— Виктор Анатольевич…
— Ирина, я сейчас вас тоже буду звать по отчеству! — фыркнул он, пытаясь одной рукой подцепить ручку кладовки.
Я поспешила помочь. Он задвинул коробку к стремянке и закрыл дверь кладовки ногой.
— Вы точно ведьма, Ирина, — Веселкин заулыбался, и я напряглась. — Вы борщ сварили до или после моего звонка? Мысля логически, до… Бабушка всегда ждала меня с борщом. Я входил и закрывал глаза, вдыхая этот божественный аромат. Сто лет не ел домашний борщ.
— Хотите? — вынужденно спросила я. Вернее, меня поставили такой тирадой перед фактом необходимости хлебосольного гостеприимства. И тут же спохватилась: — Только он без мяса.
— Хочу! — ответил Веселкин с мальчишеской радостью, явно под влиянием желудка. — Он же со свеклой! А где…
Веселкин начал озираться. Может, и в очках ни черта не видит?
— Ищете кота? — спросила я.
— Нет, нет, — гость даже замахал предупреждающе ладонью. — Чем дальше он от меня, тем лучше. Я, конечно, принял таблетку, но все же… Зачихать борщ — это последнее, что мне хочется сейчас сделать. Я ищу тапки… Обещаю не вывалиться из них и вернуть владельцу по первому же требованию.
— Тапок больше нет, — отчеканила я, проглатывая горький ком. — Я их выбросила.
— Порвались? — уточнил Веселкин зачем-то, явно без какого-либо подтекста.
— Нет, за ненадобностью.
Он отвел взгляд и вставил пятку обратно в ботинок.
— Я не в тему сегодня, да? Могу уйти без борща.
— Нет, нет… Все нормально. Я много наварила. Мне одной столько не съесть, а Чихуня вряд ли будет мне в этом помогать.
— Непременно будет, — улыбнулся Веселкин как-то уже натянуто. — Даже добавку попросит…
— Да я не о вас! — я вот наоборот не сумела сдержать искреннюю улыбку. — Не разувайтесь, пожалуйста. Я сегодня пол не мыла… Простите.
— Нет, я разуюсь. А то чувствую себя, словно в офисе… Можно, я еще и руки помою?
Он указал на дверь ванной комнаты, я кивнула и прошла на кухню. Хозяйка может мыть руки и в раковине жидкостью для мытья посуды. Затем включила под кастрюлей конфорку и обернулась к вошедшему Веселкину. Скор! Мылом намылить-то успел?
— Вам, гляжу, Герман так понравился, что вы его даже обстирывать взялись… Или это материнский инстинкт сработал?
Я на мгновение отвела глаза.
— Извините, я просто куклу вымыла. Она под кроватью лежала в открытой коробке. Думала, так будет лучше и для вас, и для вашего сына.
— Спасибо. Я теперь ваш должник, получается. Думал, шоколадкой отделаться. Теперь этот номер не пройдет…
Я выдержала взгляд, а он — нет, отвернулся. Оказалось, вернулся в прихожую за пакетом. Принес его на кухню и принялся выставлять на столешницу его содержимое: две банки оливок, сыр, шоколад… Почувствовав мой взгляд, Веселкин обернулся:
— Вам только шоколад. Из Италии. Остальное — коту.
— Оливки?
— И французский сыр, елы-палы… Я бабушке привозил, а она коту скармливала. Типа, не приучены мы к икре заморской баклажанной… Они, кстати, нормальные. На тот случай, если кот решит с вами поделиться. Хотя вряд ли, — Улыбка снова в половину лица. — Эта тварь может полбанки за раз сожрать и не подавиться. Ну вот…
Я проследила за взглядом гостя. В проходе стоял Чихуня.
— Иди сюда, продажная шкура! Знает ведь, что я не с пустыми руками…
Веселкин присел и ловко подхватил кота. В его руках, в отличие от рук Вадима, кот действительно казался большим. И я вспомнила про фотографию, но гость от нее отказался.
— Нет, Ирина, вы размеры Барсика даже представить себе не можете! Кстати, он еще и долгожитель был. Прожил двадцать четыре года. Если этот такой же, то вам с ним еще ого-го сколько мучиться.
— А я с ним не мучаюсь, — сказала я, ставя на стол две тарелки.
— Ирина, уберите, пожалуйста, сыр в холодильник. И… Может, я могу чем-нибудь помочь? Мне как-то неловко вот так за зря отнимать у вас вечер.
