Калистратов шагнул в сторону, пропуская девушку в лифт, и задумчиво хмыкнул, заметив, с каким самодовольным видом Катерина посмотрела в высокое, в пол, зеркало. Не похоже, чтобы она вообще могла испытывать неловкость. Если женщине полагалось содержать в себе изюминку, то в Леденцовой этого изюму было не меньше полкило.
Когда двери лифта бесшумно разошлись, Катька, покосившись на расстроенное лицо друга, наконец-то сжалилась. Ухватила юношу под руку и мягко улыбнулась:
— Антя, да не переживай ты так, всё будет путем. Она тебе нравится, да?
Калистратов закашлялся, а острый девичий локоток заботливо потыкал его в бок.
— Хочешь, мыло подарю?
— Не надо, — просипел Антон, подкидывая рюкзак, — говорил же… без этих штук обойдусь…
— Значит, нравится, — удовлетворенно сказала Леденцова и загадочно замолчала. Тошку ой как насторожили и это ее молчание, и по-лисьи хитрая мордаха, но не ругаться же с подругой по такому надуманному поводу?
До больницы они добрались быстро — всего-то пара кварталов ходу от академии, и Калистратов, открывая дверь такси, ойкнул, стукнувшись плечом. Леденцова, склонив голову, подозрительно оглядела друга и спросила:
— Кстати, а что у тебя с рукой было? Меня даже полицейский спрашивал.
— Давай, потом, — Тошка неловко вылез на взлетную площадку возле регистратуры отделения интенсивной терапии и рванул застрявший рюкзак. Холщовая ткань не выдержала, под ноги посетителям весело поскакали оранжевые фрукты.
— Снова здорова, — тяжело вздохнула Катька, вылезая следом. — То зажигалку в руках удержать не можешь, то продукты.
Антя молча дернул щекой и принялся подбирать апельсины. Хорошенькая санитарка в коротком белом халатике и белой же косынке с готовностью бросилась на помощь. К ней присоединилась пара сердобольных посетителей.
Катерина с видом великомученицы обогнула ползающее сообщество и, процокав каблучками к свободному окошечку регистратуры, сунула в прорезь Кирово разрешение.
— Ждите ответа, — произнес механический голос, и Леденцова, прислонившись к стене, стала разглядывать самый что ни на есть настоящий аквариум, в котором медленно наворачивала круги здоровая пучеглазая рыба.
— Что там? — запыхавшийся Тошка, прижимая к груди заботливо подвязанный рюкзак, зачем-то заглянул в прорезь, заглотившую документ.
— Велено подождать. Бюрократы…
Антя сморщился и с опаской покосился на санитарочку, тщательно трущую мочалкой подоконник. Запах антисептика витал в воздухе. Недавняя помощница то и дело из-под ресниц поглядывала на Антона.
Катерина смерила девушку задумчивым взглядом и, пихнув друга локтем, подмигнула:
— А если…
— Никаких «если»! — шепотом проорал Калистратов. — Ну как нас застукают без регистрации? Потом уже ни в жизнь не пустят!
Зеленая лампа над прорезью замигала, и на свет показался вожделенный пластиковый квадрат с мелкой надписью: «Удостоверение посетителя. Количество лиц – 2. Палата — 47. Время посещения — с 8 до 14, с 16 до 18. Действительно на время нахождения в больнице пациента dt347h. Целителе Пантелеймоне, моли Бога о нас».
— Вот видишь! — торжественно произнес Антон. — Вовсе не стоило прибегать ко всяким там низким хитростям, достаточно немного подождать!
— Зануда. А вот мне потерянное время дороже нравственных метаний. Веди уж… стратег.
Калистратов гордо вздернул подбородок и, толкнув высокую дверь, вошел в отделение. Впрочем, наслаждаться ролью ему пришлось недолго. Суровая медсестра в бледно-зеленом платье — высокая, статная и холодная, точно снег, — тут же остановила посетителей. Для начала отправила их в небольшую гардеробную, увешанную стерильными костюмами в пластиковых пакетах, а потом еще и сунула в руки Калистратову список разрешенных продуктов. С сожалением оставив две трети апельсинов в камере хранения, Антон мрачно пошел по коридору, путаясь в широких штанах и с завистью косясь на Леденцову, которая и в балахонистой одежде каким-то образом умудрялась сохранять кошачью грацию.
