Посвящается моим родителям – Николаю и Галине Горшковым.
Ну да, конечно, господь бог неподражаем…
…Господь бог – просто шутник.
Большой шутник, он создал не мир,
А какую-то комическую оперу,
В которой стеклянный шар живёт дольше, чем ты.
Славный мир и во главе поистине первоклассный бог.
Стивен Кинг «Мёртвая зона»
…Как некий демон,
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу – воздвигнутся
чертоги…
…Мне всё послушно, я же – ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
сего сознанья…
Александр Пушкин «Скупой рыцарь»
Но Бог, не так он прост, чтоб написать:
иди туда и сделай то и то-то.
Ты сам едва ли был бы рад
сыграть марионетку-идиота.
Рэй Брэдбери «Я – мой главный труд»
Наука вошла в ту фазу, когда она… подтверждает, прямо или косвенно…ряд положений религии.
Наталья Бехтерева «Магия мозга и лабиринты жизни»
Предисловие
Человек во все времена стремился познать мир вокруг себя и свою роль в нём. Он задавался вопросами и на пути поиска ответов наблюдал, исследовал, открывал, однако каждая разрешённая проблема ставила новые, более трудные задачи. История нашей цивилизации – нескончаемая игра в загадки с мирозданием, череда сменяющих друг друга суеверных представлений о природе жизни, впоследствии принявших форму религиозных и философских учений, на смену которым пришло научное познание. Игра, когда-то давно запущенная нашим предком, задавшим простой вопрос: «Зачем мы здесь?» Поиск ответа на эту первую загадку привёл нас сюда, в настоящее, путь в которое вымощен открытиями многих, но далеко не всех тайн мироздания. Кто знает, сколько ещё предстоит пройти по этому пути, прежде чем мы приблизимся к знаниям, необходимым для понимания сущности бытия. Одно известно точно – путь этот замкнут и бесповоротно приведёт человечество к точке старта. Наши потомки наконец получат ответ на вопрос далёкого предка. Нам же самим остаётся лишь принять непостижимость истины. Она недоступна для нас, но откроется им, если мы будем задавать правильные вопросы, если сумеем понять, что мы – лишь первая бабочка из старой персидской притчи:
«Три бабочки, увидев пламя свечи, принялись рассуждать о природе огня. Одна, подлетев к пламени, вернулась и сказала: «Огонь светит». Другая подлетела поближе и опалила крыло. Прилетев обратно, она сказала: «Он жжётся!» Третья, подлетев совсем близко, исчезла в огне и не вернулась. Она узнала то, что хотела узнать, но уже не смогла поведать об этом оставшимся. Получивший знание лишается возможности говорить о нём, и потому знающий молчит, а говорящий не знает»[1].
Эту книгу нельзя назвать поучительной, но я надеюсь, что вашего интереса хватит, чтобы долететь до конца, что, прочитав её, вы найдёте для себя какую-то истину и сможете поделиться ею с другими. Эта история об истине и о том, как её порой сложно бывает найти.
Прежде чем вы приступите к прочтению первого эпизода, познакомьтесь с прологом, состоящим из трёх «бабочек», каждая из которых подлетает чуточку ближе к правде, чем предыдущая. Прислушайтесь, как они порхают, и они помогут вам понять подоплёку происходящего.
