– Понять замысел божий нам не суждено, – проговаривал заученную фразу священник, сдвинув округлые очки на кончик носа. Он держал в подрагивающих руках библию, раскрытую на случайной странице.

Белые стулья, аккуратно выставленные в три ряда меж ровных гранитных памятников, были заняты все до единого. Многие из пришедших проститься стояли, устремив задумчивые взгляды на священника. Неподалеку сгрудились работники похоронной службы в неприметных костюмах и тихонько что-то обсуждали. Их глаза то и дело возвращались к Герберту Форсу, который недвижимо сидел в инвалидном кресле и смотрел сквозь миры пустым взглядом. За креслом стояла невысокая старушка – Гретта Вудс, ежеминутно промокающая белую махровую салфетку в слюне Герберта, сочащейся из уголка его рта тонкой тягучей струйкой. Эта же салфетка впитывала в себя слёзы старушки и пробегалась по кончику её влажного носа.

– Господь ведёт нас за руку от рождения к смерти, – продолжал священник, – и только ему одному известно, как долго продлится этот путь.

Поодаль от святого отца стояла Анджела Трейд в траурном платье и чёрной шляпе с вуалью, закрывающей половину лица. Она прижимала к себе рыдающего Джейсона, который пытался вырваться из её рук, облачённых в чёрные перчатки, и броситься к маме.

Священник смачивал высыхающие губы кончиком языка. Пот мелкими каплями выступил на его лысине, обрамленной остатками седых волос, а голос едва заметно подрагивал.

– Слетел с катушек и прибил жену… – шепнул один из могильщиков, вытягивая тугой сигаретный дымок. – И ребёнка чуть не убил…

Пара коллег многозначно кивнула, остальные молча закурили.

– Но мы не вправе судить или оправдывать его, – священник прикрыл библию, что послужило знаком, призывающим посетителей церемонии приблизиться к гробу с покойной и попрощаться, – ведь Бог, которого дано понять, – уже не Бог.

Анджела Трейд подвела Джейсона ближе, принимая из рук Лютера букет белых орхидей. На глаза навернулись слёзы, и она подняла руку, удерживающую Джейсона, чтобы достать платок. Сжав кулаки, Джейсон исподлобья глядел на отца. Гретта подхватила в одну руку стойку с капельницей, а другой подтолкнула кресло, парализованный Герберт при этом едва не выпал из него. Голова мужчины повисла, уткнувшись подбородком в грудь, а правая рука слетела с колена. Он с неимоверным усилием поднял оживающий взгляд на лежащую в гробу Дженнифер.

– Д… жен… ни-и-и… – лёгочным хрипом слетело с его обезвоженных бледных губ.

Слёзы тяжело поползли по щекам Герберта, и его лицо приняло обыкновенно-отсутствующий вид. Среди присутствующих пробежал шёпоток отвращения.

Гретта положила цветы на грудь Дженнифер и, с трудом развернув кресло, задела подножкой одетого в неброский чёрный костюм мужчину средних лет.

– Позвольте, я вам помогу, – с едва заметным немецким акцентом проговорил он и, не дожидаясь одобрения, взялся за ручки.

– Вы знаменитость? – удивлённо спросила старуха.

– Простите?

– У вас голос, как у моего мужа, – улыбнулась Гретта, забыв, что находится на похоронах, и снова переключившись на мирок своих грёз, – а мой муж был знаменитостью.

– Боюсь, что нет. Я знаменитость лишь в узких кругах.

– Но всё же знаменитость! – Гретта просияла. – «Возьми моё сердце и, пожалуйста, не разбивай его…» Это ведь ваша песня?

– Вы меня не совсем правильно поняли, миссис…

– Мисс Вудс. Я мисс и никогда не была замужем, – продолжала улыбаться Гретта.

– Я расследую… Трагедию в семье Форсов. Я детектив. Вас невозможно застать дома…

– Детектив? – разочарованно протянула Гретта. – Мой муж тоже был детективом. Погиб на одном из секретных заданий. Пусть земля ему будет пухом. И вы тоже погибнете. Бросите старую женщину на произвол судьбы.

– Хотелось бы надеяться, что нет. – Детектив остановил кресло и посмотрел в глаза Герберта. – Вы ведь не позволите мне скончаться от старости, распутывая это дело, мистер Форс? Я рассчитываю на вас.

– Он вас не слышит, стал совсем плох от горя.

– Он меня слышит и прекрасно понимает, да и плох он стал далеко не от горя. – Детектив осмотрел бинты, перевязывающие голову Герберта. – Мисс Вудс, возьмите визитку и, как только сможете, позвоните мне. Хотелось бы услышать, как вы нашли Джейсона.

– Ой, это не столько моя заслуга… – Она взглянула на визитку. – Детектив Маркус Кёнинг! У вас необычное имя. Вы знаменитость!

Старушка прижала визитку к груди и снова засияла.

– Был рад с вами познакомиться. – Детектив в первый раз улыбнулся и скрылся в толпе покидающих церемонию людей.

– Эй, Джейсон, – Анджела постучала в дверь, – тут детектив пришёл!

– Не хочу его видеть.

Снизу послышался приглушённый бас.

– Но он уже здесь, – как бы извиняясь, произнесла она. – Может, всё-таки спустишься?

– Если ему это так нужно, пусть сам поднимается.

Заскрипела лестница, и послышалось сухое тяжёлое дыхание детектива. Раньше я его не замечал. Кажется, у него не всё в порядке с лёгкими.

– С вами всё хорошо? – спросила Анджела, глядя на побледневшее лицо детектива. – Может, вам воды?

– Спасибо, не люблю воду, – скривился он и шагнул в комнату, бегло окидывая её взглядом. – Вижу, играешь в бейсбол? Твоя бита?

– Это Лютера. – Она убрала биту.

Детектив подошёл ко мне и наклонился к окну. Я услышал едва уловимый посвист его вдохов.

– Отсюда хорошо виден твой дом. – Он повернулся к Анджеле. – Точно ничего не видели в тот день?

– Это комната мужа, она обычно пустует.

– Ах да, простите, я забыл. – Он повернулся ко мне и впервые протянул руку. – Трудно добиться твоей аудиенции.

Я пожал её с такой силой, с какой только мог. Шрам жутко взвыл. Я улыбнулся, представляя, что эту боль чувствует и он.

– Ну что, может, присядем? – Он развернул ко мне стул, а сам уселся за письменный стол. – Надеюсь, ты вспомнил какие-нибудь подробности?

– Джейсон рассказал вам уже всё, – сказала Анджела из дверей.

Детектив повернулся к ней, и ремни его наплечной кобуры коротко скрипнули.

– Знаете, а всё же принесите мне воды. С лимоном и сахаром, если вас не затруднит. – Он дождался, пока она спустится. – Уверен, ты и сам можешь отвечать на вопросы.

– Мне нечего сказать.

– Тогда начну я. – Он достал ручку и пододвинул к себе мой дневник, открывая чистую страницу. – Позволишь? Итак, в тот день ты проснулся… Во сколько?

– Часа в три, я же говорил уже. – Детектив сделал пометку, держа дневник на весу обложкой ко мне.

– Ты спустился вниз по лестнице. Увидел что-нибудь необычное?

– Ничего.

– Ни-че-го-о-о, – протянул он и снова что-то написал. – Обед. Ты сидел напротив отца, мама по правую руку ближе к кухне. Во что они были одеты?