Поэта возвели вторым, сквозь повязку он пытался кричать, но ничего не выходило.

Эдвард поднимался последним, ярости он получил больше остальных. Толпа с удовольствием бы разорвала Отравителя сама. Барон считал, что губит ненавистных церковников, но у многих из них были семьи, а некоторые были родом из Пассора и пустили корни там. На площади стояло не менее двадцати семей, лишившихся близких из-за барона. Его пожирали глазами вдовы и остатки родичей.

Пленников выстроили в ряд, и надели каждому на шею верёвку. На «сцену» поднялся любимец публики — непревзойдённый Палач. Ошибается тот, кто считает убийство простым делом. Палач — это уважаемая и тяжёлая профессия, к тому же внушающая людям страх и трепет. Никто кроме курьеров с едой и чиновников не осмеливается приблизиться к дому с красной крышей. Никто грубо не посмеет речь вести с девушкой в алом платье. Палач изучает искусство смерти, учится виртуозно играть её торжественную и пугающую мелодию. Многие годы практики уходят на то, чтобы обеспечить человеку мгновенную безболезненную смерть. Ещё больше времени нужно учиться правильно мучать жертву, а главное, понимать, когда толпа хочет развлечь себя агонией преступника.

Палач встал за спинами подсудимых, нависая над ними грозной тенью. Рейчел прокашлялась и развернула свиток, дабы огласить приговор. Тишина застыла в воздухе, а с ней и вместе с ветром пришёл туман. Он появился на вершине стены и двинулся по городу, поглощая улицу за улицей. Густой фиолетовый туман захватывал всё больше пространства.

Люди непонимающе смотрели на странное явление, а инквизиция не спешила трубить тревогу. Маги круга начертали на земле несколько защитных символов, но ничего не произошло, магия Индерварда не действовала.

Адриана Фэйт смотрела на город с самой высокой стены, рядом с ней валялось два убитых стражника и игральная карта, на которой огнём горела надпись — «Сонный туман». Картинки на карте не было, как будто она испарилась.

Туман добрался до площади и уже спустя минуту всякие звуки в городе утихли, все жители спали. Адриана закрепила верёвку на одном из зубьев стены и натянула на лицо пропитанную противоядием повязку. За три ходки ей удалось вытащить с площади всех обречённых на смерть товарищей. С виду хрупкая девушка с дьявольскими обсидиановыми волосами поднимала обмякшие тела, словно пух. Довольная своей работой она взглянула на лицо Аль Баяна, колдун сладко причмокивал во сне.

«Опять этот тюфяк влип в неприятности! Ещё и двоих новых идиотов-учеников нашёл… Всё Адриана, пора забыть этого неудачника и заняться делами. Доведу их до стены, а дальше пусть сами мучаются. Так или иначе, сегодня в этом городе будет красиво, надоедливые мухи достали посылать к нашим вратам свои святые воинства. Надоело! Пора платить!»

Она достала из кармана пучок травы и кремень с кресалом. Ей с первого раза удалось выбить искру и поджечь косяк. Адриана вдохнула дурманящий дым, глаза её начали безостановочно менять свой цвет. Обычно один глаз у неё синий, а второй карий, но наркотики сводят их с ума.

Адриана посмотрел вниз ещё раз, туман не пропадал. По её расчётам так должно было быть ещё две минуты, пора действовать. Девушка высекла на траву ещё несколько искр, и та загорелась сильнее. На этот раз курить она не стала, а бросила горящий пучок вниз. Огонёк коснулся тумана, прошла секунда, вторая, и в городе воцарился ад. Туман воспламенился и весь Пассор теперь горел, только стена стояла. Люди спали, беспомощные они не могли ничего сделать и были обречены умереть в огненной клетке. Адриана Фэйт смотрела на плоды своих трудов, она ненавидела врагов Аурелиона, всех без исключения, даже тех, кто об Аурелионе не знал. А что, вдруг они станут врагами в будущем? Зачем проверять, если можно сжечь сейчас? Всё ради цели, великой цели. Академия должна выстоять. Любой ценой.

Данте еле успел захлопнуть двери и опустить тяжёлый сосновый засов. Толпа ломилась в комнату, ударялась о неприступные ворота, как морские волны о скалы! Пришлось подпереть дверь креслом, накидать гору всяких других вещей, чтобы «гости» задержались ещё хоть чуть-чуть.

