Она задумалась о турнире. Она уже устала от мыслей о нем. Идея принадлежала ей, а теперь...

Теперь Королевой Любви могла стать любовница короля. А она будет просто королевой. Королевой, которая безнадежно на сносях, чей муж подозревает ее в беспардонной измене и склонен высмеивать.

Мысль пригласить на турнир брата уже почти облеклась в слова, когда ее внимание привлек один из пыльных пергаментов Ребекки.

Она машинально пробежала глазами записи готическим шрифтом. Даже без навыков Ребекки она уже начала разбирать почерк крупных игроков.

В данном случае это был подлый предатель Планжере.

Взгляд остановился на слове «изнасилование».

У королевы перехватило дыхание, а рот наполнился желчью.

Склонившись, сколько смогла, не лишая себя удобства, она положила голову на столешницу и закрыла глаза.

Дверь отворилась, и Дезидерата услышала летучие шаги Альмспенд, затем — короткий испуганный вздох.

Королева заставила себя сесть прямо.

В бездонных глазах Ребекки читалась тревога.

— Какая же я дура, — сказала она. — Я не хотела оставлять это на виду. Королева молча смотрела на нее.

— Я не могу уничтожить исторический документ, — сказала Альмспенд.

— Мой муж, — проговорила королева. Ей было трудно дышать. — Мой муж, — повторила она.

— Мадам... это случилось много лет назад. Он, несомненно, понес кару и примирился с Господом. — Альмспенд заломила руки.

Но мир королевы — само ее представление о себе и короле — разваливался, как дамба под напором весенних горных потоков. Она силилась сделать вдох.

— Король, мой муж, — каркнула она. Пальцы нащупали пергамент. — Изнасиловал родную сестру. Она прокляла его. О Боже, Боже...

Альмспенд взяла и разгладила документ.

— Да, — сказала она. — Он еще не стал королем и был очень юн. — Взглянув на королеву, она сменила тактику. — Учтите, что это написал Планжере, а он изменник. — Она посмотрела на дату.

Королева взялась за сердце и откинулась на спинку кресла. Вздохнуть не получалось. Руки похолодели. Младенец брыкнулся, она вскрикнула, и Альмспенд положила руку ей на голову.

Королева взглянула на нее округлившимися глазами: до нее дошло — Лиссен Карак, тот самый миг, когда... И она снова вскрикнула, как от боли:

— Конечно! Красный Рыцарь — его сын!

Имперская армия, как нарек свое войско Красный Рыцарь, прибыла на равнины Виотии, когда с аккуратно огороженных полей сошел последний снег, еще лежавший в затененных углах. Но промерзшая почва была тверда, как сталь, и звенела под копытами его конницы.

На день опережая врага, отряд вступил в плодородный край и двинулся по старой каменной дороге на северо-запад.

Иви — или «Евы», по выражению солдат — распахнул перед ними ворота. Казалось бы, чудо, но разорение Амфиполиса сделалось притчей во языцех. А император на этот раз явил себя лично, разодетый в багряные и пурпурные шелка поверх мехов. Великолепную меховую шапку венчала маленькая золотая корона.

Когда ворота открыли, народ вышел его приветствовать, и стало ясно, что здесь солдаты никого не тронут.

Красный Рыцарь направился прямиком в герцогскую резиденцию, одну из ставок Андроника — прекрасный замок на сорок комнат с большим залом и замечательными деревянными конструкциями и старинными статуями. Его принял камергер, и он расквартировал в замке армию.

Затем призвал отца Арно.

Священник явился.

Мегас Дукас сидел подле императора: тот обедал, а Красный Рыцарь ему прислуживал. Отец Арно терпеливо ждал приглашения, поскольку изучил морейский этикет и приблизительно представлял, зачем его вызвали.

Император ел так, будто никто на него не смотрел, и учтиво беседовал с графом Заком, который подливал ему вина, и с сэром Георгием, державшим его салфетку, и с Харальдом Деркенсаном — тот стоял рядом с топором на плече.

Настоящие слуги тоже присутствовали, и при каждом был схоларий, следивший за подопечным, как кот за мышью.

Красный Рыцарь обернулся, перехватил взгляд отца Арно и подмигнул.

Отец Арно был потрясен, но в то же время доволен.

Император разговаривал о погоде и некоторых различиях между альбанским и имперским богослужением. Отец Арно удивленно отметил, сколь хорошо Красный Рыцарь осведомлен об альбанских обычаях.