Пролог
Первая бабочка: Причина
Дети всегда любили играть со спичками и продолжали делать это, пока кто-нибудь из них не обжигался. А как только это происходило, они понимали, что это не такое уж и безопасное занятие. Такова человеческая природа. Сейчас люди слишком заигрались в науку, и хоть она всё ещё не предоставила им серьёзного урока, рано или поздно кто-нибудь обожжётся и на этом. Я бы не заговорил на эту тему сейчас, если бы не был точно уверен в том, что искорка уже отделилась от серной головки и летит в глаз ничего не подозревающего ребёнка. Но почему-то мне кажется, что в этот раз никто и не подумает останавливаться, а наоборот, захочет во всём разобраться, предпринимая всё новые и новые попытки. Пока ещё не стало слишком поздно, я возьму на себя смелость схватить нерадивое дитя за руку, не дав ему открыть эту маленькую коробочку, которая на самом деле является чем-то большим, нежели просто умело склеенным куском картона. Если бы я знал с самого начала, что своими исследованиями открываю не только направление, в котором будет суждено двигаться науке, но и ящик Пандоры, то никогда бы не стал учёным. Мне остаётся только тешить себя тем, что я всего лишь приподнял крышку и её ещё не поздно захлопнуть, придавив чем-нибудь тяжёлым. Часть своих архивов я уничтожил, но мне, к сожалению, не под силу избавиться от того, что по своему безрассудству я передал человечеству. Теперь я могу только уповать на ваше понимание, поэтому прошу вас прекратить все исследования эфира[2], стереть всё уже сделанное в этом направлении и никогда, слышите, НИКОГДА не возвращаться к тому, что уничтожит всех вас. Меня оно уже уничтожило. Я бы хотел сказать: «Пусть вас не пугает вид моего тела», но это не тот случай. Пусть он вас пугает, вы должны бояться, должны знать, что будет, если продолжите движение тем же курсом. Прошу вас ещё об одном. Как только найдёте то, что от меня останется, – тут же сожгите вместе с помещением. Опасно может быть не то, что вы увидите, а то, чего не заметите.
Альфред Лейндж
Вторая бабочка: Протест
Дрожь тела, связанная с резким выбросом адреналина, утихла в тот самый момент, когда шестицилиндровый двигатель яростно взревел под капотом. Теперь жизнь его жены и ещё не родившегося ребёнка была в его мокрых от пота и скользящих по рулевому колесу руках. Он знал – им не успеть. До ближайшей больницы двадцать минут езды. Однако рассказывать об этом жене было явно не самой лучшей идеей. Напротив, он хотел сделать всё возможное, чтобы её успокоить, хотя знал, что она и сама всё прекрасно понимает. От чувства безысходности, накатывающего периодическими волнами, страх становился просто невыносимым. И как он ни старался, ему не удавалось отогнать ужасные мысли о мёртвом младенце с обмотавшейся вокруг шеи пуповиной, истекающей кровью жене, захлопывающейся перед его лицом двери отделения реанимации, докторе, говорящем: «Если бы вы приехали минутой ранее, её и ребёнка удалось бы спасти».
– Не волнуйся, дорогая, всё будет хорошо. Потерпи ещё немного, – скорее для собственного успокоения сказал он. – Скоро доедем, тебя примет самый лучший доктор. Вот увидишь. Я там всех на уши подниму. Дорогая? Малышка, не молчи, – севшим от волнения голосом проговорил он.
Развернувшись, он увидел, что его жена сидит, прислонившись виском к стеклу. Бледная. Неподвижная. Только тяжело поднимавшаяся грудь выдавала в ней жизнь.
– Держись, милая… Держись и ты, малыш, – промолвил он и до упора вдавил педаль газа.
Третья бабочка: Пришествие
Окраина Нью-Йорка встретила Отто воем ветра с непроглядной пургой. Снежные хлопья на лету оборачивались кашицей и тяжёлыми гроздями липли к запотевшим стёклам его очков, а раскисшая бесцветная масса разъезжалась под ногами, заполняя туфли ледяной водой, хотя он этого уже не чувствовал. Глядя на адресную табличку, он в очередной раз вынул из кармана блокнот. Озябшие пальцы не слушались, и ему никак не удавалось найти нужную страницу. Хмурый прохожий в рваном пальто задел его плечом. Записная книжка шлёпнулась вниз страницами прямо под ноги худосочному мужчине. Несколько ног втоптали книжку в талый снег, прежде чем Отто успел за ней наклониться. Чернила поплыли. Теперь ни о каких самостоятельных поисках не могло быть и речи. Старик сунул вздувшийся блокнот обратно в карман и, прижимая ладонями к щекам хлябкий воротник лёгкого плаща, заторопился к едва видимому сквозь снегопад кафе.
