Его отрывают от меня одним махом, резко, грубо. Сразу ощущаю, как челюсть сводит. Распахиваю глаза, и с трудом фокусируюсь на красном разгневанном лице.

- Папочка? Привет.

Бдыщ ды-дыщ.

Папа его не знает, но уже заранее готов прибить.

Конечно, он в курсе, что мы с Антоном, и тут вдруг застаёт на своей кухне левого чела, который меня сжимает, как губку, он думает, что я девочка маленькая, и надо срочно меня вразумить.

И убрать раздражитель.

Папа тащит его на выход.

Спрыгиваю с окна и несусь за ними, торопливо говорю:

- Пап, ты не так понял. Это Сережа. Сын маминого мужа.

Да-а-а.

Провальная презентация.

Но у меня совсем нет времени накидать фразы для мягкой подачи. Как ни крути, Сережа остаётся сыном Ильи. Врать бесполезно тут. Правду-матку с плеча.

Папа внимательнее смотрит на Серёжу, держит за шкирку, но от неожиданности анонса разжимает пальцы, и тот выворачивается из его захвата.

- Не понял, - папа пришибает меня к полу одним своим видом. Каток по асфальту, и я уже лепёшка. - А Антон? - глупо спрашивает. До него или не дошло, или… Не дошло.

- Владислав, вы не горячитесь, - Сергей морщится и потирает шею. В папочкиных тисках едва избежал перелома. - Мы с вашей дочерью вместе.

Он моргает, смотрит на Сергея, на меня. Не верит, хрустит пальцами. Рембо, ему бы главную роль в боевичке, органичнее впишется, здесь только кухня и мы, воображаемую базуку откинь, папочка.

- В его взгляде патроны. Как Сильвестр Сталлоне. Он убьет меня наповал, - напеваю, чтобы разрядить воздух.

- Он застрелит насмерть, - подхватывает Сережа. Тоже эту песенку знает, мой сладкий. - Обсудить хотите? - спрашивает он у папы.

- С дочерью, - папа снова хватает его за воротник, тащит в коридор, - вон из моего дома!

Оу, фраза, как из сериала.

- Папа, прекрати! - держусь за его рубашку, пытаюсь затормозить, но он танком прет к входной двери.

- Вы предвзяты, - Сережа поворачивается и сжимает его плечи, так же готов открыть филиал бойцовского клуба. Ему не дают слово, сразу вынесли приговор и он злится. - Давайте, вышвырнем меня, только не изменит это ничего, - он издает протяжный свист. - Гудок слышали? Поезд ушёл, все.

- Шутить ещё будешь, клоун? - папа настолько не в себе, словно забывает, что перед ним соперник в разы слабее, и, вообще, я тоже здесь, и стану свидетелем кровавой расправы. Он встряхивает его, пытается вытолкнуть из квартиры, но Сережа отстаивает нас, не боится идти против него, не сдерживает силу, и начинается заварушка.

Мне и смешно, ибо это абсурд, и страшно одновременно, пролезаю под папиной рукой, криком прошу сбросить скорость. Оказываюсь между ними живым щитом, они не смотрели на меня раньше, в мужских разборках бабский визг идёт фоном, а не стоп-краном, но тут вынуждены остановиться, иначе меня заденут. Прижимаюсь к папе спиной, отталкиваю Серёжу, у обоих тяжёлое дыхание и неприятие друг друга. У меня нет времени осознавать, насколько это грустно, потом, когда-нибудь потом утрясем проблему.

- Обувайся, - ногой двигаю кроссовки, сама влезаю в кеды, сминая задники.

- Куда? - папа дует губы, и весь как шарик, его распирает. - Ты соображаешь, что делаешь? Матери соседка звонит на истерике. С отдыха сорвала, билеты заказывают, - он выдыхает и становится чуть спокойнее. - Конечно. Валяется там пузом кверху, не климатит, что дома дети спятили , - негатив на маму даже как-то студит его, он уже и на нас смотрит, как на жертв произвола. - Что значит вы вместе?

- Вы видели уже, - Сергей переплетает пальцы с моими, смотрит прямо, открыто. - Как мужчина мужчине. Без подлянок. Мы сами решили. Влад, вам лучше бы принять это просто.

- Ты мне условия ставишь? - папа поднимает бровь, впечатлённый его наглостью. - Не сопляк ещё словами такими бросаться?

