— Ты, поэтишка, думал убить меня?

Кровь хлестала из раны. Алюций посмотрел за плечо Дарнела и сказал:

— Я — нет. Но он — да.

Дарнел развернулся — но опоздал. Лакриль Аль-Гестиан пропорол шею лорда шипом, высунувшимся из правого рукава. Вися на шипе, Дарнел умирал несколько секунд, плакал и плевал кровью, пучил глаза и болтал чепуху. Наконец он обмяк и свалился.

Алюций подумал, что все завершилось слишком уж быстро. Его будто обняли со всех сторон холодные руки. Он осел наземь. Его подхватил отец. Видя его побелевшее лицо, Алюций улыбнулся и сказал:

— Аспекты… иди в Блэкхолд…

Отец яростно затряс его, неистово закричал:

— Алюций! Алюций!!!

Где-то поблизости громко зашумели, раздался лязг, потом закричали испуганные люди. В памяти неприятно всплыл тот давний мятеж. Мир мутился перед глазами, но Алюций успел разглядеть, что небо над головой отца полно странных черных черточек — будто стрелы на Кровавом Холме. Вот еще одно неприятное воспоминание.

Алюций закрыл глаза и постарался изгнать из памяти неприятное и вызвать в ней лицо Алорнис, пока на камень порта вытекали последние капли крови.

— Канун зимней ярмарки, — обыденно нудным голосом произнес, брат Лерниал.

Он прибыл накануне вместе с женщиной эорхиль и с тех пор упорно молчал, сидел у огня и часами таращился на пламя. Инша-ка-Форна постоянно оставалась рядом, смотрела, напряженно ожидала.

Френтис стоял вместе с Иверном в толпе собравшихся командиров. Тот растерянно выговорил:

— Это же черт знает что. Седьмой орден прятался в королевской гвардии. И еще неизвестно где. Они могут оказаться где угодно!

— Аспект Греалин дал понять: у них много масок, — заметил Френтис.

— Греалин, — вздохнул Иверн. — Сколько же лжи они нагородили нам?

— Достаточно, чтобы уберечь нас, — сказал Френтис и вздрогнул.

Брат Лерниал пошевелил губами, Инша-ка-Форна помахала рукой Френтису — мол, подойди.

— Что случится в канун зимней ярмарки? — спросил Бендерс у брата.

Тот напрягся, стараясь сосредоточиться. На виске дрожала жилка, по лбу стекал пот.

— Варинсхолд, — произнес брат Лерниал. — Нападет лорд Аль-Сорна. Что-то… что-то случится.

— Его армия в Варнсклейве. Как такое может произойти? — спросил Бендерс.

Лерниал застонал, выгнул спину, медленно выдохнул и, совершенно изможденный, бессильно обмяк.

— Это все, — пробормотал он.

— Должно быть больше, — не унимался барон.

— Оставьте его, — свирепо глянув на барона, буркнула Инша-ка-Форна. — Это вредит ему. Сильно.

— Вы можете слышать мысли лорда Ваэлина? — тихо спросил Френтис.

— Только брата Каэниса, — помотав головой, ответил Лерниал. — Так проще. — Он устало улыбнулся. — Пробираться даже сквозь воспитанный дисциплинированный разум — нелегкий труд.

Френтис поблагодарил его и пошел совещаться с Бендерсом и Холлисом.

— Три дня до ярмарки, — напомнил барон. — Нет времени планировать. Я приказал своим людям нарубить деревьев для лестниц и осадных машин, но еще ничего не готово.

— Поэтому стоки остаются единственной возможностью, — сказал Френтис. — Мы знаем от рыцарей Дарнела, что аспекты Элера и Дендриш — в Блэкхолде. Может, с ними и аспект Арлен. Если на город нападут, у них нет шансов выжить. Я могу вытащить их.

— Гораздо важнее взять ворота, — указал Соллис.

— Но аспекты…

— Они прекрасно знают, что Вера временами требует жертв. Мы возьмем ворота, рыцари барона ворвутся в город, а мы двинемся к Блэкхолду.

— Мы?

— Брат, ты хорошо вел своих людей. Они верны тебе. Но наша верность друг другу — братская. Или ты не хочешь больше зваться братом? — сурово и тихо спросил Соллис.

— Я никогда не стану звать себя иначе, — покраснев от гнева, ответил Френтис.

