Рука окунула перо в чернильницу, и вскоре на листе начали образовываться буквы, формирующие слова, а после и предложения. Она поражалась тому, как легко ей это давалось, без привычной дрожи, без тщательного обдумывания. Мысли лились на бумагу свободным потоком, ведь впервые за долгое время девчонка писала то, что хотела, а вовсе не то, чего от нее ждали.

Кот оказался удивительно точным. Ровно через полчаса и ни минутой позже дверная ручка повернулась, издавая уже считавшийся неприятным для нее звук. Когда он уселся за стол, Тиа торопливо протянула ему листок.

— Готово, — утвердила она.

Он, одарив ее коротким кивком, принялся читать. Читал он внимательно и медленно. Тиамат дышала ровно, изо всех сил стараясь не думать о том, что ее руки вспотели, о том, что под столом она держит второе письмо, и наконец о том, что Кот читает слишком медленно…

"Ну же…ну же…давай быстрее", — подсознательно молилась она. И молитвы оказались услышанными. Кот поднял взор вверх от письма, и спустя мгновение после этого буквы на бумаге изменились, изменились слова, изменились предложения. Благо для Тии, Кот этого увидеть не успел.

— Годится, — резюмировал чародей, сворачивая листок исписанной бумаги в рулон. — Завтра же отправим гонца. А тебе пора бы уже спать, одаренная.

Тиамат, еле сдерживая слезы радости, послушно поднялась с табурета и чуть было не потеряла сознание от резко ударившего в голову волнения. Она совсем забыла о том, что второе письмо, в котором написано все так, как и предстало перед глазами Кота, все еще в ее руках. Молниеносно девчонка согнулась в коленях, пряча бумажку в карман.

— В чем дело? Тебе плохо? — Он спросил без переживаний, но и без злости. Как обычно, голос был низкий, речь была монотонной.

"Не заметил", — мелькнуло в ее голове, но она спешно отбросила эту мысль. Он, как уже давно стала считать Тиа, был способен каким-то образом предугадывать дурные намерения других. При нем нужно было контролировать не только свои действия, но и даже свои раздумья. В этом ее уверенность была твердой как алмаз, а потому с такой же алмазной твердостью Тиамат следовала своему плану. Плану, который требовал от нее делать все незаметно и много не думать при этом. И лишь тогда, когда она оказалась в своей комнате, наедине с одной лишь собой, она судорожно извлекла письмо из кармана и, недолго думая, сунула его в рот. Жевать было сложно, но девчонка не переставала смачивать бумагу слюной, разжевывать и глотать. Улики оставлять было нельзя, ни в коем случае. Тиа это хорошо понимала, ведь за то, что действительно написано в том письме, которое унес Кот, ее могут не просто избить. Ее могут наказать так, как не наказывали прежде. Чувство опасности не покидало ее, ибо стоит Коту решить вновь прочесть письмо перед запечатыванием, как пред ним предстанет совсем иное содержимое…

Отец, я в Башне Света. Мне очень плохо. Они держат меня в заточении. Они делают мне больно. Вынуждают писать ложные письма. Вынуждают врать тебе. Ты должен спасти меня. Ты должен убить их всех. Я хочу, чтобы каждая ступенька этой длинной вьющейся лестницы впитала в себя их кровь. Хочу, чтобы они сожалели обо всем, что сделали. Чтобы больше никто и никогда не посмел отнять меня у тебя. Люблю тебя.

Тиамат Ран Айрелл

Валшаресс задвигала плечами, несколько раз перенесла вес с левой ноги на правую и обратно, закусила губу и утомленно выдохнула. Беловолосой воительнице только недавно стукнуло двадцать семь, а убийств на ее счету было больше чем у многих проживших уже полвека вояк. Но даже такая как она, будучи облаченной в доспех из тонкой латной стали, в этой комнате ощущала себя крохотной и беззащитной. Будь пред ней кто-то другой, уж она бы поторопила его, и ему бы это очень не понравилось. Сломать руку мужчине для нее сущий пустяк, и опыта в этом деле у нее было отнюдь не мало. Но тому, кто стоял перед ней сейчас, руку ломать было нельзя. Более того, на него даже неправильно смотреть было нельзя. И не только для Валшаресс, но и для любого другого человека в королевстве, наделенного хотя бы толикой чувста самосохранения. Все, что ей оставалось, это стоять и ждать. Ждать, пока он позволит ей говорить.

— Когда вы будете готовы? — Наконец вопросил он, стоя к ней спиной и вглядываясь в окно, за которым Ваган медленно опускался во мрак. Столица Креста всегда нравилась ему больше в ночное время, нежели под дневными лучами. Он мог часами наблюдать за тем, как темнота поглощает этот город. И каждый из его подчиненных хорошо знал, что отвлекать в это время его нельзя.

— Мы уже готовы, мой король. — Она, пусть и знала, что он все равно не увидит этого, прижала кулак к груди и склонила голову так, что подбородок уперся в нагрудник.

