У Зака вырвался хриплый вопль. Непреднамеренный.

Вардариоты откликнулись, а гвардейцы пришпорили свежих коней и перешли на галоп.

В ответ с дороги на Дормлинг донесся истошный крик, который покатился над полем, как охотничий клич огромной виверны или могучего дракона:

— Лаклан! Лакланы за Э!

Гармодий стоял в литейных цехах Дворца воспоминаний Аэскепилеса, окруженный шестернями и колесами. У него было время восхититься хитроумием и стараниями владельца. Он увидел изношенные веревки, натянутые до предела цепи, дырявые ведра и воду, которая приводила в движение колеса колдовства, — густую и грязную от измен и невыполненных обещаний.

Он взмахнул мечом, и массивные механизмы сгинули.

Гармодий позволил себе улыбку. Ему тысячу раз приходило в голову, что волос, который он взял у ножовщика в Ливиаполисе, мог принадлежать не Аэскепилесу, а кому-то другому.

Явилось эфирное тело Аэскепилеса. Он предстал мрачным здоровяком с черной бородой, а изо лба у него тянулись и уходили в эфир два тяжелых черных шнура.

«Вон!» — рыкнул он.

Гармодий улыбнулся.

«Я лев», — сказал он. И обрубил цепи, питавшие... что-то.

Раздался оглушительный треск.

Аэскепилес, даже здесь откровенно запаниковавший, воздел металлический жезл.

«Это ничего не изменит, — заметил Гармодий. — А чинить разрушения у себя в голове — дело гиблое».

Он шагнул вперед.

«Кто ты? — вопросил чародей. — Как такое возможно?»

«Я лев», — повторил Гармодий и уничтожил душу колдуна одним ударом Разящего клинка.

Затем чуть приоткрылся, обрушил Дворец воспоминаний покойника и поразился расходу энергии и потенциальной силы, когда колдовская громадина утекла в реальность и в эфир. Он действовал быстро, счищая следы, как кочевница, соскребающая со шкуры жир.

А потом аккуратно распаковал свой Дворец. У Гармодия было много времени поупражняться, и строение выкатилось из его души в расчищенное пространство. Кое-что выглядело причудливо. Иные вещи неповторимы и прежними не становятся.

Гармодий вспомнил свои первые комнаты, когда он учился в Харндоне. Они не сочетались с мебелью, зато принадлежали ему.

Два черных шнура, выходивших из эфирного лба магистра, сохранились и висели свободно. Когда вокруг Гармодия соткался его личный Дворец воспоминаний, они превратились в черный зрачок золотистого глаза. Глаза величиной с дверь.

«Ах-х-х, — произнес глубокий и приятный голос. — Я вижу. Думал, ты мертв».

Глаз моргнул.

«Тебе не победить, — объявил голос, как будто лучше новости не придумать. — Но отдаю тебе должное, это было умно».

Удар мечом — и глаз исчез.

А Гармодий остался стоять, дрожа, посреди своего нового дома.

Когда стало поздно и все потеряло смысл, сэр Кристос встал посреди своего расстроенного фланга и взял копье на изготовку.

Жители Зеленых холмов издревле враждовали с фракейцами. Они были отлично знакомы, вместе сражались с Дикими, а после пересекали границу и крошили друг друга.

Неприятель двигался в основном пешком — дюжие мужики в кольчугах, похожие на нордиканцев и такие же свирепые. Они текли рекой. И сэр Кристос выругался, потому что при ином положении дел, в открытом поле, он скатал бы ковром этих спесивых сородичей.

Однако сейчас его люди не могли воевать на два фронта, а потому сбились в кучу. А говоря по правде, подумал сэр Кристос, прилаживая копье поудобнее, никто из них не считал нужным умирать за Деметрия.

Он выделил среди противников одного всадника: великана на огромном коне. Сэр Кристос предвидел свою участь — его казнят как предателя, и решил вооружить сына иным представлением о своей гибели.

Он пришпорил коня.

Бронированный гигант заметил его и качнул копьем — в знак признания? И ринулся на него. Копыта взрыхлили почву, солнце растопило дорогу, тысяча ног превратила дерн в грязь. Сэр Кристос и его недруг сближались.

