой в растерянности продолжал стоять его сын. — Чего ждешь? Нянек здесь нет. Открой сумку и возьми тапки.

Глеб подчинился, но вытащил много чего до тапок. Или искал тапочки и для папочки тоже… Ну, круто блин! Мальчики отлично укомплектованы. Я, кажется, тут лишняя…

— Живо руки мыть! — скомандовал отец, и ребенок, поджав трясущиеся губы, шагнул к двери ванной комнаты, и когда я решила помочь Рыжику, получила от Веселкина и свою порцию тоже: — Он сам справится.

— Я дам ему чистое полотенце! А ты мог бы снять пиджак для начала, а потом уже переться на кухню.

Виктор шагнул ко мне и поймал в кольцо своих рук. А я тут же уставилась на его тапки, испугавшись возможного поцелуя.

— Ты забыла, что я не люблю в девушках грубость?

Я кивнула, вскинула голову и шагнула назад, чтобы обрести свободу, которую я никому не отдавала.

— Я ничего не забыла. И ты помни, что я не потерплю в своем доме криков. Устал? Иди в комнату и закрой дверь. Я разберусь с Глебом сама.

— А меня кормить, значит, не надо?

— Сними пиджак! Потом будем разговаривать!

Веселкин чуть ли не швырнул его мне в руки. Пришлось задержать дыхание, чтобы не выругаться, и гордо прошествовать к шкафу за плечиками. Свалился мне на голову! Зараза!

Схватив с полки полотенце для рук, я шагнула к ванной, у дверей которой продолжал топтаться потерянный Глеб.

— Пошли руки мыть, — сказала я, подняв с пола упавшую с тумбочки ветровку малыша, чтобы повесить на вешалку.

Кота не было. Чихуня-старший тоже не выходил из кухни. Я вымыла Глебу руки и лицо, на котором обнаружила старый след от шоколада, и решила немного попытать Рыжика про минувший день. Они были в зоопарке, катались на пони, ходили смотреть пушки… От зоопарка до Петропавловской крепости идти прилично. Чего папаша хочет от ребенка, которого протаскал целый день по городу… Глеб еще, наверное, спит днем. Хорошо, если подрых в пробке.

Виктор стоял к нам спиной, рассматривая что-то интересное за окном. Все еще светло и все же скоро девять. Спокойной ночи, малыши…

Глеб влез на стул с ногами и встал на колени, чтобы стать выше. Отец наконец обернулся и с тяжелым вздохом занял прежнее свое место. Оказывается, он читал что-то в телефоне, который и сейчас лежал на подоконнике. Увидев около пустого пакета бутылку сока, я достала три стакана, три тарелки и нож, чтобы дорезать пиццу. Никто не вызвался помочь, но я и не просила о помощи.

Ели молча, если не считать постоянных замечаний Виктора в адрес сына. Наконец я прижала к столу его барабанящие пальцы.

— Глебу пора спать, да?

Виктор оторвал взгляд от моей руки. Он жутко моргал. Устал, как собака.

— Вам обоим пора спать. Я постелю вам на диване…

Сама я собиралась уйти в бабкину комнату. Предлагать ее Чихуне-старшему было бы непростительной жестокостью. На этой кровати постоянно спал Чихуня- младший.

— Я буду спать с тобой, — Глеб вцепился мне в руку мертвой хваткой.

Его отец снял очки и, зажмурившись, потер переносицу.

— Он спит с мамой.

Я проглотила сырную слюну.

— Ты не можешь спать в бабушкиной комнате. Тебе никакие лекарства тогда не помогут.

Виктор не надел очки, но моргать перестал.

— Они спят втроем. Чем мы хуже…

Я резко поднялась и вышла, чтобы не ответить теми словами, которые ребенку пяти лет от роду лучше не слышать. Достала с верхней полки шкафа нераспечатанное постельное белье и швырнула на диван. Снова никто не пришел помогать, но вставляя в наволочку подушку, я услышала, как хлопнула дверь ванной комнаты: наверное, чистит сыну зубы. Они всем офисом за него переживают! Обо мне бы кто подумал!

Я встряхнула в пододеяльнике одеяло и обернулась к двери. Глеб стоял на пороге комнаты уже в пижаме с машинками. Я кивнула в сторону дивана, и малыш мигом забрался под одеяло, сложил поверх него руки и спросил:

— Почитаешь?

— Я тебе почитаю.

Виктор обошел меня и присел на край дивана с айфоном, с которого, должно быть, собрался читать сказку.

— Спокойной ночи, — сказала я, но уйти мне не дали просьбой поцеловать.

Я склонилась к ребенку с поцелуем в лоб.

— А папу? — не отпустил меня Глеб, вцепившись в локоть.

Я повернула голову в сторону чтеца: тот не думал мне содействовать. Пришлось склониться и к его лбу, но не тут-то было: я тут же получила от ребенка нагоняй:

— Не так!

Я оставалась лицом к лицу с Веселкиным. Он отбросил телефон и сомкнул руки у меня за спиной. Поцелуй в губы оказался коротким, детским, но удовлетворил маленького арбитра. А меня и подавно!

Я выскочила из комнаты и чуть не перелетела через кота. Тот, видимо, решил полюбоваться на дело своих лап. Я выпроводила его на кухню, чтобы покормить. Потом убрала со стола и решила поставить оставшийся сок в холодильник. Веселкин офигел в конец! Там стояла бутылка итальянского шампанского. Я захлопнула дверцу и уставилась на кота, который впервые без всяких уговоров решил поужинать. Кто-нибудь объяснит мне, что вообще происходит и на каком свете я живу?!

Ребенок уснул мгновенно. Наверное, еще на первой страничке сказки. Потому что я не провела в одиночестве, вернее, в обществе кота, и пяти минут. Веселкин вернулся на кухню и по-хозяйски облокотился о холодильник.

— Ты что-нибудь еще хочешь? — спросила я, не в силах подняться со стула.

Мной владело чувство полного опустошения, как в последний день сессии.

Его дробь пальцами по ручке холодильника отвечала на заданный мною вопрос без всяких слов. Но мне пить не хотелось.

— Надо ножки обмыть, — заявил Веселкин с улыбкой, и я поняла, что напрочь забыла изначальную причину его приезда.

— Шампанским? — спросила я с натянутой улыбкой, пытаясь скрыть замешательство.

Он не двинулся от холодильника. Только устало улыбнулся в ответ:

— А надо было купить коньяк? Или настоящая ведьма предпочитает чистый спирт?

Ну да, Булгакова он тоже читал. Не только Пройслера. Но к литературным дискуссиям я не была готова, поэтому спешно встала и достала из шкафчика фужеры. Не высокие, но это и не мой дом, чтобы все было по этикету!