Король не обернулся. Его взор по-прежнему был нацелен на открывавшийся с окна вид.

— Выступайте в таком случае, — безучастно сказал он.

Тонкие губы Валшаресс сжались, образуя подобие ухмылки. Ухмылки, отражающей недоумение.

— Вы…выступать?

— Что за ужасная манера переспрашивать? — Он слегка повысил тон. — Неужели меня недостаточно хорошо слышно?

— Нет, мой король. Но я думала, что вы отправитесь туда вместе с нами.

— Зачем? — Теперь он развернулся, демонстрируя ей свое узкое лицо, выразительные карьи глаза и благородный лоб, в некоторых местах покрытый тонкими морщинками, заметить которые было совсем непросто. Широкие плечи создавали впечатление крепкого тела воина, хотя на самом деле воином он вовсе не был. Зато обладал многими другими полезными качествами, благодаря которым Крест при его правлении достиг невиданного могущества.

— Чтобы вы лично смогли говорить от своего лица, мой король.

— Говорить? С кем это?

— С чародеями… — Волнительно выдала она и тут же поняла, что говорить с ними он вовсе не собирается. — Вы не будете вести переговоры?

— Никких переговоров, — сурово отрезал он. — Вы отправитесь туда и сделаете все, что нужно. Я буду ждать здесь.

— Мой король, — она сделала настойчивый шаг вперед. — Общество чародеев пользуется огромным влиянием во всем мире! Конфликт с ними может вызвать большие проблемы, вы же это понимаете?

Его взгляд стал строже.

— Я все хорошо понимаю. И не разделяю твои опасения, Ресс. Делай то, что требуется. — Намереваясь завершить разговор на этом, король хотел было снова отвернуться к окну, однако следующие слова Валшаресс воспрепятствовали этому.

— А что же требуется делать?…

Воительница слишком поздно поняла, что этот вопрос был лишним. Теперь морщинки на лбу короля вырисовались более отчетливо. Валшаресс напряглась, ожидая гневного выкрика в свою сторону. Но такового не последовало. Лоб мужчины снова стал гладким, и он выдал совершенно спокойно:

— Крайне глупый вопрос. Я ведь читал это, — он схватил со столока мятый лист бумаги, — вслух, при тебе. И не единожды.

— Но… — собиралась опрадаться она, однако Говард Ран Айрелл себя перебить не позволил:

— Как тут написано? Чтобы каждая ступенька их лестницы впитала в себя их кровь. И это вовсе не метафора, Ресс. Не метафора.

После сказанного король отвернулся к окну, и на сей раз Валшаресс мешать этому не стала. Ей было предельно ясно, чего он от нее требовал. Как было ясно и то, что его требование будет выполнено. В любом случае. Король принялся наслаждаться излюбленным видом, и даже не заметил, как она покинула комнату.

Винсент Брама еще с детства знал, что будет сражаться за короля. Отец говорил ему, что не сыскать на свете большей славы чем смерть во имя Креста. И своему сыну, если бы он у него был, Винсент сказал бы то же самое. "Никогда больше сюда не вернусь", — решил он, перекидывая секиру с левого плеча на правое. Если бы природа дала ему хороший рост, то более внушительного воина сложно было бы представить. Да, высоким Винс не вышел. Зато он был коренастым, с очень могучим торсом. Огромные плечи, широкие спина и грудь, толстая шея, коротковатые, но сильные руки. Когда дело доходит до боя, его противники, как правило, долго не живут. Перед смертью они успевает удивиться невероятными скоростью и силой, коими наделен Винсент. И лишь немногие особо упорные доживают до того, чтобы перед смертью удостовериться и в его чудовищной выносливости. Но, вспоминая сегодняшнее сражение, Винсент Брама в полной мере осознал свою слабость против таких врагов. Он, будучи воеводой, вел за собой конницу во время штурма Башни Света. Тысяча всадников, из которых вживых осталась лишь сотня. Как и ожидалось, главная обитель чародеев была окружена множественными ловушками. Причем не обычными ловушками, а магическими. В его голове снова и снова воспроизводились яркие вспышки, за которыми следовали взрывы. Ошметки человеческих остатков летали повсюду, а Винсент, как бы ни напрягал свое горло, не мог докричаться до своих. Его команда "отходим" осталась неуслышанной, что неудивительно при постоянной череде магический всплесков, ударные волны которых сносили все и всех. Битва длилась весь день, и лишь поздней ночью, им удалось войти в башню. Эта победа далась им очень дорого. Брама с печалью водил взлядом по трупам, и с ужасом понимал, что совсем не видит земли: настолько плотным и обширным был ковер из людских тел. "Башня Света", — проговорил про себя Винс, пытаясь одновременно уместить в поток эмоций как презрение, ненависть и обиду, так и восхищение, уважение и признание. В особенности это относилось к чародею, имя которого Винсент уже вряд ли сможет забыть. Воспоминания о встрече с ним снова захватили голову коренастого воина…