Издав боевой клич, сэр Кристос опустил копье.

То же сделал противник, проревев: «Лакланы за Э!»

Сэр Кристос улыбнулся внутри своего шлема.

Они сшиблись, как грозовые тучи.

Копье сэра Кристоса пробило щит великана, прошило два слоя воловьей кожи и панели из мореного вяза, после чего вошло в кольчугу детины, которая защищала подмышку — проткнуло и ее. Копье изогнулось и переломилось в трех местах.

Копье же Лаклана разбило щит противника вдребезги и сломалось, но обрубок ударил морейского рыцаря в плечо, отбросил в седле, а оба коня плюхнулись на седалища. Конь сэра Кристоса оправился первым и захромал в сторону. Конь Лаклана свирепо куснул его, пока оба рыцаря пытались обнажить мечи и остаться в седлах.

Кони закружили. Из правой подмышки Лаклана струилась кровь. Мореец подозревал у себя перелом ключицы. Он извлек меч и без особого толка обрушил на шлем здоровяка — хороший, но бесполезный удар.

Лаклан пошатнулся и вовремя подставил клинок, чтобы уберечь шею.

Некоторое время они обменивались ударами со всей посильной скоростью. Летели искры, и оба были ранены.

Скакун Лаклана кованым копытом лягнул коня сэра Кристоса в правую переднюю ногу, и та сломалась. Конь начал заваливаться. Игнорируя боль, сэр Кристос простер левую руку и латной перчаткой перехватил рабочее запястье Лаклана. Затем его конь рухнул, увлекая обоих наездников за собой.

К этому времени сэр Кристос остался последним бойцом Деметрия на сотню шагов окрест, который еще сражался. Воины остановились: одни нагнулись собрать добычу, другие стали смотреть, опершись на окровавленные топоры и мечи.

Взглянули и те, кто только что сдался.

Противники встали одновременно, и сэр Кристос с силой ударил навершием меча по шлему Лаклана. Голова великана мотнулась. Он отступил на шаг и резко пырнул неприятеля мечом.

Они принялись кружить. У Лаклана текла кровь из подмышки, из кисти и из-под бармицы. У Кристоса действовала только одна рука, а кровь струилась по левому набедреннику. Он переменил стойку, развернулся и прижал меч к левому боку острием назад.

Жители холмов скандировали не разберешь что, и сэр Кристос, не понимая ни слова, был полон решимости любой ценой сразить этого человека. Или погибнуть в трудах.

Когда Лаклан, как будто забыв о ранах, нанес чудовищный удар сверху, сэр Кристос подставил меч.

Клинок Лаклана натолкнулся на препятствие.

Какие-то мгновения противники покачивались, стоя мечом к мечу.

Быстрый как молния, Лаклан развернул клинок и ударил навершием в лицо сэра Кристоса. Защищаясь, морейский рыцарь вскинул руки. Воспользовавшись этим, горец тут же отвел рукоять чуть в сторону и заблокировал сжимавшую меч руку противника. Продолжая движение, зажал руки сэра Кристоса между мечом и телом. И принялся давить ему на горло.

Все произошло так быстро, что Кристосу осталось только бороться в попытке ослабить клинком удушающий захват великана. В глазах потемнело, он выронил меч и схватился за кинжал.

Великан рванул, и Кристос повис в воздухе.

— Сдавайся! — проревел Том Лаклан. — О боги, это было славно!

Сэр Кристос закашлялся. И рухнул наземь.

Плохиш Том поднял забрало. Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи. Его люди обступили поверженного рыцаря.

— Не убивайте этого недоумка! — бросил Том. — Он мне нужен.

Деметрий не стал дожидаться гибели своего войска. Едва увидев, что трусливый Аэскепилес развернул коня и смылся с поля брани — на запад, глупая голова, — Деметрий понял, куда дует ветер.

У дороги на Лонику, на востоке, наемные рыцари были разбиты герметической атакой и теперь пытались оторваться от оставшихся нордиканцев. Центр был разгромлен: в строю отцовских ветеранов-копейщиков образовалась солидная брешь, в которую вливались альбанские наемники. Самые верные и закаленные отцовские воины бросали оружие и падали на колени, сдаваясь.

А на западе взамен истриканцев появились враги.