Чем сильнее сближались магистры, тем хуже им удавалось отражать магические выпады друг друга. За пятьдесят шагов...

Слева от него возник огромный, добела раскаленный огненный шар. Аэскепилес не предвосхитил его появление и не увидел чародея.

Пришпорив коня, он, вмиг охваченный ужасом, выпалил в эфир пять слов.

Красный Рыцарь ощутил уход старика как спад горячки и исчезновение нежелательного воспоминания. Ему захотелось что-нибудь сказать. Знать бы только, что тот ушел навсегда.

Но вражеские копейщики приблизились на расстояние двух копий. Калли с Уилфулом Убийцей отшвырнули луки и отшатнулись назад сквозь шеренги — Тоби, который орудовал тяжелым копьем, метнул его через голову Красного Рыцаря. Тот поднял свою гиаварину. В бою он ни разу ее не использовал.

Он был один, и головная боль прошла.

Красный Рыцарь глубоко вдохнул. Развернул таз. Принял стойку, среди копейщиков называемую «кабаний клык». Когда противник сделал длинный, целеустремленный выпад копьем, Красный Рыцарь ударил, намереваясь отбить его в сторону. Вместо этого великолепное, дарованное драконом оружие отрубило острие. Изуродованный, тупой железный наконечник врезался в шлем Красного Рыцаря и оттолкнул его самого назад. Сила удара, которую древко неприятеля должно было погасить, глубоко вогнала гиаварину в землю у его ног.

Он выдернул ее, шагнул вперед и, не успев прийти в себя, направил оружие противнику в висок. Но гиаварина не ударила по шлему, а рассекла его. Она так чисто срезала шлем на четыре пальца, а крышку черепа — на один, что череп, мозг, наголовник, кольчужный капюшон и шлем на миг превратились в концентрические круги, уподобившись рисунку пещерного дикаря.

Второе копье угодило в левый наплечник Красного Рыцаря, соскользнуло и проехалось по плечу, а третье врезалось в нагрудную пластину, но Тоби поддержал его сзади, и он устоял, изо всех сил пытаясь справиться с удивлением.

Тоби спас ему жизнь, когда второй вражеский рядовой перехватил гиаварину за древко, которое вроде не обладало никакими особыми свойствами, и коварно пустил в ход кинжал. Тот промелькнул незаметно — разглядеть помешало забрало, и Красный Рыцарь ощутил не удар, а только нажим.

Тоби долбанул нападающего коротким копьем. Голова у того запрокинулась, а Тоби обогнул своего рыцаря, сделал длинный шаг, развернул копье и вогнал железное навершие в бармицу, раздробив противнику горло.

Стороны принялись давить друг на друга, не уступая ни на дюйм. Вокруг шел бой, а здесь происходил, по выражению старших ветеранов, сжим. Смертельное единоборство, где ценой поражения были разгром и гибель. Копейщики наседали гуще. У их противников были лучше доспехи.

Краем глаза справа Красный Рыцарь засек чудовищную желто-белую вспышку.

Он тронул Тоби латной рукавицей, не доверяя своему оружию, и тот, крутанувшись, отбил последний выпад нового противника и отступил. Красный Рыцарь пригнулся и расставил ноги пошире. Затем он принялся рубить — ударами короткими и точными, словно кинжалом. Он перерубил древко упершегося в него копья, а следом — кисть нападавшего, подсечкой, как на рыбалке.

Затем, когда очередной искалеченный противник попятился, Красный Рыцарь шагнул вперед и размахнулся.

Копья были обрублены. Люди попадали вперед, лишившись поддержки оружия, которым припирали противников при сжиме.

Он ударил снова, как будто длинный, подобный мечу наконечник преобразился в огромный топор, как у великана-нордиканца.

Все, что оказалось на пути, было рассечено: доспехи, кожа, дерево и плоть.

Во вражеской фаланге образовалась брешь шириною в его замах.

Он еще раз шагнул вперед и рубанул сбоку, сметая пятерку съежившихся людей. Двое умерли.

Гиаварина засела глубоко в теле третьего. Красный Рыцарь потянул — и получил древком в спину. В отчаянии он рванул, и копье выскользнуло, как обычное оружие, блеснув на весеннем солнышке сине-красным.