Здоровый мужик, мускулы которого не мог скрыть даже больничный костюм, поднялся со стула у двери в палату 47. Он долго и скрупулезно изучал протянутое удостоверение — Тошка даже подумал, что здоровяк, не иначе, карточку на зуб попробует; куда-то звонил, вполголоса требуя подтверждение, и лишь спустя четверть часа друзьям удалось, наконец, пройти.
— Ну и кордон, — фыркнула Леденцова, — точно в какой-нибудь цитадели…
— Что, простите?
Сидящая в кресле-качалке у окна пациентка подняла голову и удивленно уставилась на посетителей. Она была и похожа, и одновременно непохожа на девушку из видений. Черты лица её смягчились, влажные темные волосы были гладко зачесаны ото лба, а глаза — всё такие же карие и огромные — смотрели сейчас устало и печально. Тошка разглядел у девушки на коленях вчетверо сложенную газету.
— В-вот… — слегка заикаясь, произнес Калистратов, — это те… вам.
И аккуратно, будто стеклянную вазу, положил на стол бумажный пакет. — Тут фрукты. И кефир. Сказали, вам кушать надо.
— Спасибо, — серьезно поблагодарила девушка и отложила на широкий подоконник газету и карандаш. — А вы кто?
— Привет, — Леденцова прошла к креслу и протянула руку. — Я Катя. А он — Прынц. Ого! — брюнетка кивнула на газету. — Нонограммы? Обожаю такие разгадывать. У меня их батя знаешь как глотал? По нескольку штук за дежурство.
— Здравствуйте, — пациентка хлопнула пушистыми ресницами, отчего Антино сердце тотчас ухнуло куда-то в живот. — Меня Арсеной зовут. Ваш папа голодал? Простите…
Катька удивленно покосилась на Антона, а после залилась звонким хохотом.
— Чудная ты. Я ж иносказательно. Смотрителем он был в школе, вот и любил на досуге поразгадывать. Ой, совсем забыла!
И Катерина, покопавшись в сумочке, решительно извлекла на свет плитку шоколада:
— Вот. Витамины витаминами, но, на мой взгляд, сладости — лучшее лекарство для выздоравливающего организма. Гляди, «Маринка», самый лучший молочный шоколад!
Леденцова с видом фокусника повертела в руках лакомство с толстощекой русокосой девочкой на картинке.
— Спасибо, — Арсена осторожно взяла плитку и покосилась на всё еще мявшегося на пороге Тошку:
— А вы, Принц, что же не проходите?
Калистратов смущенно кашлянул и, направившись к креслу, тоже протянул руку. Кисть Арсены оказалась узкой и хрупкой на вид, а вот рукопожатие — неожиданно сильным.
— А вы теплый… — задумчиво сказала девушка, и Калистратову на мгновение почудилось, что под густыми ресницами плеснуло весельем. — Это странно, ведь сказок не бывает.
— В смысле? — не понял Антя.
— Так вы же принц?
— Вообще-то меня Антоном зовут.
Калистратов возмущенно посмотрел на хихикающую сокурсницу и вздохнул:
— А как вы себя чувствуете?
— Совсем хорошо, — девушка рассеяно потерла виски и нахмурилась: — А вы не знаете, где Лобов? Виктор? Ведь это больница? Мне так кажется…
— Лобов — врач? — Катерина вопросительно изогнула черную бровь.
— Стрелок.
Арсена закусила губу, чтоб не расплакаться.
Тренировочный полигон располагался в нескольких километрах от Туле, и, пока грузовик доехал до высоких ворот, курсанты успели насквозь пропотеть и вдоволь наглотаться степной пыли. Командир дал отмашку, и они, точно горох, посыпались с высоких бортов, бережно поддерживая новенькие бластеры в кобурах; бегом помчались строиться на плац, где уже ожидал их сержант. И не беда, что солнце над головами палит немилосердно, что песочного цвета флаг Каральены в безветренную погоду провис, будто тряпка. Всё равно в груди кипит смесь восторга и гордости, что она, Арсена, простая девчонка из провинции, смогла достичь таких высоких результатов. Учеба в военном училище далась нелегко, но девушка справилась, и успешно! Далеко не каждого откомандируют практиковаться на полигон Стрелков. Именно так, и с немалой гордостью именовали себя охранники звездолетов. Конечно, Стрелки — вовсе не элитные войска, но и не простые полицейские, контролирующие порядок в городах. В конце концов, любая служба Императору престижна и почетна. Так их учили.