– Но разве ты не хочешь соединить ее с моей жизнью?
– Конечно нет. Ты показал себя как не очень умный хвастун, и мне не нужен такой спутник в жизни. Я тебе спасла не ради своей любви к тебе, а ради себя. Ради того, чтобы не пачкать своего возвращения к жизни и свету кровью невинного дурачка. Найди себе простую женщину, и будь с ней счастлив и никогда не ищи неземных удовольствий, за них слишком дорого платят.
– А куда идешь ты?
– Это мое дело. Наши пути расходятся в ближайшем городе. Но, поверь мне, какую бы дорогу ни проложила для меня судьба, я никогда не буду ни игрушкой в руках мужчины, ни палачом. Я найду свой путь. Пусть боги помогут тебе найти твою дорогу тоже.
Свеча.
Время от времени в зимнюю таежную мглу врезались их встречи, редкими огоньками растопки. Невысокое, но жаркое пламя растопки никогда не превращалось в большой костер, потому что для большого костра нужно топливо совместно прожитого и пережитого, а этого топлива нельзя заготовить в одиночку.
Сила первой любви и почти сказочная гармония чувств и тел снова и снова бросали их навстречу друг другу, но отсутствие сил или желания уйти от огня и определенности в слепящую темноту таежной глуши за топливом для совместного очага заставляло их вздрагивать от озноба. И вновь и вновь они устремлялись друг от друга в погоне за блуждающими огоньками или в надежде воспользоваться попутной звериной тропой.
С каждой встречей путь навстречу друг другу становился труднее. Все тяжелее ложились на плечи прожитые годы, какие-то обязательства, разочарования и надежды. Но с каждой встречей все больше и больше растопки приносила на встречу женщина, и все тяжелее и тяжелее было выходить к этому огню мужчине.
Во время встречи они становились в чем-то прежними, молодыми, пылкими и смотрящими только вперед юнцами, полными надежд и ожиданий. Но под этим таким привычным образом, который было все труднее надевать на себя, скрывались уже прожитые годы и накопленный опыт. Все еще было страшно увидеть по-новому в истинном сегодняшнем свете свою юность и свою любовь, и еще страшнее показать, что ты уже не тот, полный надежд и ожиданий юноша, ждущий головокружительного успеха и неземной любви, а чуть-чуть потасканный и уставший холостой мужчина, который не уверен в своей способности добиться такого успеха и не готов рисковать ради него, который согласен скорее пойти на компромисс и в жизни и с женщиной, но не готов сказать своей первой любви, что он вовсе не тот и не такой, каким она себе его представляет. И это не важно, насколько правдив в ее глазах его сегодняшний облик. Гораздо важнее, что в его душе хранится иллюзия о том, что она по-прежнему видит его юным, полным сил и надежд преуспевающим блестящим ученым. Ученым, семья которого должна служить ему и опорой и пъедесталом и идти вслед за ним по его дороге.
Страшно трудно допустить разрушение этой иллюзии, может быть самого главного, что осталось в душе от мечты, такой светлой и чистой юношеской влюбленности. Он стал взрослым специалистом, но продолжает мечтать, как мальчишка стать настоящим мужчиной и большим ученым. А, значит, он так и остался в чем-то незрелым мальчишкой, способным в любви видеть прежде всего себя и главным образом себя, свое отражение в глазах любимой. И потому с громадным трудом принимающего жизнь с ее изменами и случайными связями, с ее несовершенствами людей и отношений, такой, как она есть.
Да и она приходит на каждую встречу с новым багажом побед и ошибок, достижений и разочарований. Может быть самой большой ее победой и достижением стали ребенок и осознание конечности, краткости и жизни и времени. В отличие от него, ей уже знаком запах жизни и смерти, она вкусила тернии изгоя и риска решений и ответственности.
И в ней и в нем накопилось так много изменений, так много раздельно прожитого и нажитого опыта, так много скрытого напряжения дороги или отчаяния, что эта встреча должна быть либо первой, либо самой последней. Первой, если это будет началом совместного пути по немыслимой крутизне горного склона, на котором каждый в связке идет своим путем, попеременно страхуя друг друга. И последней, если еще раз они не сумеют найти общего языка и начать копить совместный багаж сопереживаний и прохождения. Ибо это единственное топливо, способное удержать и поддерживать вечно живой и изменяющийся огонь человеческих чувств.