Какими бы свойствами оно ни обладало, они израсходовались. А он на шесть шагов углубился в неприятельскую фалангу.

Удары посыпались на него градом, и очередной, сокрушительный, который обеими руками нанес обезумевший воин, орудовавший древком, как двуручным цепом, поверг Красного Рыцаря на колени.

Наседающие сомкнулись вокруг него.

Другой человек вырвал у него оружие — враги были всюду, впритык, но Красный Рыцарь выхватил свой новый кинжал.

А дальше началась рукопашная.

Даже при полной выкладке он оказался подвижнее и легче, чем противники в чешуйчатой броне по икры длиной. Они несли тяжелые щиты и длинные копья — кто-то их побросал, кто-то нет, — и он, когда его прижали, пришел в исступление, как с детства учил отцовский наставник. Схватив за руку человека, который лишил его копья, Красный Рыцарь раскрутил его, сломал ему плечо, пырнул под ухо в незащищенную шею. Сгреб следующего, впечатал в голое лицо стальной кулак, удержал за плечи и клювом забрала выбил ему зубы, а стальными саботонами переломал ступни и щиколотки. Удары сыпались на спину — на правое плечо, которое обнажилось в свалке, и два из них были так сильны, что сотрясли все тело, хотя пришлись на шлем. Перед глазами у Красного Рыцаря все поплыло.

Но руки и ноги продолжили сеять смерть. Он двинул копейщику в пах, и стальной носок саботона расплющил тестикулы, а Красный Рыцарь тем временем схватился за его копье — правая рука взвилась, и налокотник из закаленной стали сорвал с лица нос второму копьеносцу, который пытался повиснуть у Красного Рыцаря на спине.

Левая нога в чем-то застряла. Это угрожало равновесию, а Красный Рыцарь дрался с такой оравой, что высвободить ее было некогда.

Он с ужасающей ясностью понял, что падает. Устойчивость терялась постепенно. Он ударил кинжалом сверху в бронированную спину врага, и треугольный клинок прошил пластины, как шило — дратву.

Он попытался использовать кинжал как упор, чтобы удержаться на ногах.

Тут в левом колене что-то подалось.

«Проклятье. Что ж, я старался!» — подумал он и рухнул.

Наемная кавалерия смотрела, как на нее надвигается безумная орда. Пехота не может атаковать конницу, всем известно, что это верное самоубийство.

Она все равно наступала.

Командир — рыцарь-южанин из далекой Окситании — повел копьем.

— Дражайшие друзья! — сказал он выспренне. — Это отважные мужи и достойные противники. Раз они рвутся в бой... — Он улыбнулся. — Придется удовлетворить их желание!

Он опустил забрало и встряхнул головой, дабы убедиться, что огромный шлем сидит прочно. Направил копье.

— За Святого Иакова! — взревел он.

Не все наемники были окситанцами, и боевые кличи слились в полифонию. Рыцари опустили копья и медленно, с грохотом тронулись навстречу полоумным топорникам.

При столкновении показалось, будто взорвалась плоть. Топоры отсекли передние ноги боевым коням, а копья пронзили многослойную броню. В первом ряду погибло целое поколение нордиканцев — смерть в мгновение ока пожрала пятую их часть.

Уцелевшие не дрогнули. Огромные топоры взметнулись вновь. Кони приняли бой — мелькнули копыта, а четверка друзей, которая встала по центру плечом к плечу, завалила двух лошадей, и остальным стало не проехать. Этот островок посреди нордиканского строя уподобился корабельному носу в бурю.

Рыцари замедлили ход, и кони стали более уязвимы. Копья были отброшены, сверкнули мечи.

Никакой щит на свете не остановит топор, которым взмахнет человек ростом с вашего скакуна. И даже если закаленная пластина выдержит, вас все равно вышибет из седла. Но в тот момент, когда смертоносный великан перемещает вес и замахивается топором для очередного сокрушительного удара, он становится весьма уязвим.

Погибли выдающиеся мужи. Воины и рыцари, ветераны с десятком ранений умерли в считаные секунды, даже не вычислив своих убийц.

Конница поднажала, и нордиканцы отпрянули.

Фракейские крестьяне сломались.