Кардинал отдышался и проверил карманы — пусто, хоть трость при себе. Бунт начался неожиданно, и это нормально, бунты так и начинаются.

В другом конце комнаты, под окном, сидел и чертыхался Лютер. Забаррикадировались герои в единственном пригодном и близком месте — в доме какого-то ханжи-купца. Такие особняки обычно велики и хорошо защищены по понятным причинам.

— Сколько их там под окнами? — Спросил Данте и обессиленный упал в мягкое кресло около обломков письменного стола: грабежи бесследно не прошли.

— Ну, смотри… — Начал наёмник, перезаряжая самострел, из которого он довольный палил по толпе. — В зелёных шапочках десятка два, ещё сорок в бордовых камзолах, дюжина в нарядах из петушиных перьев…

— Да плевать мне на их одежду! — Заорал кардинал. — Сколько человек, чёрт их дери, хотят меня вздёрнуть?!

— Когда последняя перепись населения была?

— Лет пять назад… Не помню, не я ей заведовал! — У Данте начался нервный тик, единственный глаз то и дело дёргался и менял цвет.

— Тогда крепись, нас все прибить хотят. Церковники под шумок перекупили мои войска, учатся мои птенчики. — Лютер пустил скупую слезу, его детки выросли и наконец-то научились предавать за деньги, он ими так гордился.

В самый эмоциональный для наёмника момент окно над ним разбил камень, а следом прилетела увесистая коровья лепёшка, которая упала прямо на голубую рубашку головореза, купленную им за тридцать золотых два дня назад. И кто это с окраины додумался тащить коровье дерьмо чуть ли не в центр города?..

Лютер мгновенно изменился в лице, закричал от ярости и стал палить из самострела по толпе, да с таким лицом, что некоторые люди убежали в страхе с площади. В конце концов наёмник откинул оружие, засучил рукава и выкинул в окно тяжеленую тумбу. Стража даже перестала зевать и попробовала подстрелить врага, но попала лишь в грудь и плечо. Лютер носил под красивой рубахой кольчугу — здоровая паранойя предохранила и хроническое косоглазие стражников предохранили его от верной смерти.

Тумба тяжело «выпорхнула» из окна и грохнулась на площадь, проломив бошки паре особенно слепых «штурмовиков».

— Ничего, хозяин, их там сотни две стоит, скоро ещё двери выбьют. — Наёмник снова спрятался под окном, вынимая стелы из тела. Задело сквозь кольчугу немного. Наёмник принялся пересчитывать болты в колчане. — Тридцать выстрелов, то есть останется убить ещё… сотня прибавить девять десятков…

— Сто девяносто, боги?! — Глаза у Данте вылезли на лоб — Чего им не хватало? Ну чего?! Еды всем дал! Денег? Дал! Земли? Дал! Говорил честно, от сердца! Репрессий почти не учинял. И что в итоге? Пара крыс из столицы перекупили солдат, и они снова с Отцом Настоятелем! А там он и поборы нечеловеческие вернёт, и всех несогласных спалит. Знаю я его методы! — Кардинал устал возмущаться, прикрыл глаза и потёр лоб пальцами, пытаясь унять жуткую боль в голове — Либо я что-то не так делаю, либо в Иннире живут исключительно узколобые идиоты. — Подытожил Данте. — Как твоих людей перекупили, союзничек?

— Да не знаю я как! — Закричал уже наёмник. — Я учил: брать всё, что дают, видимо, они слишком хорошо меня слушали, и как-то не так поняли… Мне-то не предлагали денег! Скажу больше — Лютер мельком выглянул в окно, во дворе дома появилось много его людей, они дружно желали маркграфу смерти, на лбе наёмника проступил пот — они меня тоже желают нашинковать и сварить заживо. Ты только не унывай, ты же колдун? Вот и спаси нас! Огненный ураган? А? Или, может быть, всё сметающая морская волна!

— А смысл? — Данте встал в поисках бутылки, в такой момент его мог спасти только крепкий алкоголь, а лучше, черно-дымная трава. — Нельзя получить власть просто убив всех! Кем править то? — Данте остановился и поднёс набалдашник трости к лицу, глаза серебряного орла молчали. — Да и не факт, что чего наворожить смогу. Магия — штука сложная, а силой Шестиглазого лиса лишний раз пользоваться чревато…