Данте же впервые за долгие годы удивился, ведь шатёр населяли не только люди. Он думал, что безумная труппа — плод больной фантазии Маэстро, ведь если этот человек способен поднять такое великолепие в небеса, то, что ему стоит создать несколько гротескных тварей, для защиты своего любимого дома? Однако, в шатре присутствовало множество огромных жуков-музыкантов, людей с кожей цвета чистого льда, от них веяло морозом далёких горных хребтов. Ледяные люди в основном занимались скульптурой, у них выходили по-своему прекрасные математически и геометрически точные творения. Также кардинал смог отыскать глазами и противоположность столь сухим произведениям. Под сводами шатра находился больших размеров тканевый остров, населённый голубями. Они занимались живописью, их не пугали тяжёлые кисти и упрямые холсты. Картины их на первый взгляд производили впечатление хаотичной бессмыслицы, но это было ложное впечатление. Один только взгляд рождал сильнейший взрыв эмоций, они рвались на свободу! Данте сначала горько зарыдал, потом его разорвал смех, затем пришла подавляющая депрессия, которую сменила огненная ярость, плавно перетёкшая в бушующую ненависть ко всему на свете.
— Что… Что это было? — Данте отчаянно тряс головой, стараясь выгнать странное состояние прочь, у него это с трудом, но удалось. Когда кардинал пришёл в норму, он уже сидел за элегантным круглым столиком, напротив него сидел человек в маске. Лютера за столом не было.
Данте осмотрелся и понял, что он находиться под самым куполом шатра на огромном парящем ковре. Он не помнил, как сюда попал — нахлынувшая буря чувств отвлекла всё внимание на себя.
Кроме столика из цветного стекла и нескольких бокалов и бутылок на нём, на ковре стоял мольберт, поддерживающий подозрительный холст. Данте никак не мог понять, из какого материала он изготовлен. Сухой, но достаточно прочный, кое-где на нём проступали завитые узоры. Картина же не пестрила разнообразием цветовой палитры — только белый и красный. Оба цвета Данте смутили, как и само изображение, это была девушка в алом платье с бледным белым лицом, она склонилась над букетом роз. Картину рисовали неряшливо, линии не отличались ровностью и точностью, перспектива и анатомия нарушались повсеместно. Однако своего художник добился — полотно пугало, вызывало некий первобытный страх — ужас смерти.
— Вы льстите мне, магистр Данте, шедевр скромный награждая долгим взглядом. — С ноткой иронии сказал Маэстро и откупорил бутылку, прозрачная лиловая жидкость хлынула из горла в бокал и начала играть в бликах тусклого света.
— Материал. Меня интересует материал, никогда таких красок и холстов не видел.
— Воистину, сейчас невинно лжёте вы, материал знаком вам, это точно. Мы с ним не расстаёмся ни на миг. — Маэстро раскатисто засмеялся, Данте взяла дрожь.
Кардинал встал из-за стола и приблизился к картине, вблизи он смог внимательно её рассмотреть и в ужасе отшатнулся, под ещё более громкий смех хозяина шатра.
— Браво! Вы не глупы, и в этом суть, присядьте и отведайте бодрящей жидкости запретного плода. — Маэстро протянул онемевшему Данте бокал, кардинал рухнул в кресло.
— Вам не кажется, что это чудовищно? — Слов вежливее Данте найти не смог, молчать он тоже не смог и поэтому для смелости предварительно опустошил бокал, сидр взаправду оказался наипрекраснейшим, по телу разлилось расслабляющее тепло.
— Я чувствую, как дрожат ваши пальцы. — Медленно произнёс Маэстро, маска загадочно улыбалась, а голос её изменился, ушёл в глубину, как бы растянулся меж секундами. — Бояться вам не надо, в обители искусства не гонят за отличное от общего мнение, артисты умеют понимать. Вы не ошиблись, картина действительно нарисована на холсте из высушенной человеческой кожи. Алый цвет — кровь, но преимущественно из артерий, в других местах она темнее, а мне для композиции нужен был цвет максимально яркий. С белым цветом сложнее, я изготовил краску из толчёных зубов. Не представляете, как сложно в этом грязном мире отыскать белоснежные зубы. Крестьяне живут в грязи и не чистят их, а высшие слои общества помешаны на сахаре. — Последнее слово Маэстро произнёс с особенным презрением, он ненавидел сахар. — У них отвратительный чёрные скалы вместо зубов, все обвалившиеся и безумно хрупкие, я долго работал над этой картиной, я и мой друг.
— Люди выжили? Их не убили? — С надеждой спросил Данте и на всякий случай глотнул ещё сидра, Маэстро пренебрежительно отмахнулся.
