— Ну и живи тогда с котом!
Я не поняла, что Вадим делает. Он прошел мимо меня в комнату, вытащил рюкзак, скинул туда свои трусы и носки. Другого целого из одежды, наверное, не осталось. Прошел в ванную. Я его не останавливала. Обулся, надел куртку. Закинул рюкзак за левое плечо. Схватал поцарапанную барсетку, вытащил из нее ключи и повесил на крючок вешалки.
— Избавишься от кота, звони, — бросил он и шарахнул дверью.
Я вздрогнула, но и только. Потом нагнулась, подняла тапочки сорок пятого размера и отнесла в мусорное ведро. Чайник давно вскипел, и я бросила в чашку пакетик с бергамотом. Пила я чай, обжигаясь, мелкими глотками, машинально, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.
Кот ко мне не вышел. Не пришел и ночью, когда я скрючилась под одеялом на собранном диване. Завтра суббота. Рабочий день.
Глава 25: Оцепенение свободы и собранный диван
Субботу я провела в непонятном оцепенении — сродни началу болезни. И в воскресенье я действительно намерила у себя температуру в тридцать семь градусов. Ни соплей, ни кашля. И даже слез. Я была уверена, что Вадим позвонит субботним вечером. А потом — воскресным. Он отрабатывал в это воскресенье за нашу прогулку в прошлое. В полночь понедельника эта прогулка стала казаться мне чем-то из другой жизни. Не моей.
Сама я не звонила. Думала ведь, что нервы сдали — психанул. А если он серьезно поставил меня перед выбором: Чихуня или он, что тогда? Тогда звонить не надо. Кот из квартиры никуда не делся. Ходил, как ни в чем не бывало. Лежал на бабкиной кровати. Только изодрал игрушку. Отодрал все перья и изгрыз их, точно собака. Отсутствие Вадима он будто и не заметил вовсе.
В субботу утром я выбросила в мусоропровод пакет с мужскими тапочками, ни о чем плохом не думая. Куплю новые — копейки стоят — а эти все равно провоняли, не вынимать же их! В воскресенье я уже с настоящей злостью сорвала с вешалок порванные и пару целых футболок и отправила в мусор следом за тапочками. Хотя следовало оставить их на носовые платки и только потом выкинуть.
Во вторник я проснулась с красными глазами и схватилась за телефон, испугавшись, что звонит Веселкин по поводу домовенка Германа. Но это была его секретарша, и не от него.
— Слушай, коза, — начала Арина с ходу. — Долго будешь нас игнорировать? Хоть один раз сама бы позвонила, а? Как дела?
И я сказала, как дела. И даже скорее всего самой себе, а не сестре.
— Мы с Вадимом расстались.
Да, я поняла это сейчас со всей горечью потери. Секунда тишины и тирада сестры:
— Как это? Когда? Мы же только в пятницу с тобой виделись!
— Вот в пятницу и расстались.
Арина понизила голос до шепота. Хотя лучше бы говорила в полный голос. Метро
— и так ничего не разобрать. И я скорее догадывалась о вопросах, чем слышала их:
— А что случилось? Он завел себе кого-нибудь, да? Какую-нибудь сногсшибательную клиентку?
Я продавила затылком подушку до самого дивана.
— Нет, это я завела себе другого.
Я услышала, как на том конце Аришка схватила ртом воздух.
— Другого кота, — поспешила я успокоить сестру. — Это все из-за Чихуни.
— Шутишь?
— Не шучу.
И я рассказала ей все, как было. Арина даже не поддакивала. Слушала молча. Не перебивая даже лишним вздохом.
— Что сразу не позвонила? — наконец выдала она голосом старшей сестры.
— Я думала, придет. Я еще в понедельник так думала.
— А сегодня чего не позвонила?
— Не хотела тебя расстраивать, — и добавила тут же: — И маму радовать. Ладно. Мне вставать пора. Работа не ждет. Чихуня на меня надеется.
В динамике телефона продолжало греметь метро и нервный шепот сестры:
— Знаешь, а я рада. Рада, что Орлов показал свое говно сейчас, а не после свадьбы. Кот, конечно, не ребенок, но всякое ведь бывает. И с младенцами бросают, потому что ночью не высыпаются и секса нет.
— Я тоже рада…
Я хотела радоваться, но как-то не получалось. И я тупо проверяла телефон, точно гадала на ромашке: любит, не любит, плюнет, поцелует… Но молчащий телефон говорил о том, что меня послали к черту. С котом! Что ж, куплю платье и пойду танцевать. Одна!
Я действительно вознамерилась днем между занятиями съездить в магазин, но мне вновь позвонила сестра.
— Слушай, давай я к тебе приеду? Скажу Виктору, что мою крашеную сестренку бросил парень. Он отпустит…
— А он вернулся?
— Еще в пятницу вечером.
Вот как… И не позвонил. Наверное, передумал показывать сыну домовенка… Но хоть бы написал из вежливости. Да какой он вежливый! Все воспитание прочихал!
— Приезжай! Заодно кота посмотришь. Только вечером у меня уроки в библиотеке.
— Я такси возьму.
Через сорок минут Арина была у меня. В деловом костюме, девочка-конфетка. Ну ладно, баба-ягодка! Тридцатник ей только в июле стукнет.
— Не знаешь, почему у меня нестерпимое желание напиться? — спросила Арина, сжимая мои плечи. — Потому что нельзя, да? Вот и ты не кисни. Нельзя. Ты посмотри на себя. Вся красная.
— Да на мне полбанки тональника! — искренне возмутилась я.
— На душе тональник?
Арина сама заварила чай и в который раз обернулась к двери.
— Ну и где твой кот? Такой ли он из себя красавец, чтобы бросать ради него мужика? — и тут же ответила: — Надо было бросать! Надо было! Будет тут швыряться ключами, как малолетняя манда из сериала. Ирка, все к лучшему, слышишь? Даже если он вернется, то вернется другим человеком.
— Да куда он вернется от своей мамочки! — выплюнула я в нетронутую чашку. — Не были мы на вашем Таити, нас и здесь неплохо кормят… Тьфу… И эта сучка не дала сынку от ворот поворот. Типа, совсем сдурел, бабу из-за кота бросать… Значит, она рада, что он меня бросил, рада… Понимаешь? Рада…
— Ир! — Арина снова говорила, как старшая сестра. — Ты выпила? Ты пьяная…
Я судорожно мотнула головой и убрала с мокрого лица волосы.
— Чего тогда ревешь? Хватит! Кота лучше принеси.
Я позвала Чихуню. Как и следовало ожидать — в ответ тишина. Заглянула за диван, за занавески — на батарее пусто. Пошла в бабкину комнату. На кровати нет, под кроватью — нет, или… Я снова рванула на себя коробку с куклой. Когтистый засранец прорвал мешок и влез внутрь, как в домик.
— Дурак! Задохнешься ведь!
Я вытащила кота и толкнула коробку обратно под кровать.
— Ну что ж тебе там медом прямо намазано…
Кот не вырывался. Я отнесла его в кухню. Арина уже стояла в дверях, протягивала к коту руки, но я не отдала его.
— Чихуня — мой. Нефиг к чужим мужикам руки тянуть. У тебя свой есть.
Арина вцепилась в кота, но он продолжал пока лежать тихо и смирно.
— Мой не такой пушистый и храпит, к тому же! — пела она елейным голосом.
Этого Чихуня уже не выдержал, вывернулся и был таков.
— Все они такие, мужики, — выдохнула Арина. — Чуть против шерсти погладишь, и все… Хвостом вильнул и налево…
Я улыбнулась сквозь слезы.
— Этот направо. В бабкину комнату. На меня он плевать хотел.
— А ты еще одного кота притащи! Этот сразу присмиреет.
— А если сбежит? — спросила я уже с абсолютно сухими глазами.
— Тогда туда ему и дорога! Забыла, что ли? Пусть плачет тот, кому мы не достались. Пусть сдохнет тот, кто нами пренебрег!
Арина дождалась, когда я более-менее приведу себя в порядок и начала застегивать свой плащ.
— Детям скажешь, что у тебя весеннее обострение аллергии, — сказала она, осмотрев меня критически, потом взяла за плечи и встряхнула: — Все, хватит! Ты нужна Чихуне. Здоровой и морально устойчивой. Поняла?
Я кивнула, нацепила куртку и закрыла квартиру на два оборота ключа. К вечеру похолодало, и я чувствовала себя в куртке достаточно комфортно, а вот Аришка ежилась. Не по погоде одета девочка. Или…
— Ариш, откровенность за откровенность. Ты ж не на метро вечером домой ездишь?
Она не покраснела. Отличная выдержка.
— Нет, не на метро. Но и не с Виктором. Нам с главбухом по пути. И она женщина преклонного возраста. Живет через две улицы. Подвозит до парадной. С Андреем уже знакома. Еще вопросы будут?
