И вот это ощущение значимости собственных усилий и уверенности в будущем все больше росло в Кольридже. Ему доверяли. Сегодня он получил задание присоединить отводы тайных линий подслушки и подглядывания к коммутатору повстанческого комитета.

Проверяя аппаратуру, Кольридж, конечно, прежде всего включил кабинет Кейз-Ола. И то, что он услышал, было радостным и тревожным. Триллионер, раздраженно стуча кулаком по столу, кричал в микрофон телевизиофона:

— …Вслед мятежникам послать ракеты-перехватчики! Генерала Спика поймать и отдать под суд! Со «Звезды» немедленно всех эвакуировать и включить полную защиту!

Кольридж тихонько присвистнул: получается, на «Звезде Кейз-Ола» вспыхнул мятеж!

— Люстиг, вы это слышали?

— Да.

— Я очень хорошо знаю генерала Спика, — задумчиво сказал Кольридж. — Это — мерзавец, каких мало…

Главный инженер «Звезды Кейз-Ола», полковник Фредди Крайн проснулся в очень плохом настроении. Всю ночь ему снилось что-то призрачное, устрашающее; оно забылось, как только он открыл глаза, но неприятное чувство осталось.

— Проклятые нервы! — пробормотал полковник, вставая с кровати.

Его взгляд скользнул по непритязательной обстановке каюты, наткнулся на портрет Тесси Торн рядом массивной бронзовой чернильницей на столе.

Девушка смотрела на своего бывшего жениха через плечо с победной улыбкой, словно спрашивала: «Ну, что же ты скажешь теперь?»

Фредди опустил взгляд, закурил сигарету. Здесь, в среде с уменьшенной силой тяжести, дым не расплывался, а собирался в большие клубки, которые причудливо колыхались, как призраки.

Полковник подошел к столу, взял в руки портрет. Долго смотрел на него, потом прошептал:

— Тесси, родная моя… Ведь я тебя люблю…

«Ну и что с того?!» — насмешливо спрашивали глаза девушки.

— И ты тоже любишь меня…

Фредди Крайн понимал, что между ним и Тесси Торн было что-то более значительное и глубокое, чем обычный флирт. Но чего-то недоставало в их чувствах. Чего именно? Разве он не был заботливым и нежным? Разве не пытался потакать нелепым женским капризам? Ей этого оказалось мало. Она потребовала, чтоб полковник Крайн нарушил присягу, переметнулся на сторону врагов Монии. А это уже не шутки.

— Ты просто глупенькая девчонка, Тесси… Если декаду назад «Звезда Кейз-Ола» действительно могла быть орудием нападения, то теперь, когда на орбиту вышел искусственный спутник коммунистов, она стала только средством защиты.

Девушка на портрете не желала признавать никаких доказательств, которыми пытался успокоить себя полковник Фредди Крайн. Фотография была достойна своего оригинала.

Фредди вздохнул, повертел в руках портрет и положил его в верхний карман комбинезона, у сердца. Сегодня заканчиваются работы на космодроме, а завтра «Звезду Кейз-Ола» покинет весь персонал. Искусственный спутник перейдет на радиорелейное управление… и пусть тогда с ним случается все, что угодно. Скорее бы уже на Пирейю. Сегодня седьмой день Второго месяца. До свадьбы осталось еще два дня. Может, Тесси все-таки одумается, может, повезет ее уговорить. У нее в голове бродит буйный хмель юности. Но это с годами пройдет. Когда Тесси выйдет замуж и станет матерью, она станет посерьезнее…

Фредди Крайн даже попытался представить себе своего будущего, еще не известного сына, и в груди вдруг разлилась нежность, остро захотелось семейного уюта. Рассеялось плохое настроение. Захотелось жить.

Направляясь в столовую, Фредди Крайн встретил инженера Проута.

Тот, обхватив голову руками, шел как ненормальный.

— Что с вами? — спросил Фредди. Он не любил своего помощника, но невольно преклонялся перед его великолепными знаниями по радиоэлектронике.

— А?.. Ах, да. — Проут вздрогнул, сфокусировал невидящие глаза на Фредди, потер рукой лоб. — Разве вы не знаете?

— Что именно?