Очень коротки их встречи. И невероятно трудно выйти за рамки привычных штампов отношений и понимания. Трудно из растопки развести костер, практически не имея дров. Это тяжелая задача теперь лежит больше на женских плечах, потому что только женщина, разводя огонь очага в строении или пещере, превращает их в дом.
И после первой ночи их последней или первой встречи женщина предстала перед мужчиной в танце. Языком тела, столь же трепетным и подвижным, как пламя свечи, она рассказывала о прожитом, о том, что такое рождение ребенка и чувство общности с ним, что такое смертельная болезнь и уход людей, которых ты пытаешься спасти. Женщина рассказывала о том, как трудно дается успех и чего стоит каждый шаг, что такое свобода риска и свобода любви. Она рассказывала о том, как она шла и падала, и снова вставала и ползла вперед, преодолевая себя и свои пороки и слабости. Женщина танцевала и проходила снова через свою жизнь и свои ошибки.
И снова и снова она вглядывалась безжалостно в себя и своего партнера, потому что только честность и готовность перейти через собственное эго могут дать возможность идти вперед и вверх по своей дороге. Она танцевала, чувствуя, что груз, который она кладет ему на плечи своим рассказом, может сломать ему спину или отбросить его от нее навсегда. Но только этот груз, только этот бесценный опыт, за который она заплатила такую дорогую цену, могут помочь ему, даже выброшенному из ее жизни, найти путь.
И только этот груз, только этот жестокий урок, дает ему материал, из которого можно сделать ту страховую веревку, с которой он может выйти из болота к вершине, чтобы взойти на нее.
Женщина танцевала, горели свечи и пылали чувства.
И никто сегодня не мог бы сказать, только угли или бушуещее пламя костра останутся от них завтра.
Художник.
В большой мастерской, заставленной опоками для литья, ковшами для приготовления формовочных смесей, ступками с пестиками, красками, банками со всевозможными составами, в углу под жестяным конусом вечно пылал огонь под двумя тиглями, в которых плавился металл для скульптур, статуэток и мелких поделок. В соседнем помещении на бесконечных полках и стеллажах хранились деревянные модели. Здесь были обнаженные женщины и мужчины, вооруженные до зубов воины и светские дамы в платьях с кринолином, забавные зверюшки и суровые львы и тигры, модели надгробных крестов и рыцарских регалий. За складом моделей была расположена модельная мастерская, в которой работал Мастер и четыре-пять учеников. Здесь всегда стоял запах высушенного здорового дерева и различных древесных лаков и клея.
Мастер обрабатывал свои модели, как Страдивариус свои скрипки, древесным спиртом, отогнанным из избранных пород дерева, и клеил их только костным клеем. Обработанное древесным спиртом дерево на века сохраняло твердую поверхность, недоступную ни для жучков, ни для гниения, и эластичный вязкий подслой под ней, предохраняющий дерево от высыхания. Такой лак и постоянно поддерживаемая влажность на складе моделей позволяли надеяться, что не только отлитые скульптуры, но и их деревянный образец – бессмертные произведения Мастера – просуществуют века и тем самым продлят жизнь их создателям.
Один из молодых учеников, закончив полировать руку новой модели, приступил к резке своего урока, воплощению в дереве эскиза с натуры, который он делал несколько дней назад. Это был портрет молодой симпатичной женщины лет двадцати – двадцати двух, то есть на три-четыре года или на бесконечность старше по возрасту, чем сам ученик. Подправив локоны прически и воротник блузки, ученик тронул стамеской губы девушки, и на них вдруг возникла озорная мальчишечья полуулыбка. Ученик задумался, отошел в сторону и стал вглядываться в еще слепые глаза полумодели, пытаясь поймать то их выражение, которое бы соответствовало еле видной улыбке. Он пытался найти ту озорную улыбку-усмешку этой девочки-женщины, которая так запомнилась ему во время нескольких случайных встреч и которая и заставила его обратиться к ее мужу и его родителям через Мастера, конечно же, с просьбой дать согласие на изготовление ученической модели, а может, и скульптуры. Подошел Мастер, взглянул на три эскиза и, обратившись к ученику, спросил:
