— И так было плохо, и этак стало нехорошо! — принимая от Челышева вахту, сказал Смолин. — Теперь голову в тулуп не запрячешь, а на звездочки поглядывать будешь — как бы бомба в тебя не попала.

На мостике усилили вахту зенитчики. Запасные расчеты получили распоряжение быть в полной боевой готовности. Наступившая ночь обещала немало хлопот экипажу и тем, кто находился на берегу, у причалов.

Ровно в полночь «Краснофлотец» в последний раз взял на буксир баржу. На ее палубе стояли танки — последние!

Пароход отошел. Где-то на корме запели: вначале один голос, потом к нему присоединился второй, третий. Песня росла и ширилась, ее слова, в которых воспевались величие и гордость матушки-Волги, уносились к заснеженным берегам, в ночные дали. Песня оборвалась внезапно. В старинный мотив влился отдаленный жужжащий вой моторов, и через несколько секунд между пароходом и фашистскими самолетами начался бой. Самолеты пришли с двух сторон, по два с каждой. В горячей схватке прошло не более десяти минут, но какими тяжелыми были они! Какое напряжение нервов и сил потребовалось от экипажа судна и бойцов! Сколько ловкости и хитрости пришлось применить Челышеву, чтобы спасти судно и баржу! Самолеты сделали три захода, но ни одна бомба не причинила вреда. На палубу и мостик долетели только мелкие ледяные осколки.

Два самолета пошли в новую, четвертую по счету, атаку со стороны кормы. Первый сбросил только одну бомбу, которая, взорвавшись между баржей и пароходом, перебила стальной буксир. Второй сбросил на палубу «Краснофлотца» несколько зажигалок. Искрясь и шипя, на носовой и кормовой палубах вспыхнули белые огни. К пламени бросились бойцы. В ход пошли песок, куски брезента, кто-то сгоряча к огню бросился с шинелью.

Самолеты ушли. На палубе стало тихо. Наступающую тишину пронзил звонкий девичий голос со стороны полубака:

— Ящики горя-ят!

К полубаку побежало несколько человек и первыми среди них — Можнов, старичок-механик Иван Матвеевич Рожнов и молодой кочегар Михаил Павлов. Яркое пламя с шипением лизало палубу, обвивало своими языками угол штабеля ящиков, где, размахивая полушубком, боролась с огнем Раиса.

Подбежавшие схватили верхние ящики, начали оттаскивать их в сторону. Угроза катастрофы миновала. Когда пущенная из брандспойта струя воды сбила с палубы последний огонь, на полубаке облегченно вздохнули.

К Раисе подошел один из командиров и, взяв ее за руку, взволнованно проговорил:

— Спасибо, девушка! О вашем геройском поступке не забудем!

Раиса ответила на пожатие и, показывая на Можнова, сказала:

— Я тут, пожалуй, ни при чем: если бы не Сергей Иванович, мне одной ничего бы не сделать. Он первый схватил горящий ящик и шинелью сбил огонь…

— Не я сбил, а Иван Матвеевич, — ища глазами старика-механика, ответил Можнов. — Я только шинель на ящик набросил, а на него со всего размаху налетел Иван Матвеевич, схватил ящик, точно в обнимку, и задушил шинелью огонь. Иван Матвеевич!

Старик не отозвался. Когда опасность миновала, он незаметно проскользнул в свою каюту. Грудь его горела. Он почувствовал нестерпимую боль еще в тот момент, когда прижал горящий ящик, но потом бросился к другим ящикам и о боли забыл.

В каюте Иван Матвеевич снял с себя куртку. Весь перед ее истлел. Сняв верхнюю рубашку, он испугался: серое полотно спереди было коричневым, словно к нему приложили громадный раскаленный утюг. Почти такого же цвета была и нижняя рубашка. Осторожно, закусив губу от боли, он снял и ее. Грудь была красной, с кое-где выступившими волдырями. Он долго смотрел на них и не сразу понял, что это следы металлических пуговиц его тужурки. Потом он понял и другое: своей грудью он затушил огонь горевшего ящика. Он понял, что в эту ночь сделал что-то большое и важное, — такое, что не делал ни разу в жизни.

Луч декабрьского солнца осторожно лег на край стола, зашевелился светлыми зайчиками на крышках коробочек, лежавших рядом. На «Краснофлотце» стояла торжественная тишина. Даже бойцы и командиры, занимавшиеся погрузкой, старались выполнять свое дело тихо и осторожно.

