Айт смотрел, как одна за другой выходили на хрустальный пьедестал самые красивые девушки страны. Черноволосые, белокурые, высокие, низкие — они были все разные. На них были разные купальники, их даже освещали по-разному, чтобы продемонстрировать каждую в лучшем виде. Все они манерными позами, прерывистым дыханием, выразительными взглядами умоляли, убеждали, приказывали: «Нажмите на кнопку перед креслом! Признайте, что я самая красивая в мире!»
Только редко кто нажимал на эту кнопку. 40, 50, больше 60 — такие числа выскакивали на табло подсчета голосов. И суммы, которые звучали в зале, были невысокими: пять тысяч, семь тысяч, десять тысяч.
«Товар» продавался с аукциона: кто больше даст, тот и имеет право на девушку, которая только что демонстрировалась. Конечно, в благословенной Монии торговля людьми запрещалась, и официально это называлось «найм на работу». И все, а особенно претендентки на звание Царицы красоты, знали, что тут, в этом зале, продается молодость и девичья честь.
«Эта самая красивая!» — кричал Айт, каждый раз нажимая на кнопку. Каждой из девушек он желал занять первое место, за каждую из них агитировал соседей. Но те равнодушно отмахивались, потому что были постоянными зрителями конкурсов и знали, что привлекательных девушек покажут в конце.
Действительно, каждая из новых претенденток была все красивее и красивее. 100… 200… 300 — вспыхивало на световой таблице, и одновременно неслось:
— Для мистера Опе нужна личная стенографистка. Пятьдесят тысяч дайлеров. Кто больше?
— Мистер Плаун. Должность актрисы домашнего театра. Шестьдесят тысяч. Кто больше?
Проходили девушка за девушкой. Цены перескочили уже за сто тысяч… Но где же Мэй?
Когда, наконец, Мэй появилась, в зале повисла тишина, и Айт понял: это — она, Царица красоты.
Юноша едва узнал любимую. Это была какая-то чужая, незнакомая женщина, гордая и холодная, как совершенные мраморные статуи периода Расцвета Пирейи.
Мэй так свободно, так непринужденно шла длинным просцениумом, будто в этом переполненном зале никого не было. Легко вспрыгнула на пьедестал. Глянула вниз, словно измерила взглядом глубину кажущегося водоема. Неторопливо сбросила розовый хитон из полупрозрачного шелка, скомкала его и швырнула прочь. Выпрямилась и, заложив руки за голову, загляделась куда-то вдаль, словно увидела там что-то очень хорошее, вспомнила что-то чрезвычайно светлое.
Несколько секунд длилась пауза. А потом зрители как сошли с ума. Свист, стук, возгласы слились в невообразимый шум — это монийцы выражали свое восхищение красотой.
Цифры на световом табло мчались все выше и выше… Вот ярко вспыхнуло — 1900. Это число держалось некоторое время, потом изменилось на 1901. Засиял изнутри хрустальный пьедестал. Вспыхнул в нем огненный венок.
Голос аукционера прозвучал теперь заискивающе, ласково:
— Мистер Кляй, государственный советник, предлагает Царице красоты должность личной секретарши. Вознаграждение — триста тысяч дайлеров годовых. Кто больше?
— Мистер Плайв-Ау, король пищевой промышленности, просит Царицу красоты занять должность партнерши для игры в теннис. Вознаграждение — четыреста тысяч дайлеров. Кто больше?
Айт охватил голову руками. Что это? Куда он попал? У него на глазах продают его возлюбленную?.. Нет, это безумие… Безумие!.. Почему ты не убегаешь, Мэй!?. Хочешь, чтобы за тебя заплатили подороже?.. Возьми жизнь любимого — дороже не заплатит никто!
— Мистер Ауляй — пятьсот тысяч дайлеров — раз, пятьсот тысяч дайлеров — два, — считал аукционер, поглядывая на экран. Он словно ожидал чего-то. И, действительно, звякнул звонок вызова. Аукционер немедленно склонился к слуховой трубке, а когда выпрямился — сказал тихо, почти шепотом:
— Мистер Кейз-Ол хотел бы пригласить Царицу красоты ежедневно обедать с ним. Вознаграждение — миллион дайлеров годовых… соглашается Царица красоты?
— Да, — небрежно ответила Мэй и выпрямилась, чтобы на нее могли надеть венок.
Пулей вылетел Айт из Зала конкурсов.
А потом эта встреча… Последняя, печальная встреча, хоть бы ее никогда не было!
