Но у него ничего не вышло: яйцо, а это было именно оно, не позволило.

Безотлагательных планов у Шипа не имелось, и он подозревал, что до сих пор не до конца пришел в себя. Устроившись под древесным наростом, чародей сначала долго и внимательно рассматривал яйцо, затем прикоснулся к нему, одновременно изучая возникшую в своем сознании темноту.

Он чувствовал себя униженным.

«Что это за сущность? Чего она хочет?»

Прошел час, но она так и не вернулась. Закованное в броню яйцо лежало, излучая тепло, а Шипа постепенно наполняла сила, появилась цель. Впервые с момента его поражения на холмах Лиссен Карак он знал, чего хочет.

Яннис Туркос не сводил глаз со своей жены-хуранки Кайлин, шившей для него мокасины. Но все его мысли были сосредоточены на грядущем совете, где ему предстояло выступать. Супруга оторвалась от работы и сказала:

— Не беспокойся. Они прислушаются к тебе.

Он покачал головой.

— Все намного сложнее, чем...

За два года, проведенных среди пришедших из-за Стены, он убедился в том, что они отнюдь не дети, которых нужно всему учить. Но кое-какие глубоко укоренившиеся предрассудки у него все же остались. Например, он терпеть не мог делиться своими планами. К тому же пришедшие из-за Стены — не имперцы и даже не альбанцы. Непостоянные и весьма эксцентричные, они позволяли себе то, чего не позволил бы ни один цивилизованный человек.

Яннис любил свою жену, как и ее народ, помешанный на войне, которую он считал бессмысленной и разрушительной.

— Чай готов, — сказала Кайлин. Ее голос прозвучал совсем по-детски из-за сухожилий, которые хуранка держала во рту.

Но Туркос был слишком взволнован, чтобы распивать чаи. Поднявшись, он вышел из хижины и увидел своих многочисленных политических противников, устроившихся на пороге дома на противоположной стороне небольшого пятачка плотно утрамбованной земли, который Туркос про себя именовал площадью. Большая Сосна махнул ему рукой.

На совете Большая Сосна был его заклятым врагом. Несмотря на это, прошлой осенью они вместе охотились на оленей и бобров и неплохо разжились пушниной. Жизнь среди пришедших из-за Стены являла собой странную смесь соперничества и взаимопомощи.

Поэтому Туркос махнул ему в ответ и улыбнулся. Выбор у него был невелик: вернуться к острой на язык супруге, от проницательного взгляда которой ничего не утаить, или же приготовиться отвечать на кучу вопросов двухсот пятидесяти хуранцев. Приняв решение, он скользнул обратно за полог из лосиных шкур и снял с огня медный чайник. Разлив напиток в кружки морейской работы, Яннис передал одну жене и прочитал в ее глазах удовольствие и благодарность. Обычно именно так женщины любого племени смотрят на своих мужей, когда те оправдывают их ожидания. Кайлин выплюнула сухожилия в руку, отложила их и принялась за чай. В свою кружку Туркос добавил мед Диких.

— Ты как ребенок, — с нежностью заметила супруга.

Яннис сел в кресло, сколоченное собственными руками, поскольку пришедшим из-за Стены даже в голову не пришло бы пользоваться подобной вещью. При тусклом свете стоявшей рядом небольшой лампы, наполненной оливковым маслом, он вот уже в который раз перечитал свиток, полученный месяц назад.

Логофет дрома приветствует своих агентов среди лесов и пустошей!

До нас дошли слухи, что враги императора пытаются использовать пришедших из-за Стены в качестве оружия против империи. Еще мы слышали о массовом вторжении пришедших из-за Стены в Альбу этой весной; достоверные источники утверждают, что основу их войска составили сэссаги и абенаки. Любое противостояние между хуранцами и сэссагами может затронуть Фраке. В свою очередь вторжение во Фраке пагубным образом скажется на экономике империи, но по воле Божьей и милости императора мы надеемся предотвратить подобное несчастье. Пусть все агенты логофета примут это во внимание и действуют сообразно. Более того, отдельные лица при дворе уже не столь восторженно относятся к политике императора в отношении земель и пришедших из-за Стены. Посему агентам логофета надлежит с особой тщательностью проверять на подлинность всякое сообщение из дворца, начиная с этого.

Послание было начертано магическими чернилами на пергаментном свитке и зашифровано при помощи буквенно-цифрового кода, менявшегося каждые полгода. Затем этот код был переведен на высокую архаику, использовавшуюся крайне редко во всем мире. Доставил письмо посыльный императора — могучая птица, выращенная специально для этой цели. Но, несмотря на столь многочисленные меры предосторожности, послание главы шпионской сети императора содержало лишь невнятные слухи и недвусмысленный намек на внутреннюю измену.

Туркос вновь перечитал его. Вот уже шестой раз он заново расшифровывал послание в поисках новой подсказки или случайной фразы, которая могла бы помочь ему увидеть скрытое значение. Он опробовал прошлогодний ключ и даже тренировочный, которому его обучили в университете.

Но никакого тайного смысла там не имелось.

Как и других стоящих сведений.

— Говори от сердца, — посоветовала ему жена, — а не от шкуры мертвого животного.

Кайлин была миниатюрной женщиной со стройным мускулистым телом и чуть широковатым строгим лицом. Далеко не красавица по морейским меркам, она не стеснялась проявлять свои чувства — она смеялась от счастья, а когда злилась, хмурила брови. Ему нравилось ее лицо. Раскосые глаза и острые скулы напоминали ему, что далеко не все пришедшие из-за Стены были беглыми крестьянами и на самом деле многие из них являлись представителями другой расы, отличной от его собственной.

Жена подалась вперед и поцеловала его.

— Пахнет сухожилиями, — заметил Туркос, и они рассмеялись.

Он скатал пергамент и убрал в легкий футляр из кости, в котором его доставили. Яннис поцеловал жену и погладил по боку, но она шлепнула его по ладони.

— Одевайся. Пока ты нарядишься в свои пышные одежды, я как раз успею закончить мокасины.

Туркос поднялся и подошел к кровати, на которой они разложили его одежду для выступлений на совете — тщательно подобранные элементы из морейского придворного костюма и хуранского парадного наряда. Там имелся кафтан из оленьей шкуры, скроенный на морейский манер, но отороченный иглами дикобраза. Вместо чулок Туркос носил хуранские леггинсы, каждый шов которых был расшит этрусским бисером. Образ дополняли рубаха морейского кроя и брэ. Натянув леггинсы, Яннис подпоясался морейским солдатским ремнем — от некоторых вещей он так и не смог отказаться.

Его жена наклонилась и надела ему на ноги новые мокасины. Они были великолепны — отвороты, расшитые выкрашенными в багряно-красный иглами дикобраза, с нанизанными на шнуры бусинами из раковин по краям.

Пришедшие из-за Стены любили багряный цвет, а Туркос из-за этого заметно нервничал. В империи считалось преступлением носить багряную одежду без особого разрешения императора.

Что, правда, не помешало Яннису восхититься работой жены:

— Благодаря тебе я выгляжу как король!

— Хуранцам плевать на королей. Ты выглядишь как настоящий герой, коим и являешься. Иди и выступи со своей речью.

Кайлин помогла ему прикрепить к портупее тяжелый чинкуэда[20]. Затем подняла с кровати плащ, который сама же и сделала из сотен шкурок черных белок: соединила их вместе невидимыми швами и расшила ярко-красными шерстяными нитками. Накинув плащ на плечи мужа, она скрепила его двумя морейскими фибулами, указывавшими на воинское звание Туркоса: отлитая из серебра голова бессмертной горгоны Сфейно[21] на правом плече и золотая голова Эвриалы — на левом.

Затем Кайлин подала ему топор — легкое стальное лезвие с курительной трубкой, хитроумно вделанной в обух. Яннис наловчился с подчеркнутым безразличием держать его на изгибе руки на протяжении всего заседания совета, сколько бы часов оно ни длилось.