Под конец император съел что-то очень сладкое и липкое. Он поднял руку, прося дать салфетку, взглянул на отца Арно и улыбнулся.

— А, преподобный воитель! Милости просим к нам!

Отец Арно шагнул вперед и низко поклонился.

— Император рад, что вы командуете отрядом рыцарей, которые охраняют порядок в городе, — объявил Красный Рыцарь.

— Нам предстоит осада и придется удерживать стены? — спросил отец Арно.

Император улыбнулся.

— Я предпочел бы, чтобы мой Мегас Дукас повел нашу армию в бой, где Бог нам явит милосердие. Но у командующего нашими войсками другие намерения.

Красный Рыцарь забрал блюдо, и отец Арно поймал себя на том, что ему неловко смотреть, как тот выжидает подле императора, словно слуга. Красный Рыцарь поклонился, спустился с помоста и вышел за дверь, возле которой обслуживали благородных господ и женщин, обремененный блюдом с остатками двух фазанов, жаренных в шафранном соусе и так раззолоченных фольгой, что они сверкали, как будто сделанные из чистого золота.

Отец Арно поклонился императору, взял сервировочное блюдо с чем-то вроде брокколи, приправленной чесноком, и последовал за Красным Рыцарем.

На выходе из зала пара слуг — настоящих слуг — вынула у того из рук блюдо, выказав откровенное презрение профессионалов к любителям.

— Вы хорошо прислуживаете, — заметил отец Арно.

— Было время научиться. Я много лет ходил в отцовских пажах. Тикондага слишком далека от цивилизации, чтобы усвоить манеры, но я прислуживал многим известным людям.

Он направился за слугами в кухню и, оказавшись там, схватил с подноса недоеденного фазана, встал в нише и принялся жевать.

Отец Арно решил позаботиться и о себе и взял здоровенный ломоть надкушенного пирога с курятиной, изюмом, специями и сахаром. Тот лежал себе на подносе без дела и невостребованный.

— В кувшине есть вино, — подсказал Красный Рыцарь. — Люблю кухни. Во всяком случае, хорошо обустроенные. Я мог бы здесь поселиться.

— Но мы отступаем, — сказал отец Арно.

— Да, — кивнул Красный Рыцарь.

Он прикончил фазана, и на руках осталась липкая золотая фольга.

— Вы можете удержать это место.

Красный Рыцарь склонил голову набок, как озадаченный щенок.

— И вашим и нашим не получится, — сказал он.

Отец Арно перепачкался в имбире и сахаре.

— Вашим и нашим? — повторил он.

Сказались мальчишеские привычки, и он принялся облизывать пальцы. Пирог был что надо.

— Вы же не хотите, чтобы разграбили оба города. Вы были правы. Я устал и раздражен. И я ошибся. Мне следовало иметь голову на плечах и приструнить моих людей. А теперь вы предлагаете мне удержать это место? Да неужели? — Красный Рыцарь покачал головой. — Когда начнется сражение, я постараюсь устроить его как можно дальше отсюда.

— Похоже, что император рассчитывает на вашу — и Божью — победу. — Отец Арно не нашел кубка и выпил из кувшина.

— Император добр и хорош настолько, что он не в силах представить, как это дочь его продала, камергер предал, а магистр ударил в спину. — Красный Рыцарь повел бровью. — У вас какие-то особые права на вино или можно и мне немного, если заслуживаю?

Отец Арно протянул ему кувшин.

— Император — неважный стратег, — заметил он.

— Он не семи пядей во лбу, — признал Красный Рыцарь и выдержал паузу. — Не от мира сего, — добавил он. — Это мягко говоря.

— Вы точно знаете, что дочь его предала? — спросил отец Арно.

— Меня там не было, но готов держать пари. Я могу доказать, что она послала гонцов к Андронику. А Кронмир считает, что вся измена от нее и пошла.

— Ужасно, — откликнулся отец Арно.

— Разве? Арно, он же никудышный император. Ему наплевать на то, ради чего другие готовы положить жизнь, — в том числе на обуздание этрусков. Представьте, каково жить во дворце и смотреть, как твой отец обрекает империю на прозябание и гибель. Представьте, что в ваших силах это остановить. При том что вас с рождения учили почитать и превозносить тысячелетнюю историю, которую уничтожают на глазах.