- Ты сам вечно давишь. Если ты меня любишь-значит мы пойдем туда. Если любишь - значит, сделаешь так. Если любишь - значит простишь.
- А ты не любишь?
- Вряд ли. Как и ты, - делаю шаг к машине.
- Достало. Я в больницу, - сообщает он.
Не отвечаю, забираюсь в салон.
По дороге читаю сообщения, которые он слал на паре.
Ну а раньше-то не могла сказать.
Ты уж определись.
С чего вдруг Вика носит твое кольцо.
Если ничего не получится у нас, я забью на всех, так же, как ты буду делать. Со всеми на хреновину.
Не знаю, что ему сказать. Хочешь один раз и навечно, а выходит, что обожание ненадежно, любовь скучна и предсказуема, она же проходит. Вот как у мамы с папой и там, вангую, были причины. Но так вышло. И у меня. Продажность. Как говорят, типа девушка встречается с простым парнем, а потом знакомится с крутым и бросает любовь, ради денег. А тут еще хуже, видимо, когда другой не капает на тебя ревностью, и тебе с ним веселее, и на взгляд большинства девушек, он лучше и симпатичнее, и ты хочешь поменять того, которого берегла на нового, ведь в рекламе сказали, что новый лучше. И чувства разболтаны, как ржавые пыльные шурупы, искренне хочешь, чтобы тебе доверяли несмотря ни на что, вы вместе и так будет, хоть небо перевернись. А до неба даже не дошло, у тебя изначально деффект верности.
Грустный смайлик.
Дома ем пиццу, которую на обеде покупала. На плите тоскует вонючая каша, павлин даже не не выкинул ее. Правильно, зачем утруждаться. Думает, я буду убирать?
Читаю конспект по анатомии ЦНС. Завтра три пары, две анатомии и одна физра. Жаль. Мало учить. Я бы подольше домашнюю работу поделала.
Мама, услышаны твои молитвы.
Кстати.
Жирным пальцем тыкаю в экран. Включаю видеозвонок.
- Лесь? - после нескольких гудков отзывается мама. Ого, она уже загореть успела. Оперативные они. Ее лицо делит сеть трещинок дисплея и она кажется какой-то ненастоящей, солнечный испанский пазл.- Хай! Наконец-то!
- Что пьешь? - заглядываю в ее стакан с яркой трубочкой-зонтиком. - Вкусно?
- Вкусно, - мама смеется. - Еще вкуснее знать, что на работу не надо. Как там у вас дела? Как на базе отдохнули?
- Норм. Учусь теперь, - показываю ей планшет с лекциями.
- Да что ты, молодец какая, - цокает языком. - А Сережа? Не ругаетесь? Квартира в порядке?
- Вчера, - вспоминаю и смеюсь. - Соседка под нами которая, Люба. Подсунула под дверь какашки сына своего.
- Зачем? - мама ошарашенно моргает.
- Сережа громко телик включил. Ночью. Не очень долго.
- Она с ребенком свихнулась уже, - мама ерзает на стуле, вытаскивает из-под спины крем для загара. - Илья говорил, она несколько раз жаловаться приходила. Под дверь не носила ничего, правда, постенялась. А Свете помнишь?
- Да, яйца била, - допиваю остывший кофе.
- Но вы ночью все же не включайте больше. Могут и полицию вызвать. А Сережа где?
- Не вернулся еще. А Илья?
- В ресторан пошел за едой. У нас обед сейчас.
- У бассейна?
- Красиво жить не запретишь.
Слышу, как в замке ворочается ключ. Расплющиваю губы на экране, мама так же целует в ответ. Отключаюсь и…
- Гав, гав, р-рав.
Господи, что это.
- Лесенка, ты где, - зовет Сергей.
Открывается и закрывается дверь комнаты, еще одной, клацанье по линолеуму приближается, и он появляется на пороге. В руках поводок и какое-то огромное черное чудовище, которое, завидев меня, разевает пасть. Жуткие клыки.
- Знакомься, - говорит Сергей, удерживая шумную, рвущуюся ко мне тушу. - Лесямайонеся.
- Чего? - отодвигаюсь к окну.
- Лесямайонеся. Зовут его так.
- Что за бред?
- Бред? - он наклоняется к скалящейся морде. - Слышал? Она тебя обозвала.
Псина прекрасно все слышала. Рычит, из черного провала вываливается розовая лепешка языка. Шире разевает пасть. Да там моя голова поместится.
- Ты вообще уже спятил?! - сгребаю со стола планшет и учебник. Злю собаку еще больше резкими нервными движениями, но он до ручки меня довел. - Что ты себе позволяешь? Убирай это отсюда!