Мэй пришла сама. Она улыбалась смущенно и испуганно, протянула руки для объятий. А у него кружилась голова от ярости и отчаяния, руки смыкались в кулаки.
— Уходи! — проговорил он мрачно, еле сдерживаясь.
— Айт, милый, я тебя люблю! Ой, если бы ты знал… — она обхватила голову руками. — Айт…
— Ты по собственной воле продалась Кейз-Ола?
— Да. То есть нет. Айт, умоляю тебя…
— И я умоляю. Последний раз. Откажись!
— Нет. Не могу… Не могу! Не могу!
— Тогда — прощай!
На его губы лег поцелуй — холодный, чужой. Дробно раздались шаги, и уже издалека раздался шепот:
— Жди меня, Айт!
…Стонет, корчится на диване госпиталя немощный беззубый дед. Только нет, это не дед, а юноша, одетый в маску старика.
— Любимая! — шепчет Айт. — Проклятая!.. Если бы ты погибла, я бы не так страдал!
Нет, она не погибла. Вон на столе газета, которую случайно оставил вчера профессор Лайн-Еу. На ее первой странице — улыбающаяся Мэй.
«Она счастлива! — кричат огромные буквы. — Мистер Кейз-Ол удвоил ей жалованье и подарил дворец в Рио-Айр».
— Будь ты проклята! — стонет Айт.
Вот он, Кейз-Ол!
Ровно в 16.75 утра 49 дня 10 месяца Пятнадцатого года Атомной эры перед клиникой профессора Лайн-Еу снизился вертолет, и Айт в последний раз пожал руку своему названному отцу.
Полет длился всего несколько минут. Потом машина нырнула в глубокий колодец между высокими стенами небоскреба. Айт вспомнил из кинофильма: именно здесь всегда приземляются вертолеты мистера Кейз-Ола.
Айта-Псойса встречала целая группа людей в золотистых комбинезонах высших прислужников. Они приветствовали его с молчаливой торжественностью, проявляя знаки высочайшего уважения: склонялись, протягивая руки назад. Но Айт не обратил на них никакого внимания, потому что хорошо запомнил, что Псойс вел себя с подчиненными именно так. И в душе инженера невольно нарастало возмущение. Накануне Шестнадцатого года Атомной эры увидеть то, что было во времена рабства!.. Какое неразумие!
Только один слуга кланялся, протягивая руки вперед. По большим красным ушам и характерному изгибу спины Айт узнал Свайна, Псойсового помощника.
— Разогнись, Свайн! — проскрипел Айт. — Скажи, как завтракал сегодня светлейший?
— Без аппетита, господин Псойс! — угодливо ответил Свайн.
— Плохо, — недовольно проворчал Псойс. — Придется тебя наказать.
— Господин Псойс, сжальтесь! Я не виноват… Светлейший готовился к совещанию, и сел за стол на пять минут позже положенного времени.
— Ну, ладно, — смилостивился Псойс. — Ты можешь быть свободным. Когда начинается совещание?
— В тридцать два часа в Зале Розовых Мечтаний.
— Гм, именно во время обеда…
— Светлейший предупредил, что обедать будет там.
— Гм, — повторил Псойс, — это очень плохо. Аппетит у него пропадет еще больше. Но… И иди, чего ты стал? Или нет, доведи меня до покоев. Я еще очень устаю.
Айт торжествовал: первый экзамен сдан успешно, и прибыл он сюда, кажется, вовремя.
Совещание!.. Кокое может быть совещание?.. Если судить по увиденной кинохронике, мистер Кейз-Ол все дела решает самостоятельно. Лишь дважды за последние двадцать лет он созывал большие общие собрания миллионеров Монии — когда началась Вторая всепирейская война и после ее окончания.
Псойсу не подобало расспрашивать подчиненного о делах. Но тот не выдержал сам. Остановившись на одном из поворотов коридора, он сказал шепотом:
— Господин Псойс, состоится Совещание «мудрейших». Я думаю, мы начнем войну против Союза Коммунистических Государств.
— Не плети ерунды! — рявкнул Айт.
Свайн съежился и как-то недоверчиво, встревоженно глянул на старика. Айт почувствовал, что промахнулся. Может, Псойс был гораздо интереснее и отреагировал бы на такое известие иначе?.. Однако исправлять ошибку было бы еще хуже. Айт отпустил Свайна и зашел в пышные покои, которые отныне неизвестно на какое время должны стать ему добровольной тюрьмой.