- Все возрасты покорны любви, разве нет? - замечает Сергей. - Я серьёзно. Я учусь. У меня есть работа и перспективы. И желание вперёд идти. Влад, ваше одобрение существенно, но вы не Бог. И будет так, как мы хотим. Не стоит на меня слюной брызгать. Извините, если грубо. Доступно объяснил?

Вижу, что папа краснеет, закипает. Делает шаг в нашу сторону. Открываю дверь и тяну Серёжу на лестничную клетку.

- Пап, потом ладно?

Он качает головой. Оглядывает меня с кед до волос, его любимая дочка, и с неподходящим парнем. Он его не знает совсем, но авансом пропускает мимо ушей все, что тот говорит, он против и все. Он не хочет. Но и меня не запирает дома, как истерик. Говорит с расстановкой:

- Не чуствуешь, что ошибку делаешь?

- Нет, - застываю на пороге. - А ты чувствовал ошибку, когда нас с мамой бросал?

Фьють. Он молчит и растерян. Мы эту тему и не поднимали с тех пор, как меня спалили за планомерным вредительством его новой бабе. И тем более, один на один такие вещи выяснять надо. Но у меня выбора нет. Даже дышать не позволю в нашу сторону, им особенно, сами в косяках по горло. Готова к бою, если они войну откроют.

У меня есть он, понимаешь, он.

- Пошли, - Серёжа сжимает мои пальцы. Ему тоже неловко, наверное. Отворачиваюсь от папиного побледневшего лица. Он так ничего и не ответил. Не ожидал, что напомню. Я вроде и выбралась. Но по чужой голове.

Закрываю дверь.

Спускаемся вниз и погрязли в ерунде какой-то. Не стоило при нем обидки свои папе кидать, мне теперь стыдно. Говорю:

- У нас там ситуация была неприятная в семье. Ты знал?

- Чутка, - отвечает. - Я же сталкер, таскался за тобой какое-то время.

- Да? - удивляюсь. Его низкий тихий голос - ликвидация моей унылости. - Почему мы не виделись тогда?

- Один раз, - он выходит из подъезда, пикает брелоком сигнализации. Джип приветственно моргает. - В клубе. Ты тогда Вику в туалет несла. Я навстречу шёл. И мы столкнулись.

- Когда?

- В июле.

- А потом что? - смотрю на него, и, кажется, что он врет. Прокручиваю память, а его там нет, но как я не запомнила?

- Ты извинилась, - он открывает дверь. - Одно слово всего: простите. Ты Вику дальше понесла, а я пропал, идиот, вслед залип. Первый раз тогда твой голос услышал.

- Да ладно, - хихикаю. - Надо было как в школе звонить и трубку бросать.

- Не сообразил, - улыбается.

- И как я тебя, классного, тогда не разглядела?

- Не смотрела, - он наклоняется касается губами губ. - Тебе ведь не нравятся такие парни. Когда самооценка в небесах. Поэтому я мимокрокодил был. Зато щас, - обнимает и прижимает к машине.

Как я люблю целоваться.

Кто это придумал, дайте ему премию в раю.

И всякие бонусы.

Какие ещё там есть награды - все отдайте, требую!

Мне классно, и не парит дождь. И куда мы едем тоже плевать. Мой водитель, пусть рулит во всем. Почти.

Ночью я за штурвал. Не обсуждается. Добьюсь рулить самой.

Паркуемся у кафешки с ярко-синей вывеской, белые буквы приглашают на бизнес-ланч.

- Голодный, - комментирует Сергей. - Подкрепись? - поворачивается, чмокает в щеку. - Пока я щедрый.

- А так-то ты жмот? - хлопаю дверью, через машину к нему. - Я ведь тебя плохо знаю. Подарков не даришь, ужин напополам и такси после секса самой заказывать?

- Откуда познания скупердяйской натуры? - он поднимает бровь. - Антоша вроде не жадничал?

- Обязательно напоминать?

- Да ладно, - он широко улыбается девушке-хостес, пропускает меня вперёд. Она тоже лыбится, и сразу попадает на моё ревнивое сравнение. Русые волосы, натуральные на вид, фигура песочные часы и приличный бюст, макияж так же натурель, и в форменных юбке и блузке она очень красивая.

Но мне хватает ума судить объективно, мы разные. Она из тех, кто моментально вызывает мужской интерес, а я больше похожа на неформатных моделей, аристократичная бледность и анорексичная худоба, если художественным языком. И эта расхожая фраза, что мужчины на кости не бросаются - вранье, я живой пример кучи комплиментов нам, угловатым, как подросткам, но привлекающим внимание самобытностью.