– По глазам вижу, что-то замыслили. – Мама вернулась с плошкой салата.

– Да вот со Стеном решили мячик по полю покатать, – сообщил отец. – Ты не против, если Джейсон присоединится к нам?

– С каких это пор ты начал ходить на поле? – Мама наклонилась ко мне. – Узнаю, что снова хулиганили, – в нос получишь. Оба получите.

– Успокойся, мы завязали, – отшутился папа и отправил в рот кусочек мяса. – Всего лишь опробуем дальность новой клюшки. – Он наклонился ко мне и шепнул на ухо: – Потренируемся на окнах миссис Вудс.

– На каких ещё окнах? – Теперь мама по-настоящему была недовольна. – Она несчастная женщина, пережила такое горе! Так, всё, чтобы я больше этого не слышала.

– Я пошутил, дорогая, – в милой улыбке расплылся отец и поцеловал её в щёку. – Мы немножко поиграем на поле, хорошо?

– Ладно, но никаких окон, мальчики, – смягчилась мама. – Следи за ним, Джейсон.

Отец указал взглядом назад – за спинкой стула он держал правую руку с загнутыми в крестик пальцами.

– У меня есть предложение, – шепнул он, – если с трёх ударов собьёшь флюгер с крыши нашей милой соседки, то я неделю буду мыть посуду. В противном случае она твоя.

– Флюгер?! Но он же высоко, это нереально! – воскликнул я.

Лицо отца трижды поменяло выражение. Первое было явным испугом. Второе не могло означать ничего другого, кроме: «Господи, Джейсон, какой же ты идиот!» А вот увидев, как его лицо изменилось в третий раз, я понял, что он что-то придумал.

– Герберт! – в ярости вскрикнула мама и пронзила его взглядом.

– Так, Джейсон, давай быстрее… Захвати мою сумку! – сказал отец и начал подталкивать меня к двери.

– Ты ничего не забыл? – спросила мама всё ещё сердитым голосом. За моей спиной раздался громкий «чмок». Отец поцеловал маму.

Я выволок сумку с клюшками во двор и поставил перед ступеньками, а затем вернулся назад. Отец спускался с лестницы, накидывая лёгкую куртку. Он подошёл к столу, схватил ещё горячий пончик и надкусил его, говоря с набитым ртом:

– Вешером мы шобиралишь шходить порыбашить на каньон. Позвони Анджеле, Лютер идет с на… – вдруг он умолк на полуслове, уставившись в стену. Его челюсть медленно опустилась под собственным весом, демонстрируя непережёванную пищу.

– Куда идет Лютер? – Мама взяла его за руку. – Дорогой, что с тобой?

Он медленно, словно не по своей воле, перенёс на неё взгляд и выронил надкусанный пончик на пол. Его зрачки вдруг потускнели, а затем и вовсе стали бесцветными. И тут я заметил в его руке столовый нож. Он крепко сжимал его, даже не пытаясь спрятать.

– Отец! – ринулся я в его сторону, однако мама тут же оттолкнула меня. Она намного раньше осознала, что происходит.

– Беги отсюда, Джейсон! – выкрикнула она, преграждая ему дорогу, прежде чем он, схватив её левой рукой за ключицу, вонзил нож в горло, разрывая кожу. Из повреждённой плоти что-то брызнуло мне на лицо.

Я провёл ладонью по щеке и обмер, уставившись на свою дрожащую руку. Это была кровь. Тёплая кровь моей мамы.

Сон. Это, конечно же, сон.

Я не сразу понял, что изо всей силы щиплю себя за плечо. Опять. Это и спасло меня – согнутая рука приняла на себя удар, который должен был оборвать и мою жизнь. Боль пришла не сразу. Я не заметил, как отец оказался возле меня, всё происходило точно в замедленной съёмке, и только ткнувшийся в кость нож вывел меня из оцепенения. Я со страхом посмотрел на отца и застонал от боли, увидев на полу, в луже собственной крови, умирающую маму. Она протягивала ко мне свою окровавленную руку, пыталась что-то сказать, но наружу вылетали лишь всхлипы, а из пореза на шее толчками била кровь.

Я с плачем бросился на отца, собираясь сбить с ног. Но что я мог сделать обезумевшему человеку, который минуту назад убил собственную жену? Вся эта затея оказалась ошибкой. Он отшвырнул меня на стул с такой лёгкостью, что я с силой сшиб его спиной и, перекрутившись, ударился головой о тумбу. С трудом привстав, я кинулся к выходу.

