– Где ты видишь на эскизах эту дурацкую усмешку уважаемой госпожи? Выбрось модель и начни все сначала. И чтоб все точно соответствовало тому, что нарисовано на проверенных мною эскизах. А стоимость времени и материала, который ты потратил из-за твоих дурацких фантазий, я удержу из твоей зарплаты.

Чуть-чуть остыв и подобрев, он предложил вариант обработки головы модели, который позволял убрать неуместную усмешку и сохранить заготовку.

Ученик не согласился. Тогда Мастер предложил ему на сегодня закончить работу, убираться домой, если хочет – вместе с заготовкой, а с утра приступать к уроку в обычном порядке.

Ученики жили в крошечном домике, который стоял в том же дворе, что и мастерская и дом хозяина. Через час после окончания общих работ ученик пробрался в мастерскую и на одном дыхании в течение нескольких часов докончил лицо модели девушки. Он не стал прорабатывать волосы, оставивши только несколько сделанных ранее прядей, спадающих на лоб, и едва наметил уши и шею, уходящую в высокий парадный воротничок чопорного парадного костюма. Озорная полуулыбка и чуть насмешливый взгляд – полунамек глубоких глаз – выделялись еще ярче на фоне этого недоговоренного парадного великолепия. Засунув портрет в холщовый чистый мешок, юноша легко махнул через забор и отправился прямиком к своему самому большому другу и покровителю – монаху-фрацисканцу того приюта, в котором он воспитывался и учился.

– Святой отец, – сказал он с поклоном, входя в знакомую келью. – Ты учил меня читать и писать и видеть красивое. Ты пристроил меня к Мастеру, а он теперь хочет разбить единственный портрет, который сделал я сам, и который мне по-настоящему нравится.

– Покажи.

– Юноша достал модель и поставил ее на край стола.

На благородном темноватом дереве заиграли блики огня камина и трех свечей. Падре долго смотрел на статую. При свете живого огня, она, казалось, ожила тоже. Он глубоко вздохнул и сказал:

– Я знаю эту женщину. Портрет поразительно передает ее красоту, характер и живость.

– Но Мастер сказал, что портрет лжив, что у этой высокой особы ни на моих, ни на его эскизах нет ничего похожего на эту дурацкую усмешку!

– Сынок, произведение искусства не копия жизни, а ее отображение, помноженное на талант и душу художника. В твоем портрете видна любящая, пускай не эту, другую женщину, душа молодого человека – художника, который сумел разглядеть под официально холодными чертами нисходящей до позирования ученику или холопу графини еще не убитую душу молодой красивой и чувственной женщины. Душу, готовую открыться для счастья и любви или спрятаться под маской холодного высокомерия. Этот портрет истинное искусство и истинная правда, и он гораздо точнее передает черты и душу этой женщины, чем безупречная точность линий прически, платья и черт лица, присущая зрелым произведениям твоего Мастера. Оставь мне в подарок или, еще лучше, пожертвуй приюту это “неудачное произведение”, а я сумею выразить и от лица попечителей школы, и через графа и графиню искреннюю благодарность Мастеру за великолепный подарок, который ты нам преподнес по его поручению.

– Но Мастер велел разбить модель или сжечь ее!

– Глупец, он забудет об этом в тот самый миг, когда получит благодарность. И упаси тебя Бог даже заикнуться, даже подумать о том, что ты пришел с ним ко мне вопреки его запрету, а не по его прямому поручению. Честолюбие помогает сократить память, поэтому садись, покушай, попей чего-нибудь горячего и спокойно возвращайся в мастерскую с моим благословением. Иди с Богом, сын мой, да сохранят тебя все святые и да обретешь ты благословение Всевышнего на твоем пути. Аминь.

Отряд воинов направлялся в большую военную экспедицию. Вождь рассказал соплеменникам о тех больших преградах, которые ждут их на пути, и о той великой славе, о тех песнях, которые будут слагать о них, если они вернутся с победой. И вот отряд углубился в джунгли.