— Значит, выходим на рассвете, — заключил Соллис и добавил: — Милорд барон, мы выйдем на рассвете. Тогда через три ночи мы подойдем к городу в темноте. Брат Френтис, отбирайте людей и будьте готовы.

Они пошли вдоль Солянки к Варинсхолду, цепочкой по берегу. Там было влажно и не поднималось предательское облако пыли. Для похода в стоки Френтис выбрал Давоку, Дергача и Тридцать Четвертого. Арендиль с Иллиан громко протестовали, оспаривали решение, но Давока сурово выбранила юную леди за капризность, а Бендерс отказался даже думать о том, чтобы выпустить внука из виду.

— Всегда будь рядом со мной, — сурово предупредил барон. — Если все пойдет как надо, еще до конца недели фьефу потребуется новый лорд.

После двух дней пути команда сделала привал в мелкой ложбине к югу от Солянки. До Варинсхолда оставалось рукой подать. Братья Соллиса обследовали местность вокруг — большей частью травянистые равнины и поля пепла на месте Урлиша. Братья вернулись с закатом и доложили, что воларцы больше не патрулируют равнину.

— Может, у них не осталось кавалерии для патрулей? — предположил Эрмунд. — Мы же перебили сотни их у отрога.

Люди улеглись, завернувшись в плащи. Было холодно, но костров не разводили, не хотели рисковать. Френтис остался наблюдать. Сам он решил не спать, как и в две предыдущие ночи, и ежеминутно боролся с изнеможением. Однажды он отключился прямо на ходу и, если бы не Давока, вывалился бы из седла. Лоначка сурово отчитала Френтиса и уговаривала поспать ночью. Он мотал головой. Ведь если сомкнешь глаза — обязательно явится та жуткая женщина.

— Брат, как думаете, завтра все кончится? — спросила Иллиан, присевшая в нескольких футах от Френтиса.

Она завернулась в плащ, взятый с мертвого воларца у отрога, и утонула в нем полностью — был виден лишь бледный овал лица.

«Такая юная и маленькая, — подумал Френтис. — И не поймешь, какая она на самом деле. Так никто не мог понять, кто же та женщина».

Разозлившись на себя за сравнение, Френтис отвернулся и шепотом спросил:

— Что кончится?

— Война, — подобравшись ближе, пояснила Иллиан. — Дергач говорит, она кончится всего-то за день. — Она грустно усмехнулась. — Дергач сказал, что на добычу купит себе дом терпимости.

— Миледи, я сомневаюсь, что в столице остался хоть один.

— Но мы-то справимся? Война закончится?

— Надеюсь, — ответил Френтис.

Странно, но девушка вдруг огорчилась и даже надулась, хотя такое в последнее время случалось все реже.

— И больше не будет рядом Горина. И Давоки. Арендиль уйдет править фьефом, Дергач — своим домом терпимости, а вы — в орден.

— А вы, миледи?

— Не знаю. Я понятия не имею, где живет мой отец — если его дом уцелел.

— А ваша мать?

— Когда я была маленькой, отец говорил мне, что моя мать умерла, — кисло ответила Иллиан. — А однажды я услышала болтовню служанок. Кажется, моя дорогая мамочка сбежала за море с капитаном, когда мне был всего годик. Отец выбросил из дома каждый клочок ее одежды и вообще все, напоминавшее о ней. Я не представляю, как она выглядела.

— Не все годятся на роль родителей, — заметил Френтис и подумал о своей семье, если ее вообще можно так назвать. — Какая бы судьба ни постигла вашего отца, его земли по праву — ваши. Я не сомневаюсь, что королева обязательно вернет вам земли и владения, как полагается.

— Вернет земли и владения, — задумчиво произнесла Иллиан и обвела взглядом поля пепла, голубовато-серебристые в лунном свете. — Разве это возможно сейчас? Столько всего разрушено. К тому же я не уверена, что хочу принять власть над руиной.

— Э-э, ведь вам, хм, нравится Арендиль, — осторожно высказался Френтис.

Она смущенно вздохнула.

— Да. Он такой милый. Думаю, когда-нибудь госпожа Алис найдет ему жену, привычную к светской болтовне с привилегированными болванами, красивым платьям и балам. Я к такому вряд ли когда-нибудь привыкну.

Она покопалась в складках плаща и вытащила арбалет, крепко сжала ложе.

— Я рождена для этого. Брат, я рождена для ордена.