– Ваше Высочество, – начал он.
– Оставь, Филлип, – махнул рукой принц.
–Сэр Ричард, чем вы так обеспокоены и взволнованы?
– Ты-то откуда знаешь?
– Кхэ, да это знает любая лошадь, которая видела, как Вы обращаетесь со своим конем. А уж мне ли не знать, как вы ездите в зависимости от вашего настроения. Не я ли посадил вас на лошадь?
– Ну и что, ты разве можешь мне помочь?
– А кто может?
– Я думаю, никто. Я просто не знаю.
– Что вас мучает, расскажите, глядишь, и я на что-нибудь сгожусь. Я-то начинал службу у вашего батюшки.
– Да, да, я помню, и ты, и он мне сто раз рассказывали, как ты ему спас жизнь и после этого он взял тебя в оруженосцы старшего сына. Но, знаешь, мои брат и сестра сейчас ведут за моей спиной переговоры с руководителями парламентских групп и членами государственного совета для того чтобы отменить закон, признающий меня единственным живым престолонаследником.
– Но только ваш отец, только король может изменить закон. А он никогда этого не сделает.
– Как ты знаешь, мать всегда любила больше младшего сына, а она может уговорить отца, если будет уверена в согласии парламента и государственного совета.
– И что же Вы думаете делать?
– Сначала я думал пойти к отцу и поговорить с ним. Потом я побоялся прослыть ябедой и клеветником и хотел прямо поговорить с матерью. Но ведь я знаю, что она на их стороне и она сама стоит за этой интригой. Потом я хотел посоветоваться со священником и сегодня попросил у него аудиенции для исповеди. Что ты скажешь?
– Ваше высочество, вы можете пойти к священнику, но вы не должны говорить ему обо всей этой истории.
– Почему?
– Потому что он епископ и вхож в государственный совет.
– С кем же я могу говорить? С отцом? С братом? С сестрой?
– Нет, сударь. Мы сейчас поедем с Вами к отшельнику, живущему недалеко от монастыря Льежской Матери-Богородицы. Этот отшельник отказался от сана графа в пользу сына и много лет живет среди крестьян своих бывших деревень, помогая им в болезнях и заботах травами и советами. Он хорошо знает, и что такое власть, и что такое слава. Он не ищет никакой выгоды в этой жизни, кроме благословения Божьего, и ничего не просит за свои советы. Поедем к нему, беседа с ним утешила не одну душу и спасла множество христиан от геенны огненной.
– Хорошо. Едем немедленно.
Через несколько часов после привала в пути для отдыха лошадей и небольшой охоты принц и оруженосец вошли в хижину отшельника, неся двух убитых зайцев как подарок к обеду.
Сидя за столом и любуясь на огонь в гудящей печке, принц задумчиво произнес:
– Насколько здесь спокойнее, чем во дворце. Кажется, я понимаю, почему Вы оставили свой замок.
– Нет, милостливый государь, пока Вы не понимаете. Вы еще не прошли тот искус властью, славой и смертью, который прошел я и который проходят вместе со временем. Что вас мучает? Мы уже отдали дань вежливости и учтивости. Я весь внимание.
– Вы знаете, что мои близкие хотят лишить меня власти, которой я еще не получил?
– А чего хотите вы на самом деле в глубине души своей? Вы знаете?
– Не уверен. Но я очень удивлен и обижен враждебностью ко мне мамы и брата и сестры. Почему, за что? Что я им сделал плохого?
– Вот я и вижу теперь, что Вы не прошли искуса, о котором я говорил. Власть слаще женщины и дороже золота. Не о Вас, не о вражде к вам, не о злобе и не о вине вашей думают Ваши близкие, а только власти и силы власти для себя ищут они. Подумайте, ваша мать вкусила сладость власти, когда отец ваш уходил на войну или был в отъезде. И при слабом регенте она была фактически хозяйкой жизни и смерти всех своих подданных. Пока отец был здоров и бодр, вопрос о престолонаследнике не имел практической важности ни для кого и для нее в первую очередь. Сейчас она лучше всех знает, что отец ваш тяжело болен, и, возможно, ему недолго управлять государством. Если ей удастся отменить закон о вашем автоматическом вступлении на престол, она может получить время для регентства, для управления государством, для власти.
– Почему она больше любит младшего брата?
– Она больше любит власть, а он сможет реально получить престол на десять лет позже тебя. Перестань думать о себе как о центре Вселенной. Будь ты король или наследник престола, будь ты епископ или простолюдин, люди вокруг тебя думают прежде всего о себе, о своей жизни, о своих интересах, о своей власти, деньгах, женщинах. Ты их интересуешь только как средство достигнуть первого, второго или третьего.
– Ты хочешь сказать, что нет ни дружбы, ни любви? Нет ни искренности, ни привязанности, ни верности?
– Милостливый государь, и дружбу, и верность легче найти среди зверей и простых людей, которым нечем отплатить за помощь, кроме как хорошими чувствами и верностью, которым нечего предложить взамен, кроме хорошего отношения и человеческого тепла. Во дворцах, поверь мне, я там бывал, чем ближе к власти, чем ближе к кормушке, тем труднее найти честность и верность. Благодари Бога, что ты имеешь оруженосца, который любит тебя, как сына, за то добро, которое он сделал твоему отцу. Ибо люди гораздо лучше помнят добро, которое сделали они, чем добро, которое сделали им. Добро, которое мы делаем другим, позволяет нам чувствовать себя мудрее, красивее и достойнее, мы холим и лелеем эти чувства и легко любим тех, кто нам о них напоминает. Однако в то же время мы не можем спокойно смотреть на тех, кто помог нам в минуты нашей слабости и является живым свидетелем наших неудач. Еще больше мы ненавидим тех, кому сделали зло или по отношению к кому поступили несправедливо, потому что нехорошее изображение показывает нам это зеркало. Твой отец в тяжелых походах потом и кровью заработал понимание истинной подоплеки человеческих отношений и сам выбрал для тебя оруженосца. Ты сейчас видишь, как он был прав.
– Да, это оруженосец убедил меня прийти к тебе, и я вижу, что не напрасно.
– А чего хотел ты?
Я хотел идти к епископу, он мой исповедник.
– Много лет назад я понял, что власть важнее тайны исповеди. Королева, твоя мать, обещала сыну епископа титул графа. Она узнала бы о вашем разговоре в тот же вечер.
– Филлип, ты что, знал о сговоре епископа с мамой?
– Нет, конечно, но я знал, что он очень любит власть и деньги.
– А если бы я пошел к матери?
– Я точно не знаю, но, может быть, ты сократил бы жизнь своему отцу.
– Не может быть! Мама прожила с ним всю жизнь.
– Она бы сказала себе, что не может смотреть на его мучения.
– А брат и сестра?