Я выдержала взгляд и достала из ящика две ложки.
— Вы наоборот спасаете мой вечер. Так он был бы пустым…
Веселкин опустил глаза и уперся за спиной в подоконник руками.
— Простите, Ирина. Я совершенно бестактен сегодня. Может, я хотя бы хлеб порежу?
— Он в нарезке.
Вот за это, наверное, и ценит его жена. В дополнение к деньгам на личной карте. Еще он отец хороший…
— Можете пока Германа одеть, — нашлась я. — Он в шкафу лежит.
Веселкин тут же замахал руками.
— Ирин, давайте уж вы сами. Не хочу идти в вашу комнату. Я уже и так нарушил ваши личные границы своим наглым вторжением.
Он выглядел сейчас ужасно забавным.
— А я надеялась попросить вас разложить диван.
— Тогда пожалуйста… Хоть не зря приехал…
Сердце чуток трепыхнулось в груди. Надо было облачить просьбу в иную форму, не такую двусмысленную, и я поспешила сгладить острые углы.
— Я так и не сумела разобраться в конструкции дивана.
Его раскладывал Вадим. И очень легко. У Виктора это тоже получилось в два счета, и он принялся объяснять мне устройство дивана — точно на выставке. А я все пыталась заслонить собой столик, куда скинула скомканное одеяло и подушку. Дураку понятно, что я спала тут одна не одну ночь.
— Все ясно? Я снова соберу, и вы разберете его при мне. Хорошо?
— Я просто не буду его собирать.
— Тогда в комнате места вообще не будет…
— А мне и не нужно. Я дома не бываю.
— Я потороплю мать с ремонтом.
— Ой, не надо ее тревожить…
— Надо, надо, — усмехнулся Виктор зло. — Кстати, хотел спросить, вы за ней никакую странность не заметили?
О чем это он сейчас? Я отрицательно мотнула головой.
— To есть внешне она нормальная? И она не говорила ничего странного? — продолжал пытать меня Виктор. — Про домового, например?
Я не успела отвести взгляд. Соврать не получится. В очках он все прекрасно видит.
— Это она мне в письме написала.
Виктор неприлично выругался, но тут же с извинениями закрыл рот ладонью.
— Мне кажется, ей пора к врачу. Но это же мать. Не потащу же я ее насильно. Предложил продать квартиру. Сбагрили домового и забыли. Так она со мной теперь не разговаривает вовсе. Ну и вас подсунула заодно. Но хоть с вами мы беседуем теперь по-людски. А матери шестидесяти еще нет. Что дальше-то будет?
Веселкин отвернулся к окну и заелозил пальцами в карманах брюк.
— Ладно, не буду грузить. Вы-то хоть в домовых не верите? — спросил Виктор уже с усмешкой.
— Тот, в шкафу, очень даже реальный, — ответила я ему в тон и вытащила куклу из шкафа, размотала полотенце и вернула кукольную одежду на законное место. — Завернуть в пакет?
Виктор будто впал в какой-то транс, потом тряхнул головой и протянул к кукле руки. С минуту держал ее у груди, заглядывая в глаза, точно ребенку, и вдруг резко протянул ее обратно.
— Слушайте, Ирина. Оставьте у себя пока. У меня что-то рука не поднимается. Боюсь даже на секунду давать Германа своему монстру. Знаете, это вот как от сердца отрывать. Не могу…
Я положила куклу на полку и закрыла створку шкафа, спрятав за ногой свежие царапины.
— Будем считать, что я просто еду коту привез… Ну и поужинал заодно.
— А дома не накормят? — спросила я и замерла от своей наглой беспардонности. Точно за язык кто тянул! — Я хотела сказать, не обидятся?
— Не обидятся, — ответил Виктор сухо. — Борщ не выкипит?
— А я его уже выключила.
— Какая ж вы расторопная! А я уже проголодался.
Ел он действительно быстро, но не совсем молча. Своих личных тем не касался, у меня ничего не выспрашивал, говорил про мебель. Я кивала… Потом предложила добавку. Виктор задумался на секунду и отказался.
— Ирина, только не подумайте, что невкусно. Я за такой борщ душу могу продать! Просто там у вас пряники… За них я обычно продаю две души сразу. Когда в детстве таскал, всегда говорил, что второй для Германа. Будем чай пить? Если я совсем не надоел?
Да, домой он явно не торопится. Может, никогда и не приходит туда рано. Может, проводит все вечера с Кариной. И сегодня сделал для меня исключение.