- Куда? - удивляется Сергей. - Наша собака. С нами четыре года живет. Ты привыкнешь, не волнуйся.
- Какие четыре года? Вчера еще ее не было.
- Так ремонт. Ему вредно пылью дышать. Оставляли на передержке. Щас забрал. Он скучает там, - Сергей ласково гладит блестящую шерсть. Наклонился и что-то бормочет.
На псине коричневая кожаная шлейка с медальоном в виде косточки. На линолеуме грязные следы от лап. У него, кажется, слюна капает. Он больше на медведя похож. Молчит под его ладонями, но смотрит на меня так, будто в дом прокрался вор.
Нескончаемое шоу уродов.
- Убирай, я сказала. Я не буду с ним жить.
- А где ему жить? - Сергей поднимает голову.
- Где угодно. Можешь вместе с ним переезжать.
- Ты его обижаешь.
- Прекрати, - морщусь. - И уйдите с дороги. Выйти хочу.
- Попроси его. Скажи: Лесямайонеся, дай пройти. Надо, чтобы он твой голос запоминал.
- Ты издеваешься?
- А похоже?
Сажусь обратно за стол, и набираю маме. Все понимаю, отдых и тэ дэ, но этот придур берегов не видит.
- Мам! - возмущаюсь, увидев ее лицо. - Тут бешеная собака. Что происходит? Дальше кого он притащит, львиный прайд? Поросят? Дюжину старших братьев? За кого вы меня держите?
- Лесь, успокойся, - мама торопливо поправляет сползшую лямку бирюзового купальника. - Я забыла предупредить. Но щенок воспитанный, слушается команды, как-то приезжала Илюшина сестра с ребенком и…
- Щенок? Вот этот кабан? Все, - швыряю телефон на стол.
Сергей с собакой идут за трубкой. Одной рукой он переворачивает экран:
- Аленчик, салют!
- Сережа! Привет, мой золотой!
Просачиваюсь с другой стороны стола.
Влетаю в свою комнату и быстро выбрасываю вещи из шкафа в чемодан.
Я тут не то, что на время отпуска жить не буду. А после него тоже. Никогда не буду. Чокнутая семейка. Про свадьбу не сказали, про собаку не сказали, решения принимают без меня, сюсюкаются, он водит сюда всяких мерзких девок, пачкает пол и портит кастрюли, зачем я тут нужна?
А Лесямайонеся? Не может быть, чтобы собаку так звали.
- Куда собралась? - Сергей сует голову в приоткрытую дверь. Кидает мой телефон на кровать. - Ты расстраиваешь Аленчика своими выходками.
- Ты же ее обратно настроил, хороший мальчик, - двигаю молнию на чемодане. Отхожу к столу и бросаю в рюкзак учебники.
- Мне Викуся писала. Со всеми решила поругаться?
- Ты во всем виноват. Притащил вчера домой эту курицу.
- Подружке про нас ты сама сказала.
- Мне на прямой вопрос в глаза врать?
- Это уже твое дело.
- Все, отстань от меня. Или я тебя ударю, - меня так трясет, что не могу затянуть пластмассовые бегунки.
- Ш-ш-ш, - он тихо смеется. - Напугала, рембо.
Забираю телефон, и тащу сумки мимо него в коридор. Останавливаюсь:
- Убери собаку.
- Он не укусит.
Терпение просто на ниточке, щас разревусь. В глазах уже стоит пелена эта. Смаргиваю.
- Ты чего? - он перестает улыбаться. Испуганно смотрит на меня. Тараторит. - Щас уберу, успокойся. Он и не выйдет, он у Алены в комнате, - идет по коридору. Закрывает дверь маминой спальни.
Качу чемодан к выходу, спешно обуваюсь. За спиной тихо, непонятно где он, но не оборачиваюсь, а то реву, как истеричка. Ни при чем тут собака, но она уже последняя капля за сегодня. Или за всю прошлую неделю. С его появлением у меня не жизнь, а лютый треш.
В такси всхлипываю. Водитель сочувственно смотрит на меня в зеркало. Расстроенная девушка с сумками - с родителями поругалась или с парнем - и то, и то правда. Еще с подругой.
Звонит Илья, но с ним тоже не хочу разговаривать. И снова все так выглядит, словно мама права и я неуравновешенная дура. Хочу папе набрать и нажаловаться, ну а что? Я же такая плохая. Но папочка тут один ни в чем не виноват. Начнет переживать. Маму доведет. Он и так против Ильи настроен.