На второй или на третий день один из молодых воинов обратил внимание на то, что рано утром вождь племени положил к себе в заплечный мешок несколько камней гладкой гальки, найденной на берегу реки.

Шли дни. Устали воины. Они жаловались друг другу и старейшине на тяготы похода, вновь и вновь вспоминали уютные землянки родного стойбища, и только вождь не жаловался никому. Однако наутро, уходя с реки, он снова положил в свой заплечный мешок несколько тяжелых камней.

Молодой воин не выдержал, подошел к вождю и спросил: «Великий вождь, отчего ты вновь и вновь набираешь камни в свой заплечный мешок? Разве не тяжел наш путь? Разве не устают наши мышцы? Разве не кончаются наши продукты и мы всегда вынуждены работать полуголодные?»

Улыбнулся вождь и ответил: «Если мы вернемся благополучно и с победой из нашей экспедиции, то я тебе отвечу на этот вопрос. А если нет, то тебе и не нужно знать ответа на этот вопрос».

Прошла еще неделя. Наконец воины вышли к тому месту, где должны были сразиться с врагом. В тот вечер вождь высыпал все камни из своего заплечного мешка и с двумя молодыми воинами пробежался по соседним высоткам, чтобы получить всю информацию о неприятеле.

Ночью, не разжигая огней, он в полной темноте собрал своих воинов и сказал им: «Много дней я вел вас к этому дню. Мы никого не потеряли по дороге. Но завтра племя не досчитается некоторых своих сыновей. Нет ничего труднее, чем посылать в бой детей и прощаться с ними. Но если жизнь не оставляет другого выхода, то время сближения с противником и схватка должны быть так малы, насколько это возможно, чтобы враг не успел опомниться и поразить моих детей. Пусть завтра каждый исполнит свой долг и пусть как можно больше моих детей вернется с победой к своим очагам».

На следующее утро была короткая беспощадная схватка. Похоронив двух убитых и неся на плечах трех раненых, отряд воинов двинулся в обратный путь. Молодой воин, раненный в этой схватке и спасший жизнь своему вождю, шел рядом с ним.

Вечером Вождь, вместо того чтобы отдыхать, пошел собирать прозрачные сочные плоды тропических растений для того, чтобы напоить уставших и раненых. Часть собранных плодов он положил к себе в вещевой мешок. И вновь молодой воин спросил его: «Великий вождь, на пути к врагу, который украл у нас плоды многомесячного труда по изготовлению наконечников для стрел и копий из лучшего кремня с берега дальней реки, ты клал в заплечный мешок камни. Не те камни, из которых делают оружие, а простую гальку. А на пути обратно от реки, богатой кремнем, ты несешь в рюкзаке не кремень, а плоды, которыми можно кормиться в походе и которые можно найти почти в любом месте леса» .

Улыбнулся вождь и сказал: «По пути вперед к врагу тяжкий груз ответственности лежал на моем сердце. Не с кем мне было разделить эту ношу, и чтобы она не пригнула меня к земле, я уравновешивал этот груз камнями в заплечном мешке. Вы приходили ко мне один за другим со своими заботами, сомнениями и страхами. Я же мог идти только к душам предков, и груз за спиной помогал мне держаться прямо и лучше чувствовать ваши страхи и вашу слабость. Мы победили. Позади страхи битвы, а дорога домой всегда короче и легче. Груз ответственности не давит больше на мое сердце, не пригибает меня к земле, и забота о людях согревает не только их, но и мое сердце. Поэтому я собираю плоды и злаки, а не кремний, и надеюсь, что когда тебе придется возглавлять людей в дальнем и трудном походе, ты сложишь груз своих тревог и сомнений не в их души, а в свой заплечный мешок вместе с камнями. Сладка власть в мирное время в почетном кругу вождей в просторной землянке вождя. Но это только одна часть правды. Другая сторона ее – это те тяжкие камни ответственности и тревоги, которые настоящий вождь должен нести сам, сохраняя силы и волю своих воинов на пути к победе».