Пророк улыбнулся и попросил привести к нему Петра.

Петр, тринадцатилетний мальчик, все еще ходил с лубком на сломанной руке.

Пророк обнял его за плечи и сказал:

– Вот оно, мужество мужчины. Отчаянная смелость поступка, мужество совершения, созидания и поиска. Вечного поиска и ухода от серых будней к новым свершениям.

Потом он попросил позвать к себе девочку Янину. Он поставил двенадцатилетнюю девочку на стул перед собой и сказал:

– Мужество юношей требует характера, но еще большего характера требует мужество женщины. Мужество ожидания и расставания. Вот эта девочка только начала превращение в женщину. Груди ее набухли и первые месячные недавно испугали ее своим появлением. Теперь несколько лет она будет ожидать встречи с мужчиной, который превратит ее в женщину и станет отцом ее ребенка. И само это ожидание связано и со страданиями, и с потерями. Потом она будет носить ребенка, и его рождение будет и созиданием, и расставанием ее тела с телом рожденного ею ребенка. Каждый шаг взросления ребенка будет не только шагом вперед в его росте, силе, уме, но и шагом от его матери. Шагом от дома, в котором он родился и вырос. И каждый день каждая женщина ждет возвращения с охоты, с работы, из путешествия своего мужчины и своих детей. И всю жизнь она должна сохранить терпеливое мужество ожидания и расставания, чтобы ее дом всегда был полон тепла и света и всегда был готов принять усталых после дневных или многодневных свершений мужчин и детей.

На высоком берегу реки на окраине города около кладбища стояла богатая церковь, а напротив нее на маленьком островке меж двух больших рукавов в незапамятные времена была построена часовенка в память о выброшенной на островок утопленнице. И в этой часовенке, точнее, возле нее, также много лет назад поселился инвалид войны и стал монахом-отшельником.

Раз в месяц ездил он в деревню за своей пенсией и покупками, а все остальное время безвылазно проводил на своем островке, ухаживая за крошечным огородиком, молясь в часовне, ловя рыбу или просто созерцая жизнь реки, леса на берегу и птиц, которые гнездились здесь.

Редко, очень редко люди решались нарушать его уединение. Он не принимал даров, говоря, что не знает, куда девать свою военную пенсию, не участвовал ни в каких празднествах и торжественных молебнах, но никогда не отказывал в совете или помощи тем, кто просил его об этом и кто, по его разумению, действительно в этом нуждался.

На все просьбы замолить грехи за кого-нибудь он неизменно отвечал, что сам грешен и не может просить Бога о прощении кого-то и надеяться, что его просьба будет услышана в первую очередь.

Однажды с вечерней зарей к нему на остров приплыл на утлой лодчонке молодой мужик из какой-то дальней деревни. Бросился монаху в ноги, расплакался и стал просить помочь ему.

– Встань, будь мужчиной и объясни, какой помощи ты, молодой мужик, можешь ждать от старого больного человека. Ведь у меня работают только руки и одна нога, а голова и все остальное потеряны во время великой войны.

– Но ты нашел свое счастье или свою судьбу?

– Точнее, я нашел покой и внутреннюю свободу на этом тихом острове и никому не мешаю жить, радоваться и не видеть страдания.

– А ты нашел Господа?

– Какого?

– Но ты ведь знаешь, о чем я говорю.

– Я слышу, о чем ты говоришь и, может быть, догадываюсь, о чем ты думаешь. Но я не могу понять и не хочу понимать твоих проблем, пока ты о них мне не скажешь.

– Наш деревенский священник сказал мне, что только ты можешь мне помочь обрести Бога.

– Ты ему надоел своими бесконечными молитвами и исповедями?

– Нет. я не проводил много времени в Божьем храме.

– Тогда с чего вдруг тебе понадобился Господь?

– Моя жена и двое маленьких детей, сын и дочь, сгорели в баньке, когда я был на заработках. Я искал виновных, но все говорили: “Бог дал, Бог взял”. Я пришел к священнику, поставил свечки, заказал заупокойные, отстоял всенощную. Я все хотел понять, за что мне это наказание. А мне все предлагали найти новую жену и родить новых детей.

– Так и ищи.

– Я не могу. Я буду бояться за них. Если жену и детей у меня забрал Бог, ибо поистине они были невинны, я хочу найти своего Бога, чтобы он мне помог найти покой в новом браке. А без этого нет мне жизни.

– Ты думаешь, что ты можешь постичь Бога?

– Но хотя бы немного. Неужели я глупее тех монахов и попов, которые день и ночь талдычат о нем в церкви!

– А ты себя постиг?

– Что это значит?

– Прежде чем постигнуть Бога, прежде чем обратиться к нему с надеждой услышать ответ, ты должен постичь себя, понять, какая сила, корысть, злоба, гордыня или отчаяние, похоть или смирение гнали и гонят тебя по свету. Отрывают от близких, от нелегкого труда на земле и приводят к жалкому старику, доживающему свой век на заброшенном островке.

– Но меня направил сюда священник!

– Да, я знаю его. Он ничего не умеет читать, кроме церковных текстов, кои выучил наизусть. И он немножко знает о моей жизни и о том, что я получил кое-какое образование. Поэтому он решил направить тебя ко мне, но не объяснил тебе перед этим, что искать ты должен Господа прежде всего в себе, и только тогда, когда ты начнешь изнемогать в этих поисках, ты можешь обратиться за помощью.

– Старик, неужели ты не видишь, что я действительно в отчаянии? Надо ли тебе объяснять, сколько стоят слезы настоящего мужчины?

– Ну слава Богу, теперь ты наконец заговорил по-человечески. Только ты не так хорошо себя знаешь, как ты думаешь. И поэтому ты не можешь говорить ни про отчаяние, ни про слезы настоящего мужчины. Твоя жалость к себе настояна на кабацком самогоне да на вздохах соседушек, которые хотели бы заполучить тебя для своих дочек или для себя самих. Ты не знаешь, что такое настоящий мужчина.

– Что?

– То, что ты слышишь. И никто этого не знает, кроме Господа.

– А ты?

– Я не уверен, что я настоящий мужчина, и я уверен в том, что готов увидеть и понять себя не более чем наполовину. Погляди на свое отражение в воде. Ты видишь, как легкая рябь, всплывающие пузырьки газов, следы проплывающих рыбок и даже пробегающие по поверхности воде насекомые искажают и твое, и мое изображение. А ведь это так близко и понятно, это как зеркало. Что может быть проще? А души наши глубже самого глубокого омута, и на дне его можно найти не только клады, но и мерзость всякую, непотребство и даже утопленников.

Да, конечно, после ранения мне неведом грех похоти, но могу ли я, жалкий человек, поклясться искренне, что моя гордыня уже сломлена. Что не Эго и не тайное честолюбие привели меня к этой часовне. Что мое корыстолюбие уже давно спит сладким сном? Может, страх разбудить его не позволяет мне принимать искренние подношения пасхальных куличей, пирогов и других нехитрых деревенских сладостей. Свободный и одинокий старик, ни от кого не зависящий материально, я до сих пор не могу заглянуть во все закоулки моей души с безжалостным светом Божьего учения и фонарем разума. Скажу тебе честно, именно поэтому я не знаю, обрел ли я своего истинного Бога или не суждено мне этого в этой жизни. А ведь я прошел очень длинный и очень трудный путь к Нему. А ты? Ты бросился на поиски Господа через день после того, как напился в кабаке и переночевал у молодки на сеновале. И после этого ты валяешься у меня в ногах и плачешь? И просишь найти Господа?