— Только что сообщили, что в пятом секторе космодрома вырвало двери. Как раз во время завтрака. Погибло более пятидесяти каторжников.

— Гм, обидно…

— Обидно? — губы Проута скривились в злой улыбке. — А вы знаете, что после окончания монтажа «Звезды» тоже вырвало дверь? Тогда погибло вдвое больше.

— Не хотите ли вы сказать, что…

— Не хочу! Ничего не хочу! — Проут пожал плечами, опустил глаза и пошел дальше.

«К черту все! — раздраженно думал Фредди Крайн, машинально копаясь вилкой в тарелке. — Какое мне дело до каторжников и до вырванных дверей?! Я не командир «Звезды Кейз-Ола», а инженер. Мое дело — машины!»

Он даже не подозревал, что станет командиром искусственного спутника буквально через час.

Каторжники-коммунисты на «Звезде Кейз-Ола» ожидали «несчастного случая» уже давно. Окончание монтажа причальной станции означало приближение того дня, когда прихвостни мистера Кейз-Ола, выполняя его приказ, попытаются уничтожить опасных свидетелей. Для этого вряд ли используют оружие: в межпланетном пространстве значительно быстрее и надежнее убивает температура абсолютного нуля и почти полный вакуум. Достаточно открыть герметичные двери помещения, в котором находятся люди без скафандров, и уже никто из них не спасется.

Каторжники были все время начеку, особенно после предупреждения, которое передала Тесси. Они не снимали скафандров, даже когда надзиратели угрожали карцером. Но, чтобы жить, человек должен есть. А для этого надо снять хотя бы шлем.

«Несчастный случай» произошел именно во время завтрака.

С молчаливого согласия надзирателей, которые опасались бунта обреченных, каторжники ели в две смены. Ожидающие своей очереди шлемов не снимали.

Когда прогремел взрыв, и на месте двери появилась огромная дыра с острыми рваными краями, туда мигом бросились несколько десятков человек. Люди пытались заслонить проем своими телами, чтобы хоть немного задержать воздух, дать возможность другим надеть шлемы. Но все это было бесполезно — спастись не успел никто.

В молчаливой скорби принесли каторжники тела своих боевых друзей, примкнули их швартовыми цепями друг к другу: они вместе прошли трудный путь борьбы, так пусть так и останутся навеки вместе в пустынном межпланетном пространстве.

Пятьдесят три человека. Каждый из них был воплощением мужества и честности, мечтал дожить до светлых дней победы коммунизма на всей планете… И вот теперь они висят страшной лентой посреди длинного узкого тоннеля, а вокруг них причудливой гроздью расположились пятьдесят живых.

Ни движения, ни звука в туннеле, откуда вытек воздух. Только видно при свете тусклых лампочек, как шевелятся губы людей за стеклами шлемов. Голосов в тоннеле не слышно, зато их слышно в скафандрах каторжников, где есть приемники — это звучит, нарастает мощная песня. Коммунисты поют свой партийный гимн.

Прощайте навек, дорогие друзья! Вы были настоящими людьми, и человечество не забудет вас никогда. Может, и мы погибнем в тяжелой борьбе, но партия — бессмертна! Она победит!

Даже надзиратель, который заглядывает в проем бывших дверей, не решается нарушить торжественную скорбь этих минут. И только когда зашевелилась, распалась гроздь людей, в наушниках скафандров каторжников прозвучала команда:

— По одному — выходи!

Никто не пошевелился.

— Сколько раз повторять?! — надзиратель просунулся в отверстие и поднял встроенный в рукав скафандра пистолет. — Марш вперед по одному!

Блеснул и погас прожектор на шлеме каторжника с числом «17» на груди. Видимо, это был какой-то условный знак, потому что из множества людей выплыл один и, оттолкнувшись от стены, медленно двинулся вперед. Он плыл боком, держа правую руку сзади. Но это не привлекло внимания надзирателя. Следом за ним отправился второй.

Надзиратели никогда не подпускали к себе каторжников слишком близко: доведенный до отчаяния человек мог напасть на своего палача. Этот надсмотрщик тоже предусмотрительно посторонился, пропуская каторжника. А тот, проплывая мимо, быстро поднял руку.