— Теперь вы понимаете, зачем важным господам нужны большие палатки, — сказал Красный Рыцарь.

Пролетели вымученные смешки, а лица морейцев приняли страдальческое выражение.

— Джентльмены, стараниями благородного Гельфреда, а также графа Зака с его людьми мы установили местонахождение врага. У них сильный отряд в Эрмионе, а основное войско стоит в тридцати лигах к северу, сосредоточившись у Немеи. — Его длинный палец поочередно указал на города. Красный Рыцарь улыбнулся. — К сожалению, силы бывшего герцога значительно превосходят наши, ибо в конце зимы он совершил настоящее чудо мобилизации.

Сэр Йоханнес чуть качнул головой.

— С другой стороны, — продолжил Красный Рыцарь, — теперь у нас есть император собственной персоной.

Все поклонились. Морейцы опустились на колено.

Император доброжелательно улыбнулся.

— Благодарю вас всех за мое спасение, — сказал он. — Я встал бы перед вами на колени, если бы ноги слушались. При возможности я бы расцеловал руки всем мужчинам и женщинам в лагере. — На его глаза навернулись слезы. — Но я понимаю, что для вас это чересчур. Поэтому разрешите сказать, что ваша помощь есть Божий промысел, и с Божьей поддержкой я не вижу, почему бы нашему сражению не обернуться победой.

Красный Рыцарь дрогнул лицом.

«Бог на твоей стороне, Габриэль».

Гармодий в его голове хохотал, и боль нарастала, грозя перейти в настоящий приступ. Правда заключалась в том, что часы, проведенные без Гармодия, показали Красному Рыцарю, что от гостя все-таки придется избавиться. Его взгляд невольно скользнул по Моргану Мортирмиру, который стоял позади госпожи Элисон.

«Оставь меня, пожалуйста, в покое, Гармодий».

«О, мы стали нежными? — развеселился тот. — Я занимаюсь большим и важным делом. Мне очень хочется показать тебе, что я сооружаю...»

«Заткнись, твою мать».

Красный Рыцарь сосредоточился на окружающем и осознал, что все глядят на него. Он заставил себя кивнуть, соглашаясь, и сдержать гнев и раздражение из-за слов императора. От злости прок небольшой.

Однако ему становилось все труднее держаться рыцарственно, когда виски лязгали, словно разболтанные наплечники, а гость продолжал отпускать реплики, которые, видимо, находил остроумными.

Он слишком ослаб после ранений, полученных в Рождество. Левая рука болела на холоде, а холодно было всегда.

Все это пронеслось в голове за долю секунды.

— У меня, как обычно, есть план, — проговорил он беззаботно.

Древняя цитадель Немеи высилась над равнинами и смотрела на мелкую бухту у берегов южного города Эрмион. Горы за Эрмионом еще были покрыты снегом, но здесь, на побережье, установились теплые дни и расцвели цветы.

Андроник сидел, захватив подбородок в горсть, и обдумывал виды на будущее. Его сын и магистр только что перешли через главный городской мост.

Андроник, бывалый воин, уже по посадке конников, ехавших за сыном, понял, что они потерпели поражение, а император свободен. Андроник вздохнул. Он взболтал вино в золотом кубке. Затем мрачно улыбнулся бывшему главному камергеру.

— Милорд? — встрепенулся тот.

Андроник не без веселья отметил, что поражение не отразилось на его угодливости. Он осторожно пригубил вино.

— Держу пари, что мы потеряли императора.

Главный камергер заметно вздрогнул.

— Я думаю, пора отправить в город гонца и начать переговоры, — продолжал Андроник.

Главный камергер понял, что для него это смертный приговор. Андроник приходился императору кузеном. Ему вернут угодья и ограничатся тем, что пожурят. Но кому-то придется стать козлом отпущения. Глаза камергера наполнились страхом.

Андроник сделал еще один выверенный глоток и уставился на заснеженные холмы.

— В Этруссии, пожалуй, красиво, — заметил он.

Он еще не допил вино, когда доложили о прибытии его сына. Тот вошел, сияя золотыми доспехами.

И упал на колено.

— Его не было, — сказал Деметрий.

Следом за ним вошел магистр Аэскепилес. Он выглядел хуже обычного — бледный, с темными мешками под глазами.