— Право, недостатки у вас всё же есть, излишнее милосердие и самообман. Я слышу в голосе, как вы жалеете тех людей. Вам жалко три жизни, хотя вы отобрали много больше зазря. Я же творец, и заслуживаю право окунуться в безумие. Какой смысл в этой картине, если бы люди остались живы? Искусство, за которым ничего не стоит — беззубо и беспомощно. — Бокал в руке актёра лопнул, а лицо исказила издевательская улыбка.
Данте страшился взгляда маски, щели в ней были совсем тоненькие, он не мог даже различить цвета глаз.
— Я благодарен за спасение, но у меня есть вопросы. Первое, почему я? Второе, где Лютер? И третий, как ваше имя? — Сразу Данте поймал себя на мысли, что не в том он положении, чтобы хоть что-то спрашивать. Однако хозяин оказался милостив.
— Ха-ха! Я всё изволил ожидать эти три простых вопроса, в какой-то момент я даже захотел сам их себе задать, дабы разорвать завесу тайны хоть немного. Имени у меня нет, как и у любого в этом шатре. Имя — глупое обозначение, которое человек даже не сам выбирает. Имя не отражает сути, коверкает и вечно лжёт, а ложь я презираю. По сути, я — Маэстро, так меня и соблаговолите величать, милейший Данте. Насчёт же друга вашего простой ответ — он далеко отсюда, но встретиться вам скоро суждено.
— Он не друг. Наёмник. Союзник. Вероятно, временный. — Скромно добавил Данте.
— Неважно! — Отмахнулся актёр. — Вас заприметил я давно, клеймо незримое для многих сюда меня вело. Знак силы и проклятья, хаосом соединённый воедино — метка Шестиглазого лиса. Право, не стоит сейчас вам задавать вопросы, изволю я иметь свои каналы почти везде, где глаз находит цвет. Я к вам пришёл договориться, о сделке мне приятно с вами будет беседу провести, ну что, согласны? — Данте почему-то подумал, что в этот момент Маэстро должен был подмигнуть.
— Я толком о вас ничего не знаю…
— Не надо глупостей! Вы ж не раб смиренный! — Грубо перебил актёр. — Я спас вам жизнь и принимаю в доме, какое дело, кто я? Есть сила у меня, есть власть, а главное — есть ум, так что же нам о сделке то не сговориться? Я в качестве красивейшего жеста дозволю вам озвучить вашу цель, заветную мечту, ведь мы, товарищ, до безумия похожи. Живём единой мечтою, дышим ей. — Маэстро поставил бокал на столик и стал насвистывать до боли знакомую Данте мелодию…
— Выбора, у меня нет, как я понимаю…
— Не несите чушь, милейший, единое ваше слово и все дороги открыты. Выбор есть всегда. — Маэстро щёлкнул вельветовыми пальцами и Дженронимо положил на столик цветастую карту, с трудом развернув её своими неуклюжими, созданными убивать, медвежьими лапами. Данте бегло окинул пергамент взглядом. На старинной карте Иннир он отыскал не сразу. Крохотный островок королевства находился рядом с другим маленьким островом. Кардинал сразу узнал Аурелион и остальные острова великих художников. Кроме Иннира их было пять. — Куда не укажи — туда тебя доставлю. — Пропел Маэстро.
— Так или иначе, меня интересует сделка — Серьёзно начал Данте, стараясь смотреть собеседнику прямо в глаза. — сам по себе я уже мало чего стою. Вашей цели я не знаю, мне страшно представить, чего вы можете желать. Я же действительно живу единою мечтою — изменить жизнь людей Иннира к лучшему. Я обучался в академии Аурелиона, чтобы получить силу, дабы помочь людям, но там меня обманули, хотели сделать марионеткой. Я бежал. Служба в церкви тоже многого не принесла, я стал кардиналом, но не более. У них всё продаётся и покупается. Времени не было, братоубийственные войны измотали людей, в Массоре появилась страшная болезнь, что шагает по стране, оставляя за собой лишь трупы. Единственное решение, которое я увидел — начать всё с начала. Собрать людей и взять Аурелион. — Маска Маэстро буквально расплылась в удивлённой улыбке, а немой его взгляд говорил: «Взять обитель художников? Я слышу это от того, кто ещё недавно чуть не погиб от рук каторжников и бандитов? Вот что зовётся непомерными амбициями!» — Да, звучит глупо, но смысл есть! — Стал оправдывать сам себя Данте — Земли художников ломятся от изобилия, там нет болезней, а еды хватает на всех с лихвой! Вечное лето в стране, которая пугает неизвестностью. Я же там был, художники слабы, армии у них толком нет. Святое воинство с лёгкостью займёт эти земли. Я желал с помощью наёмников взять столицу, но допустил множество ошибок, и теперь я один, а со мной только сила Шестиглазого лиса. Разрушительная, спору нет, но её одной недостаточно, да и цена непомерно высока… — Данте замолк и стал жадно пить сидр, в горле разродилась настоящая пустыня. Маэстро слушал с огромным интересом, а на моменте об Аурелионской академии даже немного занервничал.