На носовой палубе, недалеко от стола, выстроился весь экипаж. К столу подошли член Военного Совета армии, представители штабов дивизий, начальник переправы. Один из командиров сделал знак правой рукой, и воздух наполнился торжественными звуками горна. Погрузка прекратилась.

— Товарищи! — полковник Субботин обвел взглядом шеренгу стоявших перед ним бойцов и командиров, застывших на своих местах. — Не в высоких и светлых залах Кремля собрались сегодня отважные представители славной семьи волгарей. Здесь, на фронтовых переправах бок о бок с воинами Красной Армии защищали они сталинградские берега и свою любимую Волгу. И здесь же, на фронтовых рубежах, Родина и фронт благодарят сегодня самых отважных и самых смелых из экипажа парохода «Краснофлотец». Их честный и самоотверженный труд, их инициатива, граничащая с геройством, обеспечили выполнение боевых заданий.

Полковник взял лежавший под одной из коробочек лист бумаги и прочел его. Капитан услышал свою фамилию, но дружный гром рукоплесканий заглушил слова полковника. Правда, Челышев уловил, что его фамилия повторилась еще раз, а потом в непрекращавшемся громе аплодисментов были названы еще две фамилии.

Полковник поднял руку и в наступившей тишине ясно и четко произнес:

— Челышев Федор Николаевич, капитан парохода!

Челышев вышел из шеренги и сделал несколько шагов к столику. Полковник ступил навстречу и, пожимая его правую руку, вложил в левую маленькую красную коробочку и орденскую книжку. Затем полковник вручил ордена старейшему члену экипажа помощнику механика Ивану Матвеевичу Рожнову, рулевой Раисе Челышевой, третьему помощнику капитана Сергею Ивановичу Можнову.

Когда коробочка и орденская книжка перешли в руки Можнова, когда стихли последние хлопки аплодисментов и снова наступила тишина, полковник обратился к экипажу, командирам и бойцам:

— Сегодня, — сказал он, — Красная Армия посылает свою благодарность маленькому коллективу из большой и славной семьи волгарей — экипажу парохода «Краснофлотец», который вместе с нами дерется на сталинградской земле с жестоким врагом. Хорошо деретесь, товарищи! Всем вам фронтовое от нас спасибо!

Полковник повернулся, поймал кого-то взглядом, и в воздух полились призывные звуки горна.

Погрузка возобновилась.

Н. И. Бахтин [15]

ОБНОВЛЕННАЯ ВОЛГА

Отгремели бои на берегах Волги. Сталинградцы дружно взялись за возрождение своего родного города. Это большое патриотическое движение возглавила городская партийная организация. Уже 13 февраля 1943 г. пленум горкома партии принял постановление «О задачах городской партийной организации в связи с полным очищением города от немецко-фашистских оккупантов».

Огромную заботу о восстановлении Сталинграда проявляли Центральный Комитет партии и Советское правительство. 4 апреля 1943 года Государственный Комитет Обороны принял постановление «О первоочередных мероприятиях по восстановлению хозяйства Сталинграда и Сталинградской области».

В городе была создана мощная строительная организация — «Главсталинградстрой», которая вела основные восстановительные работы.

Сталинград восстанавливала, как и защищала, вся страна. Из Горького и Иванова, Куйбышева и Свердловска, Иркутска и Ташкента, Ашхабада и Баку — со всех концов Советского Союза сюда шли эшелоны с машинами, строительными материалами, оборудованием, одеждой и продовольствием. По путевкам комсомольских организаций весной 1943 года приехало 10 тысяч юношей и девушек, готовых совершить еще один бессмертный подвиг — возродить славный город из руин и пепла.

Трудно приходилось сталинградцам: не было жилья — поставили палатки, приспособили подвалы, лестничные клетки. Пищу варили на кострах, как бойцы в походе. Бездействовал водопровод — ходили за водой на Волгу. Не работал городской транспорт. Была разрушена электросеть — пользовались фронтовыми гильзами-коптилками. Не досыта было и еды, не хватало спецодежды. Но только в одном, пожалуй, не чувствовалось недостатка — в работе. Город, превращенный в лагерь строителей, поднимался из руин. Ничто не могло сломить героического духа тех, кто пришел сюда повторить на лесах строек беспримерный подвиг защитников Сталинграда. Речники стали одним из отрядов славной гвардии строителей и сразу же взялись за восстановление разрушенного речного хозяйства.