Андроник редко любил сына столь сильно, как в этот миг. Он простер руку.

— Знаю.

Глаза Деметрия сверкали.

— Послушай, отец. Мы должны провозгласить императором тебя. Сегодня. Сейчас. Объявить, что настоящий мертв. И...

— Нет, — улыбнулся Андроник.

Деметрий замотал головой:

— Послушай же! Этот Красный Рыцарь совершил дурацкую ошибку, даром что у него император. Он зажат в горах, а мы располагаем всей мощью весеннего призыва. Мы изловим его, разгромим и убьем императора.

— Как следовало сделать сразу, — вставил Аэскепилес.

— Нет. Послушайте, друзья мои. Я хотел сместить императора ради спасения империи. Он глупец. — Андроник огляделся по сторонам. — Но если я поведу моих рекрутов, пехоту и страдиотов в долины Мореи на войну, то кто окажется глупцом? Что от нас останется? Трупы — на разграбление этрускам, пришедшим из-за Стены и альбанцам. Мы бросили кости и проиграли. Глупец обзавелся друзьями. А мы теперь враги своей родины.

— Нас предала Ирина, — сказал Деметрий.

Глаза Андроника вспыхнули.

— Я должен был поберечься женщины, способной предать родного отца.

Деметрий так и стоял перед ним на колене.

— Я не готов к сдаче.

— Ты храбрый юноша, — улыбнулся Андроник.

— Мы можем победить! — уперся Деметрий.

— Согласен, битву ты выиграешь. В итоге погибнут сотни наших лучших людей. То же случится с наемниками и сотнями императорских гвардейцев. И что? Город все равно останется в руках Ирины. Война продолжится. А империя будет слабеть с каждым погибшим — неважно, с чьей стороны. — Андроник отпил из кубка. — Вина моему совету! Давайте обсудим капитуляцию.

Аэскепилес шевельнулся.

Деметрий продолжал стоять у герцогского стула.

— Отец, — произнес он, и в его голосе проступила редкая нотка мольбы. — Отец!

Андроник послал ему улыбку.

— Нет, мы не сдадимся, — заявил Деметрий.

— Ты, магистр и главный камергер? — уточнил Андроник.

Деметрий резко выпрямился и навис над отцом, сияя золотыми доспехами.

— Да!

— Тогда я советую вам сесть на корабль, — сказал Андроник. Его голос окреп. — Ибо в глазах Господа я — герцог Фраке! И армия, расквартированная снаружи, повинуется мне. — Он уловил движение главного камергера и нахмурился. — Стража! — взревел он.

— Отец! — вскричал Деметрий. — Остановись и выслушай!

Он выхватил тяжелый кинжал, висевший на поясе, и как бы в замешательстве уставился на него.

Андроник застыл.

— О, сын мой! — проговорил он.

Деметрий затряс головой.

— Я не стану! — выкрикнул он.

Андроник возвысился до главнокомандующего империи не для того, чтобы пренебрегать опасностью. Его взгляд метнулся к главному камергеру, который уже спешил напасть с фланга, а после — к Аэскепилесу; этот спокойно стоял у двери, а из его жезла тянулись две толстые черные нити — одна к главному камергеру, а другая к Деметрию.

Андроник не дрогнул и не сказал ни слова. Он выхватил и метнул свой кинжал — в Аэскепилеса.

Клинок ударился о невидимый щит и сгинул в рое искр.

Аэскепилес улыбнулся.

Бросок заставил Андроника встать, и теперь он сделал шаг вправо, еще убеждая себя, что сын намерен его защитить.

Кинжал Деметрия вошел ему в левый бок, под мышку. Удар показался тычком — Андроник почувствовал, как рукоять прижалась к шелку сорочки.

Сам того не желая, он развернул сына, воткнул ему в глаз большой палец и одновременно понял, что уже мертв. Зрение угасало. Но потребность дать сдачи — убить — оказалась сильна.

Кинжал поразил его точно в сердце.

С последней мелькнувшей мыслью он выпустил голову сына.

— Мой...

Он рухнул на пол.

— Нам надо немедленно избавиться от тела, — донесся, словно издалека, голос магистра. Изо всех сил герцог прислушался, не скажет ли чего-нибудь сын. Ему захотелось...

А затем его не стало.