Отец схватил меня за шею, перепачканная кровью мамы рука соскользнула вниз, и пальцы ухватились за шнурок ключа. Он крутанул кистью, наматывая его на кулак, и приподнял меня над полом. Я смог поймать сжимавшуюся петлю лишь одной рукой, вторая не слушалась. Мы тянули шнурок в разные стороны, он не выдержал и лопнул, одна его половина с жужжанием обожгла мой кулак. Ключ зазвенел по кафелю. Падая, я безуспешно попытался смягчить удар правой обмякшей рукой и с высоты собственного роста впечатался в пол скулой. Кожа лопнула, обдавая белую плитку кровавыми брызгами. Сознание померкло на мгновение, по истечению которого я обнаружил себя несущимся по коридору. Онемевшая от боли рука болталась где-то сбоку, цепляясь за всё вокруг. Кровь багровым потоком бежала по предплечью, струилась с кончиков неподвижных пальцев, и я чувствовал, с какой бешеной силой она вырывалась наружу в месте пореза.

– Запомни моё имя, Джейсон, я все исправлю… – звучал тот же сдвоенный голос за спиной. – Сти…

Я заорал, лишь бы не слышать имени, точно его звучание могло меня убить, и пулей выбежал на улицу. Дверь, уже успевшая закрыться за мной, с шумом распахнулась, и я почувствовал его голодный взгляд у себя на спине. Прекрасно понимая, что при желании он с лёгкостью меня догонит и закончит начатое, я побежал быстрее, стараясь расслышать через собственный плач топот его ног, но не слышал ничего. То ли он попросту медлил, то ли старался двигаться тихо. Не оглядываясь, я пробежал два квартала.

Герберт, по-прежнему сжимая окровавленный нож, бросился вслед за Джейсоном, толкнул дверь, но что-то заставило его остановиться, не позволяя сдвинуться с места. Он обернулся и увидел, как на кухне забилось в судорогах безжизненное тело Дженнифер.

– Самое время подниматься, – хмыкнул Герберт, – он ушёл.

Дверь медленно затворилась.

Дженнифер распахнула бесцветные глаза, воспарила над полом и опустилась на ноги. Она подошла к обеденному столу, взяла висящее на спинке стула белое кухонное полотенце и медленно начала промокать всё ещё кровоточащую рану на шее, глядя через окно в спину убегающему Джейсону.

– Потрудись объяснить, что ты только что сделал. – Эклс вернулся вглубь комнаты, свернул побагровевшее полотенце и положил на столешницу. – Убил Дженнифер и даже не дал её координатору ей ничего объяснить. Это не вопрос морали или моей жалости. Это план. Человек не может уйти из жизни просто так, по твоей прихоти. И где она, по-твоему, сейчас? В каком из миров? Чьё место заняла? Глобальный план какого слоя нарушила своим появлением? Ты видишь это? Можешь исправить? Нет. Ты подчинил себе чужого подопечного. Вправе ли ты это делать? Снова нет. Тогда какого рожна ты себе позволяешь?

– Теперь видишь, насколько истовые координаторы бесхребетны? За прошедшие в этом цикле пятнадцать лет без привычного глобального плана они не предприняли ничего, пустили всё на самотёк. У них даже не хватило ума остановить меня, ведь на то не было твоих указаний. – Стивен одёрнул свой кремовый пиджак и подтянул галстук, а затем двумя пальцами аккуратно достал из нагрудного кармана алый платок, в который завернул нож и положил во внутренний карман. – Вся твоя система заботы о человечестве соткана из ошибок, и главная среди них – ты. Твоя привычка ставить всех вокруг в известность относительно своих решений рано или поздно должна была сработать против тебя. Только что Герберт ранил сына и убил жену, боюсь, это зрелище сильно повредило его рассудок, скоро он станет нам неподвластен. Как же ты дальше намереваешься отслеживать движение идеи Джейсона? Не хочешь посвятить меня в свои новые планы?

Стивен расхохотался. Теперь он снова стоял в одежде Герберта.

– Жестокость – человеческая черта, Стивен. Ребёнок до конца будет чувствовать эту утрату. Мой глобальный план к нему был более гуманным.

– Ну так сотри эту эпоху, запусти её заново, как задумал. Ой, подожди, ты же не можешь этого сделать, идея-то до сих пор не исключена. – Стивен наклонился и поднял с пола ключ, силой сорвал с него остатки шнурка. – Знаешь, я должен тебя поблагодарить. Не разболтай ты мне о своих намерениях, я бы, скорее всего, не так скоро сообразил, как лишить тебя рук.